«Ныне профессору восточных языков в
Берлине г-ну Петрашевскому мы обязаны новым переводом первых пяти книг
Зенд-Авесты на польский язык. Его основательные доказательства и
постановка подлинника с переводом в параллель на одной странице ясно
убеждают нас, что мнимый зендский язык есть родовой или исходный и
для санскритского, и для славянского, но самое большее его сходство с
польским, преимущественно пред всеми славянскими наречиями, что
замечает и сам переводчик. Этот источник есть теперь богатый родник
для славянской истории», - писал в 1854 г. русский ученый Егор
Классен (переизд. 2000 г.). И действительно, именно польский язык –
единственный, сохранивший древнеславянские носовые гласные (ен-),
трансформировавшиеся в нашем языке, отчего, например, вызывает
сложности отождествление летописных вятичей с античными венетами,
антами, городом Вантитом арабских географов. Петрашевским указано, что
среднеперсидское Зенд-Авеста - должно произноситься как Зендашта.
Среди филологов давно идет спор, где могла
находиться Арьянам Вайджьо – священная страна Арийского предания? Ищут
ее в Хорасане, на Амударье, в Приаралье. Между тем, поискать ее стоило
бы поближе – не дальше Калининградской области.
В СССР не особенно приветствовалось
утверждение, что местом складывания индо-германского языка,
говорившего оным народа – являлась территория России. За это – не
долго было и заработать обвинение в «пропаганде фашизма»… Максимум,
что дозволялось ученым, это переместить ее в Сев.Причерноморье, в
границу УССР [см. «История Европы», 1988, т. 1-й, гл. 5-я] – ибо
украинцам (не смотря на черноглазие) быть истинными арийцами не
запрещалось. Хотя все иные гипотезы, рассматривавшиеся в науке [см.
там же], исключали требование, указанное Владимиром Георгиевым –
необходимость очень долгой, многотысячелетней лингвистической
изоляции, для формирования уникальной индоевропейской флексивной
структуры. Такую же структуру имеют семито-хамитские языки. Но в них
флексия («изгиб») происходит внутри корня, а не в аффиксе; т.е.
субстратным у семитов должен был быть агглютинативный
полисинтетический язык - где изменение формы осуществляется вставкой
слога (таков язык басков, индейские языки), а у арийцев –
агглютинативный приставочный (как тюркские и дравидийские), где оный
служит аффиксом.
Лингвистические материалы, по которым
реконструировалась индогерманская общность, достаточно определенны. «Система
праиндоевропейских личных имён, удивительно мало связанная с религией,
но многочисленные типично эпические элементы (в частности, с корнем kleu-),
говорит в пользу того что именно эпос, пусть в своих ранних формах,
был основным выразителем мироощущения праиндоевропейских племен» [А.И.Зайцев "Праиндоевропейские истоки
древнегреческого эпоса", в "Проблемы античного источниковедения",
М.-Л., 1986, с.97]. Еще Адальбертом Куном в позапрошлом веке были
выделены общие риторические фигуры «неувядающей славы», «славы
мужей», сохраненные гомеровским эпосом и, с другой стороны –
включенные из более древнего эпоса в ведийские гимны богам. Они же
присутствуют в древнеславянских аристократических – сложносоставных
именах, несущих частицу слав-. Образы рек, текущих по небу, имея
продолжение на земле, присутствующие в индийских и персидских
памятниках, не могли быть созданы на современной их родине – им место
было на Русской равнине [см. там же, с.с. 98-100]. Вывод
филолога-классика – о южнорусской родине арийцев, основанный на
археологических исследованиях А.А.Формозова и исторических М.Джимбутас,
нуждается лишь в корректировке со стороны исторической географии. В
прошлом - граница степи с лесом проходила много севернее современной
[Л.С.Берг «Климат и жизнь», 1947, с.48 и дал.].
К индоевропейскому протографу в греческой
религии восходят, по предположению Адальберта Куна, не рассказы о
приключениях громовержца-Зевса, столь широко известные, но - миф о
похищении огня Прометеем [А.И.Зайцев "Греческая религия и мифология",
М.-СПб., 2005, с.25, ссылка].
***
Между тем еще Шахматовым, на чисто
филологическом материале, индогерманская родина локализовывалась к
востоку от Балтики – на теперешних землях Господина Вел.Новгорода.
Этой гипотезы держались Владимир Визе, Сергей Толстов, Светлана
Жарникова, из зарубежных ученых – Фритьоф Нансен, Рональд Фрай,
Сунити-Кумар Чаттерджи, Антуан Мейе и др.. В 70-х годах правоту ее на
топонимическом материале показал литовский физик Сейбутис: часть
литовской и латышской топонимики восходит ко временам, когда народы,
следующие за отступающим на запад – в сторону источника атлантических
осадков Ледником, лишь заселяли край, ландшафтные его особенности –
были иными, отсутствующими ныне [см. Жданович «Гиперборея», Минуты
Века, №1, 2008]. Еще ранее филологами отмечались особенности балтских
языков – делающие эти языки, с их зрелой структурой но очень архаичной
лексикой, ближайшими родственниками индо-иранских языков, в частности
санскрита – искусственного, «книжного» языка Древней Индии (по мнению
В.Петрова, литовский язык стоит ближе скифскому, даже нежели
осетинский).
Т.Я.Елизаренковой и В.Н.Топоровым в
сборнике «Индия в Древности» [1964] опубликована статья «О
древнеиндийском Ушас и ее балтийском соответствии». Для дальнейшего мы
воспользуемся ее наблюдениями. В старославянском языке весна зовется
Яро – словом, несущим очень древний корень, обозначавший не только
время года, но и сторону Солнечного восхода, сохраненный в языках
centum: в имени немецкой Фрейи, лат.
Ver,
греческ. Ирис [см.: С.А.Гедеонов «Варяги и Русь», 2004, с.с. 245-246],
возможно также Геры, лишь относительно недавно данной в «супруги»
Зевсу, до того являясь самостоятельным божеством [Зайцев, 2005, с.83].
Глагол расти был некогда очень продуктивным, образовав такие
существительные как рожь, руда, зрение, радость, вострый, ярость,
то же утро (юстро). Божок с образованным от него именем
очень хорошо передает функциональный смысл: «Ярила представлялся
молодым, красивым, разъезжающим на белом коне, в белой мантии, с
венком из цветов на голове; в правой руке он держит человеческую
голову, а в левой – снопик ржаных колосьев. …В обрядности великорусов
культ Ярила отложился преимущественно своей фаллическою стороною, как
бога «припекающей» стороны солнца» [Н.С.Державин «История
Болгарии», 1945, т. 1-й, с.129]. Ярило – это «быстро
распространяющийся весенний свет или утренний солнечный свет,
возбуждающий растительную силу в травах и деревьях и плотскую любовь в
людях и животных, потом юношескую свежесть, силу и храбрость в
человеке. Отсюда следует, что Ярило, как божество, должно быть богом
произрастителем и покровителем животных, растений, богом силы и
храбрости» [Ефименко, см. А.С.Фаминцын «Божества древних славян»,
СПб., 1884, т. 1-й, с.220].
Но тем не менее, в русском языке на время
года перенесено имя Овсеня – не находящее соответствий в славянском
языке, и не смотря даже на то, что этот языческий дух для славянских
народов локален, к тому же сильно вырожден [«Мифы народов мира», 1980,
«авсень»]. Кто это такой?
Первообраз Овсеня – Усень, латышский Усиньш.
Это узко-функциональный аграрный дух, его функция сводится к
лошадничеству, коневодству. Он выращивает хороших коней, кормит их,
хранит их жизнь, охраняет лошадей, он зажигатель огня, хранитель огня,
хороший танцор, у него хорошие, дорогие кони, он дарует богатство,
урожай, листву деревьям, ездит на хорошем коне, загоняет его в пот,
славит коней. Граница между лошадью и самим Усенем столь зыбка,
что простое восклицание латыша при виде хорошего коня: «Ах, усиньш!»
[Елизаренкова, Топоров, с.с. 73-75, лит-ра].
В то же время, хорошо известен образ
древнеиндийской Денницы - богини утренней зари Ушас. Топоровым и
Елизаренковой [с.с. 68-69, ссылки] выписаны эпитеты Ригведы,
характеризующие действие Ушас. Она: сияет каждому, сияет -
наполняет светом, сияет глазами Сурьи, воспламеняется, наполняет
светом вселенную, порождает Агни (!), расцвечивает тьму…;
растворяет - небесные врата, вселенную, раскрывает ночь…; пробуждает…;
дарует - прозрение, счастье, богатство, славу, сыновей, коней,
приносит жизнь, награду, подает жизнь, защиту, щедрость, поэтическое
вдохновение…; демонстрирует себя - обнажает свою грудь, украшает себя,
как апсара, показывает себя вселенной…; что особенно интересно,
действует упорядоченно - торит путь, всегда идет правильно, идет
навстречу людям, объезжает вселенную ежедневно, следует закону Варуны…;
бережет дороги - создает их, наполняет собою путь…; обитает на горе -
выходит из твердыни…; правит конями, быками…; руководит певцами -
дарует мастерство, вдохновляет поэта и т.д..
Образ Ушас, что интересно – в Ригведе
«вставной». Он тематически локален, не связан с ключевой темой Вед -
темой ритула и жертвоприношений, - и имеет, видимо, не фольклорное -
обрядовое, но поэтически-литературное – заимствованное происхождение.
И Елизаренкова с Топоровым указывают источник, откуда был некогда
пополнен сборник текстов священной индийской литературы,
сформированный не позднее 2-го, а скорее в 3-м тыс. до н.э. [см.
С.Радхакришнан «Индийская философия», 1993, т. 1-й, с.с. 603-604,
прим.8]. Ушас «правящая конями» [Ригведа, кн. 1-я], «освещающая
дороги» [кн. 7-я] - это известный образ греческой Эос, богини
утренней зари, сестры Селены, «мчащейся на колеснице, возвещая
появление брата Гелиоса» [«Мифологический словарь», 1965, с.285].
Так аграрный пастушеский дух,
представленный в натурософии арийцев – в те давние времена, когда они
только одомашнили лошадь, задолго до изобретения колесницы (Синташтинско-Федоровская
культура, ХХ11 – ХУ11 века до н.э.), и соответственно – начала
Арийской Конкисты Южных стран, показал своё развитие и свой путь -
вместе с завоевателями в далекие южные и восточные страны, рост и
углубление образа, шедшее вместе с завоеваниями.
Роман Жданович
|