|
02 августа в нашей стране отмечается не только День Воздушно-десантных
войск, но и Илья – день христианского пророка, на коего были в
Христианских государствах перенесены представления, ранее относимые к
арийскому богу-громовнику, к предводителю русских воинов Перуну (Перкуну
в балто-славянских западных диалектах) – хетто-лувийскому Пирве,
греческому Пиросу, сиречь – огню.
О том как праздновался на Руси этот день мы приводим по книге,
изданной век назад, когда Церковь еще находила нужным – освещать Своим
именем обычаи народа, составляющего Её паству, а не бороться с оными,
как с «поганым язычеством». Даты приведены по Юлианскому стилю.
«…Позволю
себе рассказать о некоторых личных наблюдениях, сделанных мною во
время странствований по не слишком удаленным от Петербурга местностям.
– рассказывает германский этнограф и языковед Отто Шрадер, - Летом
1907 мне пришлось побывать в Олонецкой губернии, в маленькой
деревеньке Косальма, по дороге к знаменитому Кивачу, где я прогостил
месяц в усадьбе языковеда и академика Фортунатова, труды которого
пользуются почетною известностью как в русской, так и в немецкой
науке. Названная деревенька лежит на узком перешейке, извивающемся
между двумя громадными озерами – Кончозером с востока и Укшозером с
запада. Таким образом, местоположение благоприятствовало частым
поездкам водою в соседние карельские и русские деревни.
22 июля мы
отправились в расположенную на западном берегу Укшозера деревню
Намоево. Было первое после Ильина дня воскресение, называемое в той
местности «бараньим», т.к. в этот день приносятся пророку Илии в
жертву барашки. Немецкие историки церкви с удивлением отметили факт,
что в 1520 г., т.е. в век реформации, в Литве найделотом (жрецом) было
совершено торжественное заклание в жертву быка. Что бы сказали они,
если бы знали, что еще в ныне, в век железных дорог, в расстоянии
немногих часов езды от губернского города Петрозаводска, происходят
подобные же жертвоприношения, по всем правилам языческой обрядности,
слегка обвеянной христианским духом?
3 или 4 барашка, пожертвованные по обету богатыми мужиками, были
приведены в это воскресение под вечер в Намоеве. Там их притащили к
деревенской часовне, зарезали и освежевали. Мясо снесли вниз, к озеру
и сварили в 12 поставленных у воды котлах. Варили мужчины; женщины
только смотрели. Когда мы спросили, почему они уклоняются от обычной
женской работы, одна ответила, что «пророк Илья не любит баб»; другая
коротко и ясно сказала: «нам не полагается». Когда мясо сварилось, его
в котлах принесли в часовню и поставили под образа. Здесь его окадили
ладаном, зажженным на угольях, принесенных из горевших под котлами
костров. Пока кадили, пел детский хор [в те времена пели в хорах
только мальчики]. Потом мясо было здесь же в часовне распродано
желающим; деньги пошли в пользу церкви, а мясо съедено дома. Странное
впечатление производило полу-шутливое, полу-торжественное настроение
варивших мясо мужиков, нарушавшееся только обычным в России крепким
словом.
Позже я узнал, что в других местах Олонецкой губ. в Ильин день
приносят пророку в жертву даже целого быка. Затем, по освящении мяса
духовенством, здесь же на лугу устраивается жертвенный пир с попойкой.
Кто же такой этот пророк Илья, которому оказываются столь великие
почести? Как в Библии он является повелителем огня и воды и возносится
на небо в огненной колеснице, так и для всей крестьянской России
Илья-пророк – настоящий бог грома, молнии и потоков дождя. В Олонецкой
губернии уже детям внушается величайшее почтение к пророку. Илью
называют «милостивым», взывают к нему об укрощении бури и просят о
теплых росах. Его же считают покровителем стад, и на Егория хозяин
поручает его охране скот, молит об отвращении падежей и обещает на
Ильин день быка или барана.
В земледелии он также играет не последнюю роль, т.к. в глазах простого
народа Ильин день приходится на рубеж лета и осени, перед страдной
порою.
Не подлежит ни малейшему сомнению, что пророк Илья заменил одного из
языческих древних богов – бога Перуна, особенно почитавшегося в
древнем Киеве, тождественного с литовским Перкуном, богом грома и
молнии. И теперь еще у белорусов «перун» обозначает удар грома (молнии
[то же в польском: piorun - молния. (перев.)]), от
церковно-славянского «пер(ен [юс]), пьрати» - бить, громить» [ср.:
пернач]. Крестьяне олицетворяют перуны (молнию) в образе высокого,
широкоплечего, большеголового парня с густой черной гривой, черными же
глазами и золотою бородой. В правой руке у него лук, в левой колчан и
стрелы. Именно в таком виде был изображен пророк Илья в лубочной
картине, висевшей в Намоевской часовне.
Славянскому Илье-Перуну черта в черту соответствует древне-индийский
бог грозы и дождя Парджанья (Parjanya)
– и не только лексическими и фонетическими, как недавно вновь
старались доказать, но и по существу. Парджанья, так же, как
Илья-Перун, разъезжает по небу в колеснице, а в Ригведе он воспевается
такими словами:
«Приветствуй
всемогущего песнью,
Восхвали Парджанью, низведи его с благословением!
Ветры бушуют, удары молнии частят,
Травы встают, небо исполняется и надувается
Каждое существо получает свою долю влаги,
Когда благотворное семя Парджаньи струится на землю!
Рычи же, греми и рассыпай своё семя,
Катись (по небесам) в полной воды колеснице,
Разверни мехи (с водой) и наклони их к низу,
Преисполни (водою) долины и холмы.
Вот ты дал дождь, теперь довольно!
Ты покрыл наши поля водою,
Ты вырастил нам в пищу травы,
Ты исполнил всё, о чем просили тебя люди!»» [Отто Шрадер «Индогерманцы»,
Лейпциг, 1911, рус.пер.: «Индоевропейцы», СПб., 1913, с.с. 181-183].
«У
западных индоевропейцев Перуну соответствует обще-германский,
древне-верхнегерманский Donar, древне-северный Thorr, совр.нем. Donner,
повторяющийся в древнекельтском
Tanaras,
Taranos.
Только у римлян и греков роль громовержца досталась другому
праиндоевропейскому божеству, определяемому параллелью: греч. Zeus
pater
– Зевс-отец, латинским
Juppiter,
древне-индийским
Dyaus
pita,
т.е. отец-Dyaus.
Основное значение этих слов – «сверкающее, ясное дневное небо», как
видно из древнейшего гомеровского эпитета для Зевса-отца, «дальноокий»
(Euryopa).
…По Геродоту, персы обожили весь небосвод, который называли «Зевсом».
Итак, дневной свет воплотил в себе второе представление о божестве у
индо-европейцев; о том самом божестве, тоска по которому слышится в
словах умиравшего поэта: «Света,
больше света» [слова Гете на смертном одре. – прим.перев., там
же]», - пишет исследователь [Шрадер, 1913, с.182]. «…Важнее, но и
гораздо труднее, ответить на вопрос о нравственном смысле
«божественности» у праиндоевропейцев. На высших ступенях язычества
боги повсюду являются в образе охранителей каких-либо писанных или
неписанных законов. Таков-ли смысл «божественности» и в
праисторическое время? Не думаю. По моему мнению, связь между
нравственностью и высшими силами следует искать в первом отмеченном
нами цикле праиндоевропейских религиозных верований – в поклонении
предкам» [там же, с.187]. Сам этот механизм этого поклонения имел
одного очень серьезного проводника. Шрадер упоминает: «…Один из
величайших исследователей в области истории религии Макс Мюллер вполне
прав, когда утверждает, что тождественность латинского deus с
литовским diewas и древне-индийским deva – было одним из величайших
открытий в области культурной истории человечества» [там же,
с.186]. Здесь отметим, что ученые как западные, так и русскоязычные,
упустили открытие, ранее, еще в 1861 г. сделанное будущим археографом,
этнографом, лингвистом, а тогда - студентом Петербургского ун-та
Вик.Вас.Макушевым. Открытие - тождественности этих терминов с русским
словом день-; в прошлом День - был тождествен Солнцу [Макушев
«Сказания иностранцев У1-Х в.в. о славянах», СПб., 1861].
«…По отношению к безымянным богам уже действует тот же закон
человеческого духа, в силу которого он может поклоняться безконечному
только в конечном и безсмертному только в образе смертного.
Очеловечение или олицетворение так же стары, как вера в богов; но они
колеблются между животным и человеческим образами, между которыми в
первобытное время не было, по-видимому, такой пропасти как теперь. В
том же ведийском гимне Праджанья то сравнивается с возницей, катящимся
по небу в преисполненной дождем колеснице, то с быком, неистово
бегущим по полю. Русский народ любит сравнивать солнце с молодым
оленем с серебряными копытами, бегущим по небу; и с такой же
простодушной наивностью сравнивали в архаической Греции Геру с
коровой, Артемиду с медведицей, Аполлона с волком. Доисторическою
археологиею многократно констатировано во многих местах существование
небольших рельефных фигурок людей и животных, несомненно
представляющих олицетворение божества», - делает Шрадер
исключительно важный вывод [с.186].
Р.Жданович
|
