|
Последние годы возобновлена
традиция - отмечать дату смерти Поэта. Ныне, 10 февраля вечер его
памяти состоится в Капелле. Интересно, что мероприятия практически не
встречают оппонентом. Существует в фигуре Пушкина, в оставленных им
произведениях нечто, примиряющее националистов и космополитов, левых и
правых, интеллигенцию и народ.
…Это произведение, таинственным образом переплетающееся с биографией
автора - идеолога 1-го сословия, певца мятежнических вольностей и
стража женской репутации, лишь случаем не вступившего в военную службу
по окончании Лицея, виделось некогда апологией народного бунта. И не
только советской школьной программой. Марина Цветаева возглашала, что
«Капитанская дочка» и «История Пугачевского бунта» - писаны разными
людьми. В смысле, народным трибуном в одном случае, апологетом
шахского самовластья - во втором. Ныне литературоведение впадает в
иную крайность, и повесть о приключениях дворянина Гринёва стала
пониматься эталоном православной этики: манифестацией идей верности
монархической присяге и сбережения девичьего имени для таинства брака.
Не глядя что, выехав из осажденного Оренбурга для личных переговоров с
предводителем мятежников, герой не вполне следует первой, а сражаясь
на дуэли из-за Машеньки, форменным образом, попирает православный
поведенческий катехизис…
Высказываемое ниже, не более чем догадка, но её разработки записными
литературоведами, чьи штудии редко обладают историзмом, шедшим бы
далее общих фраз о «православной культуре», мне встречать не
приходилось. Думается, смысл, предполагавшийся поэтом - в
произведениях которого встречаются формулы и архетипы, восходящие ещё
к общеиндоевропейской эпохе [см.
А.Е.Бертельс "Художественный
образ в искусстве Ирана Х - ХУ веков", М., 1997],
- был несколько иным. Ключем послужит эпиграф (в произведении, где
эпиграфами снабжается каждая глава), вынесенный под заглавие всей
повести: «Береги честь смолоду».
Если отвлечься от вульгарно-социальных (и столь же
вульгарно-клерикальных) идей, то путь, волею автора преодолеваемый
героем, молодым воином (арийские варны изначально были не сословиями,
а возрастами, и кшатрийская варна была варною принципов – не женатых
воинов), может быть рассмотрен как путь испытания его чести.
Первым оселком становится конфликт Гринева с Швабриным, мнением коего
- рубаки-гвардейца, отправленного в пограничную службу за дуэль, герой
– такой же молодой офицер, лишенный столичного лоска, определенно
дорожит. И «испытание водой», где отвергнутый Швабрин перед Гриневым
оскорбляет Марью Ивановну, Петрушей пройдено. Не спустив оскорбителю и
дравшись с ним на поединке, новобранец повёл себя, достойно своего
положения, как Ахилл, «заочно просватанный» за Ифигению и готовый
сражаться за её жизнь со всем ахейским войском, когда выясняется, что
привезли ту не для свадьбы, а для жертвоприношения.
Второе испытание – «испытание огнём». Став под виселицей, Петр
Андреевич, мягко говоря, проходит его не вполне - не как подобает
офицеру и дворянину: помилованный заступничеством холопа, на прямо
поставленный вопрос отделавшись намеками - отвечая давно знакомому
казачине уклончиво, когда Иван Кузьмич и Иван Игнатьевич прямо и
кратко отвечают претенденту на царский титул, как вору и самозванцу.
Наконец, третье испытание. И герой, став жертвою оговора, оберегая
репутацию Машеньки, жертвует и своей репутацией, и своим сословным
положением, и свободой, вознаграждаемый её верностью и волей Фортуны -
возвращающей в мир попранную справедливость.
Это схема, но схема, не противоречащая контексту произведения, и
читатели, для которых история литературы стала ремеслом, могут
выстраивать её глубже, чем это возможно на газетных страницах.
Р.Жданович
·
Вернуться на страничку новостей |
