|
«Бозиею
милостию ми, четверти Папа ветхего Рима, и судия вселенски, намьестник
светаго верховнаго апостола Петра: даем власт преозвещеньеишему
митрополиту Албанскому, да имьеет силу и власт духовну и никоторим
царем или властителем да не будет отьемльено по потвржено и седержано
по праволом светих апостол Петра и Павла и прочих. И да будет сению
епископу границе или Руфини од истока од Олбание како состоит Скадар
до Биелого поля, од Запада како состоие Адрианиское [Ядранское] море
до Рагусии [Рагузы], од Севера да имеет до Захлмие [Захолмья]. Сила
духовние власти да имьеет везати и решити. Дато в льето Христово 843
ва ветхом Риме» («диплом Црноевичей», обратная транслитерация с
латинского издания Жунковича [Сергей Лесной, 1995, с.190])
Некогда, когда Сербское государство,
включая княжество Зета, было завоевано турками-Османами, воевода
Црноевич (Черноевич) увел на Зетскую планину – на Черную гору своих,
не желавших потуречиться соплеменников. И хоть потомки воеводы, уже в
ХУI
веке, спасаясь от родовой мести, вынуждены были эмигрировать в
Венецию, государство, основанное ими, существует доныне.
Архаические имена славянских насельников Балкан, до завоевания их
кельтским вторжением со Шварцвальда [С.П.Толстов «Нарцы и волохи на
Дунае», СЭ, № 2, 1948], сохранены античной эпиграфикой. Среди оной, на
реке Черной, в одноименной римской колонии стоит могильная плита 2-го
века с латинским эпиграфом: «Сергий Басс, децимвир Добреты, убит
разбойниками…» [В.П.Кобычев «В поисках прародины славян», 1973,
с.141]. Это название подтверждаемо именем славянского князя Даврита,
известного из византийских документов [Н.В.Пигулевская «Ближ.Восток.
Византия. Славяне», 1976, с.137].
Имя, связанное с фамилией Црноевичей, известно также на реке Днепре –
имя города Чернигова, стольного града северян – южной ветви племени
кривичей, вышедших некогда из Фракии, основав такие русские города,
имеющие двойников на Балканах, как Смоленск и Плесков (Псков). Путь
свидетельствуем Черниговым – стольным градом северитов на Ниж.Дунае,
упомянутым Константином Багрянородным.
В 1872 г. Дмитрием Яковлевичем Самоквасовым было раскрыто крупнейшее
древнерусское захоронение – курган середины Х века Чорная могила в
Северской земле, древнерусскими и польскими преданиями связуемое с
эпонимами Чернигова [см. Д.Я.Самоквасов «Могилы Русской земли», 1908].
Новенькие – не бывшие в употреблении византийские монеты, чеканенные в
царствование 945-960 годов, позволили надежно датировать могилу.
Величественный холм с кострищем площадью св. 300 м2, более 15 метров
высоты, возвышался над высоким правым берегом Десны. Пламя костра
видно должно было быть на десятки километров в округе, и у наблюдавших
пожарище, вполне могло возникать впечатление, что это горит гибнущий
Чернигов, подобно Валгалле, подожженной Одином.
Как гласили предания, в Черной могиле погребена была княжна Царна
(Черна) - возглавлявшая сопротивление северян вторжению в Северскую
землю рати хазар и федератов Итильского кагана, древлян.
Когда погиб князь Черный, заложивший Черниговский замок, княжна –
невеста павшего (по другой генеалогии – его дочь) взошла на
погребальный костер владетеля, похороненная вместе с ним, соединившись
с суженым лишь в Нави. Черниговское княжество пало, и впоследствии,
после изгнания хазар и их федератов древлян, в Северской земле
утвердились династы рода Рюрика.
«Славяне, народ мерзейший и самый дурной, соблюдают однако же с
такою верностью в супружеском союзе взаимную любовь, что жена по
смерти мужа, сама отрекается от жизни, и та считается между ними
славною, что своею рукою убьет себя, чтобы сгореть с мужем на одном
костре», - пишет христианский святой Бонифатий (745 г.) [В.В.Макушев
«Сказания иностранцев…», 1861, с.141]. Свидетельство это,
подтверждаемое позднейшими описаниями ал-Масуди и иных восточных
географов, тем ценнее, что в нашем языке сохранилось лишь
заимствованное слово любовь (древ.: любЫй-). Греко-христианские
апологеты жалуются на бедность славянского языка перед греческим,
отсутствие в нём множественных терминов, передающих оттенки этого
понятия в греческом. Меж тем, и имеющееся слово – является
заимствованием из арабского (семитского) языка, как отмечает Теодор
Адамович Шумовский [Т.А.Шумовский "Странствия слов", 2004, с.78].
Исконное понятие, сохраняемое в профанном выражении томление и
теофорном, по мнению Романа Якобсона, слове Мир (м.б. записанным
несколькими способами по-старославянски), восходящем к тому же корню
[см. М.Н.Боголюбов "Афганское mina "любовь"", ВЯ, №6, 2008], из нашего
языка было вытравлено уже в древности. Почему, как и почему замена
сыскалась в семитском словарном фонде, понять можно.
Черниговское предание варьируется в версиях разных веков, в Сред.века
связывая имя Черны с сопротивлением христианизации Северской Руси
завоевателями-Рюриковичами, ушедшей в расступившуюся землю (подобно
Сите из «Рамаяны», подобно Святогору, ушедшему в землю при
свидетельстве тому Ильи Муромца), когда безнадежность борьбы стала
ясна. Данный извод поздний, но и это соотнесение сказителей было не
хилым: волшебный всадник Святогор - на Руси являлся ни много, ни мало,
ипостасью самого Перуна [см. Л.Гиндин, В.Цымбурский «Гомер и история
Вост.Средиземноморья», 1996, гл. 6-я]. Такое же отношение – как к
Спасительнице Русской земли место имело и в ранней версии, что
раскрывает, КАКАЯ фабула оказалась простертой над погребением
безымянной черниговской боярыни.
«Народная этимология» топонима оказалась ложной: возникает Чернигов
уже в УII
веке, и уже в сер. Х века в нём на Елецких высотах стоит каменная
христианская Елецкая церковь с катакомбами, чья конструкция и чьи
кирпичи использовались строителями погребальной каморы кургана.
Археологические раскопки подтвердили предание в его ранней версии. С
богатым инвентарем, вместе с сопровождавшими владетелей невольниками и
невольницами, найдено совместное захоронение кремированных воинов –
крупного и поменьше ростом. Ныне оно интерпретируется фальсификаторами
истории, как захоронение боярина и его послужильца-юноши [Д.А.Авдусин
«Археология СССР», 1977; Г.А.Гальперина, Е.В.Доброва «Популярная
история археологии», 2002]. Но полагаем, оснований для ревизии старой
интерпретации, ревизии, вызванной к жизни борьбой исторической науки с
известиями об юдо-хазарском иге над Русью, нет, и её держался
открыватель – Д.Я.Самоквасов, поставивший на вершине кургана памятник
именно Черне, как героине, ставшей эпонимом стольного града Северщины.
Среди инвентаря, наряду с женскими швейными инструментами, найдены два
ритуальных сосуда – ритона, окованные орнаментированным серебром; на
одной оковке изображены мужчина и женщина, стреляющие из луков в некую
птицу. Состязание супругов в стрельбе засвидетельствовала «Былина о
женитьбе князя Владимира» (де факто: «былина о Дунае Ивановиче и
Настасье-королевишне»), наущением сестры-соперницы приведшая к смерти
Настасьи. Но как кажется, смысл Черниговского изображения иной.
Запечатленный обряд, судя по поэме «Гаршасп-нама», бытовал некогда,
как обряд объяснения в любви, хотя был непонятен уже в век автора,
земляка и оппонента Фирдоуси, Асади Тусского… Когда исчадие Ахримана –
семитоязычный змей Ажи Дахака утвердился на престоле Арианы, по
вассальным странам он разсылает списки примет свергнутого и
скрывшегося Джемшида, а также вышитые на шелке его портреты. Джемшид
прибывает в Забулистан. Здесь он знакомится с царевной, дочерью
Гуранг-шаха. В осеннем саду, царевна видит ласкающихся голубя и
голубку. Следует сцена, этнографически воспроизводящая, по
предположению комментатора, следы некой древней техники гаданий.
Смутившись, царевна берет лук и спрашивает Джемшида, которую из птиц
пронзить. Тот попрекает её за жестокость… и тут же, - вопреки всякой
логике - сам берет лук:
«Сказал: если оба крыла самки насквозь
Я прошью, то моим будет
то, что мне нравится…».
Стрела пронзает птицу, и тогда отвечает царевна: «Если голубя я
сделаю подобным его паре,
Тогда я стану парой тому,
кого хочу».
Входит кормилица. «На забульском языке сказала: О ищущая любви,
Как это попал на твою
улицу такой гость?» [Е.Э.Бертельс
"История персидско-таджикской литературы", 1960, с.253]. Кормилица
показывает вышитый портрет Джемшида. Нахмурившись, царь вспомнил своё
несчастие, утрату трона, и объяснил царевне причину своей грусти.
Отпустив служанок, она говорит: «Я уже давно мечтала о том, чтоб
стать женой Джемшида». И хотя он отвечает: «Не называй меня без
оснований Джемшидом, имя моё – горец Махан, знай это», - в конце
концов, открывается ей - беря её в жены. Асади вводит «датирующий
признак»: действие происходит в дни пророка Худа (по-новоперсидски
Худа - Бог). По законам этого пророка и заключается брачный договор
[там же, с.254].
Другое направление фальсификации истории, ревизии Черниговского
предания – попытки представить захоронение, как норманнское. Благо,
среди находок имелась фигурка, не то Будды, не то бога-громовника, по
одной из гипотез - Тора [Т.А.Пушкина «Бронзовый идол из Черной
могилы», "Вестник МГУ", сре.историческая, №3, 1984], оно объявлено…
скандинаво-тюркским [Ю.Ю.Шевченко «Княжна-амазонка в парном погребении
Черной могилы», Сб. Музея антропологии и этнографии, вып. 57-й, 1999,
с.17, там же лит-ра]. Т.е., видимо, иудео-хазарским [см.: Л.Н.Гумилев
«Древ.Русь и Вел.степь», 2001, гл-ка 38-я и дал.]?.. Мы этому лишь
посмеемся. Скандинавы не следовали обычаю сати (сопровождения умершего
вдовой), в отличье от славян, покойников же хоронили в ладьях, а не на
песчаных выстилках под огненную домовину. Как со скандинавской
принадлежностью соотнести наличие в инвентаре стремян [Шевченко, с.с.
12-14, 18] – у не знавших до ХII
в. всадничества скандинавов [С.А.Гедеонов «Варяги и Русь», 2004, с.с.
269-271], сабли – ориентального, узкоспециализированного оружия [см.
«Древняя Русь. Город, замок, село», 1985, гл. «Вооружение»], мечей -
местной южнорусской работы, наконец ритонов с изображениями стрелков –
стрелков со сложносоставными сигмообразными, парфянского типа
луками [Н.Д.Анучин «Луки и метательное оружие», в сб. Труды У
Археологического съезда в Тифлисе, 1881 (под ред. Уваровой), 1888;
ср.: Г.А.Кошеленко «Родина парфян», 1977, с.155], - всё это автор
гипотезы нам не раскрыл. Норманн вооружен был бы копьем, дротиком,
двоеручной секирой [см.: Ф.Ф.Веселаго «Очерк Русской морской истории»,
1875, с.25], но не луком, типа, требующего специализированных навыков,
тренировки с раннего детства.
Мы приблизились, ни много, ни мало, к содержанию космологического
мифа, ставшего причиною христианизации народов Европы - рецептируемого
рассказываемым миссионерами содержанием Евангельской истории,
по-видимому, уже при своей записи, подгоняемой под данную схему. И
могила, раскрытая Д.Я.Самоквасовым, легенда, её окружившая, вводит нас
«в самую сердцевину греческой
мифологии – в миф о Спасителе царства богов»
[Ф.Ф.Зелинский «Из жизни идей», 1995, т. 1-й, с.133].
1.
…Бухал об
пол крепким лбом Алешенька Попович, в четырех глухих стенах Господу
молился,
а названный брат его Добрыня Никитович в с молодой женой во светлом
тереме резвился,
а Ильюша Муромец всё не слазил с печки, свет не видя из окна через
бычий пузырь,
калик перехожих не слушая речи семечки подсолнечные вкусно громко
лузгал… (Александр Харчиков)
«Современные
норманисты не утруждают себя чтением работ своих предшественников ХIХ
века. Более того, аргументы норманизма они воспроизводят вообще без
учета предшествующей историографии»
[А.Г.Кузьмин (под ред.) «История России с древнейших времен», в 2 кн.,
2002, кн. 1-я, с.87]. Город Варенжь стоял за Карпатами [И.П.Филевич
«Угорская Русь», Варшава, 1894], названием демонстрируя историческое
явление – утрату носовых гласных современным славянским языком
[см. М.И.Артамонов «Происхождение славян», 1949, с.18], нормы
исторического произношения термина «варяг» - в позапрошлом
тысячелетии. Еще «в ХУII
в. немецкие ученые Ф.Хемнитц и Б.Латом установили, что Рюрик жил ок.
840 г. и был сыном ободритского князя Годлиба, убитого в 808 г. данами»
[Гедеонов, с.511, прим. В.В.Фомина, даны ссылки на немецкие издания ХУIII
в.]. Поскольку Германия до ХIХ
века не была единым государством – претендующим на внешние
колониальные захваты, генеалогии северо-германских княжеств сохранили
фрагменты генеалогического древа Ободритских князей, происхождение
Годослава Витиславича и его сына, не пытаясь их экспроприировать, как
поступали колониальные шведские пропагандисты и их академическая
агентура в России [В.И.Меркулов
«Откуда родом варяжские гости?», 2005; см.: В.В.Фомин «Российская
историческая наука и С.А.Гедеонов», в кн. С.А.Гедеонов «Варяги и
Русь», 2004].
«Имел Рюрик несколько жен, но паче всех любяще Ефанду, дочерь князя
Урманского, и егда та роди сына Ингоря, даде ей обесчаный при море
град с Ижорою в вено», - сообщает Иакимова летопись [В.Н.Татищев
«Собрание Сочинений», 1994, т. 1-й, с.110]. В примечаниях Татищев
указывает, что князь Олег, известный в дошедших доныне летописях, «шурин
Рюрику. У Нестора имянован просто свойственник. В манускрипте
раскольничьем вуй Ингорен, т.е. брат материн» [там же, с.117].
Иная, цитируемая Татищевым, несохранившаяся доныне летопись, именуемая
Раскольничьей (по предыдущим владельцам), судя по её описанию, по ряду
признаков – до ХУ века письма, вероятно предшествовавшая Ипатьевской
летописи и содержащая ряд уникальных известий, демонстрирует свою
надежность [там же, Тихомиров, с.с. 47-48].
По оным летописаниям, свойствОм с норвежскими конунгами по жене Рюрика
Годославича, матери Игоря Старого, исчерпывается «норманнское
происхождение» Рюрикова дома, регентство же в годы молодости Игоря,
лишь пользовавшегося великокняжеским доменом на Севере, брата
княгини-матери Олега – исчерпывает «норманнскую» природу
государственности Руси.
Об летописи еп.Иоакима Корсунянина, просветителя новгородцев, списком
которой пользовался Татищев, среди советских историков добром
высказываться не принято [А.Г.Кузьмин «Свержение Перуна», 1988,
с.192]. Однако нет никаких принципиальных оснований к отрицанию
Иакимовской летописи [Гумилев, 2001, с.216]. ХУI
век, каким датировался Иакимовский список Татищева [писанный «складом
старым смешанным с новым» (с юсами): Татищев, т. 1-й, с.107; см.:
Тихомиров, с.47], ненамного младше века ХУ - как датировано
большинство старых летописей. Знаменитая Лаврентьевская, датируемая
концом ХIУ
века и потому мнимо особо достоверная, содержит все признаки
фальсифицирующей текст правки. Они выявлены
источниковедами-кодексологами [см. Г.М.Прохоров «Повесть о Батыевом
нашествии…», ТОДРЛ, т. 28-й, 1974].
Новеллы летописи, оспаривать которую стало у советских -
юдо-комунистических и антисоветских – юдо-масонских «историков»
признаком хорошего тона, – до деталей подтверждались при раскопках,
проводимых в Новгороде [В.Л.Янин «Летописные рассказы о крещении
новгородцев», «Русский город», вып. 7-й, 1984, с.41 и дал.]. В истории
с «волхвами» на Руси, исповедание каковых скрывается древними
летописцами и современными фармазонами, но верно названо
русско-болгарским епископом и цитирующим его Татищевым, видим еще одно
подтверждение тексту, рассказывающему о крещении новгородцев, -
несколько неожиданное, обнаружимое благодаря особенностям старой
грамматики, не знавшей строчных букв [Жданович «Какого цвета кожа
божества волхвов?»\
www.zrd.spb.ru,
письма, 2009]. И сведения Татищева, взятые из летописи Иакима, не
смотря на отсутствие оригинала и даже, возможно, поздний возраст того
списка, каким пользовался автор «Истории российской», служит вполне
надежным источником, вопреки инсинуациям. Допустим, Василий Никитич не
держал в руках Лаврентьевского либо Ипатьевского списков, пишет он,
однако, о Мстиславе Великом, следуя тому тексту «Поучению» Владимира
Мономаха, что отсутствует в иных, известных бы ныне летописях
[Кузьмин, 2002, с.132]. Известия историка о походе Игоря
Новгород-Северского, превосходящие сообщаемое Голицинским списком, во
многом согласуются с содержанием «Слова о полку Игореве» - при жизни
Татищева неизвестного вовсе [см. В.Г.Федоров «Кто был автором Слова о
полку Игореве и где расположена река Каяла?», 1956].
Сергей Лесной раскрыл причины тех погрешностей, фантастических новелл,
присутствующих в сочинении Иакима, переданном Татищевым. Разделы,
принадлежавшие собственно Новгородскому просветителю, заканчивались
сообщением о судьбе жен св.Владимира. Дальнейший текст утрачен был уже
в древности. Продолжатель Иоакима, воспроизведший его начало, был
человеком малосведущим [С.Лесной «История русов в неизвращенном виде»,
Париж-Мюнхен, 1953-1960, вып. 5-й, с.с. 445-450]. Этим и пользуются
историки-фармазоны, для подрыва доверия к источнику в целом. «Согласно
преобладающему ныне мнению, Татищев доверился довольно позднему
псевдоэпиграфу, составленному, быть может, в самом конце ХУII
или даже в нач. ХУIII
в. в характерной для своего времени и только «прикрывшемуся» именем
Иоакима. Не стоит также забывать о том, что, как допускал еще
Н.М.Карамзин, вообще вся эта история – просто «шутка» Татищева. (Как
еще одну шутку можно воспринимать решение редакторов «Словаря
книжников и книжности Древней Руси» поместить статью об
Иоакиме-летописателе в 1-м томе, среди авторов ХI
века) [«Словаря книжников…», 1987, вып. 1-й]»
[А.П.Толочко "В.Н.Татищев", Киев, 2005, с.199]. Светского борзописца
Карамзина повторил в "Прибавлениях к Трудам св.отцов при Московской
Духовной академии" церковный борзописец Голубинский [1881].
Сравним два истолкования кодексологического факта. Выполняя «свой
долг перед двумя великими предшественниками – М.С.Грушевским и
А.Е.Пресняковым, не посвятившим Татищеву ни одной специальной работы»
[Толочко, с.6], «один из наиболее авторитетных украинских
медиевистов новой генерации, заведующий Центром истории Киевской Руси
при Ин-те истории АН Украины» [там же, с.4], в издании
печатающемся по решению комиссии возгл. Евг.Анисимовым, рассказывает
как «однажды оригинал Иоакимовской летописи чуть было не нашли:
кто-то из энтузиастов Татищева попытался в нач. ХIХ
в. внести ее текст в подлинную рукопись, ныне знаменитый Комиссионный
список НПЛ. Увы, автор подлога не рассчитал: в рукописи оставалось
лишь три незаполненных листа, на которых весь текст никак не умещался.
Так что сегодня об этой смелой попытке свидетельствует только
киноварный заголовок…»
[там же, с.197]. Данная интерпретация предложена впрочем, не самим
Ин-том ЦРУ по истории Украины, а еще ак.А.П.Шахматовым [А.А.Шахматов
"Разыскания о русских летописях", в 2 т.т., 2001, с.663]. Это было
опубликовано – еще до Ющенка, в бытность премьером ныне победившего
«союзника России» (олицетворяемой Д.Медведевым, К.Гундяевым,
А.Прохановым и прочими «исконными русаками»). Более правдоподобное
объяснение действий «не рассчетливого» вредителя дано, однако,
в белоэмиграции генералом А.А.Куренковым: «Поп Иван, как летопись
зовет этого священника, состоял священников при Софийском соборе и
собирал древние записи, включая исторические данные, в Летописный Свод
этого собора. Там же хранилась и древняя летопись, известная как
первая христианская летопись епископа Акима Корсунянина. Она исчезла
во времена немецкого засилья в нашей Академии приблизительно в 1-й\2
ХУIII
в., когда немцы составляли для нас нашу начальную историю. Всё, что
осталось от летописи епископа Акима – это её заглавие на 24-м листе
НПЛ старшего извода, которое записано так: «Летопись
Акима епископа новгородского откуду пошла Русская земля, и кто в ней
нача княжити и откуду Русская земля пошла есть именем о сем начнем
повесть сию из великого летописания…». Следующие листы,
пронумерованные 25, 26 и 27, как и лист с заглавием 24-й, оставлены
были чистыми. Кто-то собирался переписывать Акимовскую летопись, и не
переписал. Акимовская летопись была изъята из Свода, отправлена в
Академию Наук и там исчезла. Исчезла она, видимо, потому, что
противоречила немецкой теории… Но и самое заглавие этой летописи,
сохранившееся в Летописном Своде Софийского собора, также указывает,
что до христианских летописей существовало какое-то «Великое
летописание», из которого епископ Аким Корсунянин черпал исторические
данные о прошлом Русской Земли. Нам известно что это «Великое
летописание» было захвачено королем Болеславом Храбрым при захвате
Киева поляками в 1018 г.. Тогда же была увезена вся библиотека
Десятинной церкви Киева, греческие договоры и другие ценнейшие
документы Руси до Владимира Святого, включая и первую русскую Библию,
переведенную на русский язык с самаритской Торы еще в первые годы
христианства на Руси» [С.Лесной ""Влесова Книга" - языческая летопись
Доолеговской Руси (История находки, текст и комментарии)", 2009, с.с.
94-95; ср.: Филевич, с.с. 24-27].
Полный список 1-й Новгородской летописи со статьями 851-1016 г.г.
(утраченными в российских ее рукописях), сохранился не в России, а в
Германии, - введенный лишь недавно в научный оборот. Хотя известен
специалистам он был и ранее, копия с него в ХIХ
в. была снята по заказу Румянцева, и С.Парамонов многократно жалуется,
что полнейшая редакция НПЛ доныне не публикуется [Лесной, 2009, с.95].
Снят список был, подобно Иакимовской летописи, по поручению Татищева,
и лишь в 1738 г., - с Сенатского списка НПЛ - доныне в наших архивах
точно так же «не сохранившегося», уничтоженного «учеными» немцами.
Этот список пока еще фальшивкой не объявили.
***
Об Олеге и его потомстве мы можем кое-что узнать из иного
славяно-русского источника, погибшего недавно, уже в 1700-е – 1800-е
годы, в немецких землях, - по Моравским хроникам. До их гибели, ими
широко пользовались польские хронисты ХIУ
– ХУ веков; в кон. ХУIII
века известия их, совмещая с первоисточниками, сводил в своей истории
Польской церкви раннего периода Христиан Фризе. Он приводит рассказ об
Олеге Младшем, в крещении – Александре, сыне Олега Вещего, к которому
шел ряд шляхетских генеалогий, современными исследователями, правда,
связуемых с Олегом Древлянским [А.В.Назаренко
"Русь на международных путях", 2001, с.369]. «В этой версии Игорь
значился племянниколм Олега, захватившего в 882 г. Киев. После смерти
князя Игорь изгнал своего двоюродного брата в Моравию, где последний в
940 был провозглашен королем. После этого братья помирились и
заключили даже союз. Олег ведет тяжелую борьбу против «гуннов», т.е.
венгров. …В войнах Олега против гуннов в 945 и 947 годах на его
стороне была и русская помощь. Тем не менее на реке Мораве он потерпел
поражение. В 948 году он попытался отобрать у гуннов Велеград, но
снова его ждала неудача. Король укрепился в Оломоуце. Снова война в
949 г.. Ряд побед. А затем поражение при Брно. Олег бежит в Польшу и
просит помощи у Земислава, князя Польского, а также у Игоря. Имени
Земислава другие источники не знают. Но у Галла Анонима примерно в это
время в Польше княжит отец короля Мешко Земомысл, причем приведенные в
хронике сведения явно легендарного характера. В 950 году против гуннов
с большим войском выступил герцог Баварский Генрих. Это сообщение
подтверждается другими источниками. Воспользовавшись сложившейся
обстановкой, Олег поднимается снова и ждет помощи от Игоря. Но
приходит сообщение о гибели Игоря» [Кузьмин, 1988, с.с. 153-154].
Контекст событий, рисуемых нашим летописанием, удовлетворяет
известиям: захватив Киев и сев в нём, Олег Вещий повел себя как
узурпатор, при номинально остававшемся в великокняжеском Ладожском
домене государе Игоре Рюриковиче. Не удивительно изгнание его сына,
как и объединение свойственников, не глядя на это, против общего врага
– хазарских союзников венгров. Поражение Киевской Руси и «ликвидация»
руками хазарских федератов - древлян её князя, лишь ярче проявлены в
этом контексте. Как явствует из деяний Святослава и Владимира, наряду
с древлянскими, потеряны тогда были и иные западные провинции Киева.
Далее, цитируя известия Кузьмин приводит в согласие дату гибели Игоря
по ПВЛ – 6453 г. от Сотв.м., с 949 годом, используя эру с Р.Х. 5504 г.
от Сотв.м., ибо «многие известия летописи за Х век даны не по
Константинопольской, а по какой-то иной эре, отличной от
константинопольской на 4 года» [там же, с.154]. Эра сия -
Болгарская [И.А.Климишин
«Хронология и календарь», 1990, с.с. 328, 379]. О деяниях Владимира
Красна Солнышка сообщает Татищев: «Иде Владимир на Булгары и победи
их, мир учини, и принят крещение сам и сынове его и всю землю русскую
крести. Цар же болгарский Симеон (Самуил) присла иереи учены и книги
довольны…» [т. 1-й, с.112]. Интерпретировать поход Владимира 985
г., как Волжский, что делается обычно в ХХ веке
скептиками-византинистами [см. С.П.Толстов «По следам
ДревнеХорезмийской цивилизации», 1949, с.255], нет оснований.
Анекдотическая новелла летописца, о колодниках (пленных), обутых в
сапоги, глядя на которых Добрыня посоветовал Владимиру прервать
неудачный поход, занявшись поиском противников-лапотников, возможна
была - именно в Болгарии Дунайской. На Волге руссы, в древности
пользовавшиеся кожаной обувью, напротив, учились этому - плетению
лаптей [Г.И.Танфильев "Очерк географии и истории главнейших культурных
растений", Одесса, 1923, с.160]. Подтверждение же мы находим в 2-й
Новгородской летописи. Она называет первоиерархом Киевской и Русской
митрополии Леона (Льва) – вопреки общепринятому определению оным
Михаила. Причину расхождений указал А.В.Карташов: Лев был
предстоятелем Болгарской церкви, его владычество Русскою епархией было
во времена Владимира административным, в Киеве персону его
представляли подчиненные иереи [А.В.Карташев «Очерки по истории
Русской церкви», в 2 т.т., Минск, 2007, т. 1-й, с.с. 137-138].
…«Не совсем понятно, почему Олег бегством в Польшу навлек нападение
гуннов на хорватов. Видимо, речь идет о карпатских хорватах. Олег
отправляется на Русь к Ольге, помогая ей усмирить неприятелей. Здесь
на Руси Олег и умер в 967 году. Не с этим ли событием связаны
дунайские мечтания Святослава?» [Кузьмин, 1988, с.154].
Это - возможно, исторический фундамент песней о двух Хельги, известных
Старшей Эдде [«Западноевропейский эпос», 1978, с.с. 157-176], в той
мере, в какой его вообще можно обнаружить. В том как мстит Ольга
древлянским послам - казня их водой (в корабле) и землей, огнем и
мечем [см. ПВЛ, 1950, с.238] (т.е. волею Ада и Неба), действительно,
просматривается скандинавская изощренность Олега-Александра. Христиан
Фризе полагает, именно им было подсказано Ольге приглашение
миссионеров из Германии, возглавленных еп.Адальбертом [Кузьмин, 1988,
с.154]. Болгарские связи династии Рюриковичей по Ольге (гипотеза
Лихачева) - связи со страной, издавна дружественной Риму [«Македония.
Сборник документов и материалов», София, 1980, док. 40-44], сами по
себе объясняют это же.
Варяги же – потомки Витислава Ободритского, приглашенные Гостомыслом в
Новгород, в действительности, очистили от оккупантов
Волжско-Волховский и Двинско-Днепровский водораздел - присоединив
Белоозеро, Ростов и Смоленск, закрыв т.обр. пути к Ладоге и Новгороду
с юга. Освободив Северную (Голубую) Русь - они повели систематическое
наступление на славянские земли, порабощенные ранее юдо-хазарами.
Заняв Киев, Олег «нача городы ставить», «устави дани
Словенам, Кривичам и Мери и устави варягам дань даяти Новгородом
гривен 300 на год, мира деля», - сообщает ПВЛ. «Б.Д.Греков
совершенно справедливо обратил внимание на терминологию летописного
рассказа. На словен, кривичей, мерю Олег дань «устави», а не «възложи»,
а это различие весьма существенно, т.к. в летописи термин «устави»
употребляется в смысле узаконения, установления определенного порядка,
закона, тогда как слово «възложи» употребляется в смысле наложения
дани на покоренныен народы» [В.В.Мавродин «Образование
Древнерусского государства», 1945, с.226]. Олег вступает в земли
племен, побежденных хазарами, низвергая хазарское иго. «Вступив в
землю северян, Олег предупреждает их, что ведет войну не с ними, а с
хазарами: «аз им противен, а вам нечему» и «не даст Козарам
дани платити… и вьзложи на нь дань легьку». Олег освобождает от
хазарской дани и радимичей, «и въдаша Ольгови по щьлягу, якоже
козаром даяху»» [там же, с.227], - дань хазары собирали, как
видим, в ашкеназийском (германском) счете денежной единицы.
Походы ПВЛ датирует 883-885 годами. «Олег «примучи» древлян,
«и имаше на них дань по черне куне», но покорение древлянской
земли падает лишь на Х век, на время Ольги, и поэтому «примучиванье»
Олега следует рассматривать лишь как наложение дани, и то вряд ли она
собиралась систематически. Попытки наложить дань на уличей и тиверцев,
«Великую Скуфь», не увенчались успехом, и с ними Олег «имяше рать»»
[там же, с.226], - власть Итиля на Правобережье Днепра удержалась.
Эти войны оставили свой след в документе из генизы Каирской синагоги,
попавшем в Кембридж, хотя в них и оказалась, по-видимому спутанной
хронология и фактография [П.А.Коковцов "Еврейско-хазарская переписка в
Х в.", 1932], что требует критического отношения к еврейскому писанию,
ныне интерпретируемому, зачастую дословно [Л.Н.Гумилев «Сказание о
хазарской дани», «Русская Литература», № 3, 1974]. Как впрочем и к
«русскому» [см. там же].
Так объясняются двукратные походы Игоря Старого в землю древлян,
приписанные корысти киевского сборщика дани, его убийство древлянами –
хазарскими вассалами, эвфеместически описывая которое, летописец
уподобляет Игоря Рюриковича - преемнику Арийского царя Дария Кодомана
кшатрапану Бактрии Бесу, плененному и убитому Александром Македонским
именно таким замысловатым образом: разорвав пригнутыми к земле и
высвобожденными деревьями. Изощренные способы убийства – черта людей
цивилизованных, варвары убивают жестоко, но без садистических затей.
Завершающим аккордом войны стала Волжско-Каспийская экспедиция 965 г.
Святослава Великого - покончившая с Итильским каганатом.
Убийство Игоря Старшего, разгром царства Олега Младшего и наступление
940-х годов на Чернигов – были последними попытками хазар восстановить
положение, возобновить сообщение со «страной Ашкеназ», Скандинавией,
оставляя позади себя временно потерявшее вождя Киевское княжество. Оно
сопровождалось наступлением идеологическим [см. Гумилев, 2001, с.135].
Там, где принять манихейское учение «смогли немногие… в Болгарии
имела успех самостоятельная религия – богумильство, вариант дуализма,
весьма отличающийся от манихейского прототипа, укоренившегося в
Македонии (община в Дроговичах)» [там же, с.139]. Обнаруживается
оно, когда царь Петр пишет Охридскому патриарху Феогносту о
новооткрывшейся ереси, по совету предстоятеля заключив еретиков в
тюрьмы, что мы знаем из сочинения пресвитера Козьмы [там же, с.137,
прим.]. В те века богумилы, действующие на Балканах, часто смешивались
с павликианами и манихеями, и, по-видимому, не ощущали сами твердых
различий между собой [Г.Г.Литаврин «Как жили византийцы», 1974,
с.111]. «К концу Х в. население христианской Европы было настолько
насыщено манихейскими элементами, что становится понятным быстрое
распространение т.наз.новоманихейской ереси, вышедшей с Балканского
п-ва, где она сложилась под несомненным влиянием павликианства.
Начальником её был болгарский поп Иеремия, прозвавший себя по обычаю
павликиан, старейшины которых принимали имена учеников ап.Павла, -
Богомилом, от имени апостольского ученика Феофила. Он жил при
болгарском царе Петре (927-968), и его проповедь относится к началу
столетия (920-950 г.г.). Центрами учения были – Болгария и область
македонских Дроговичей» [А.Н.Веселовский "Мерлин и Соломон", 2001,
гл. 4-я, 2-я часть].
Вряд ли варяги могли обрадоваться, когда Константинопольская
патриархия осуществила крещение гунна, мадьяра Аскольда (в 882 убитого
Олегом), тем самым (до 1054 г.!) - легализовав его положение в
Христианском мире, возможно - из ненависти ромеев к болгарам,
противникам мадьяр (рассчитывая направить силы Киевского гауляйтера
против Болгарского ханства?), приобщив его к мировой религии. И, нам
опять приходится возвращаться к этому обстоятельству, - в то время, до
2-й\2
IХ
в., в Константинополе правили снова иконоборцы [см. А.В.Карташев
«Вселенские соборы», 2002], среди которых широко рассеяли свою кровь
хазарские аристократы. Даже патр.Фотий, страж ортодоксии, императором
в пылу полемики был как-то назван «хазарской мордой», т.е. имел
в своих жилах хазарскую кровь [Лесной, 1953, вып. 1-й, с.18]…
Отразилось это, в том числе, и в известных нам репрессиях против
Греческой церкви с освобождением Киева, происходивших в столице в
880-е г.г. [С.Лесной «Откуда Ты, Русь?», 1995, с.103]. После этого,
именно, прерывается линия Киевских иерархов [см. Р.Г.Скрынников «Крест
и корона», 2000, с.8], епископы каковой ставились митрополией Михаила
Русского, севшего где-то на Дунае и, кроме имени, отсутствующего
непосредственно в списке киевских архиереев.
Вторично - так же точно – это отразилось в 970-х, после разгрома
Владимиром ставленника Греческой церкви Ярополка (внука
греко-христианки Ольги, фактически правившей Святославовым уделом)
[см. Гумилев, 2001, с.201], сына Святослава и мужа плененной греческой
монахини, вероятно тоже христианина [Мавродин, с.295], унаследовавшего
Святославово наследство. Тогда же, отразилось это в попытках Владимира
- в борьбе с богумильской религией низвергнутых федератов Хазарского
кагана [см. «Какого цвета кожа…»] - насадить в Киевской земле
регулярный языческий культ Балтийских русов: с пантеоном,
иконографией, теологией, - т.е. культ, принципиально враждебный
Христианству хотя не славянский по происхождению [Гедеонов, с.267,
прим. 187, 190], генетически родственный древнекельтской религии с ее
четвероликими божествами [Кузьмин, 1988, с.157], но чуждый
солнцепоклонничеству Восточной Руси [см. Б.И.Кузнецов «Древний Иран и
Тибет. История религии Бон», 1998, гл. 3-я]. И это хороший предметный
урок - для нас, для наследников русов, не дававших иноземцам замылить
себе глаза, рассказами об их, иноземцев, передаваемой через цепочку
формальных рукоположений «святости». Вот жидохристианствующий
архиепископ РПЦ МП Белгородский и Старооскольский Иоанн
распространяется, публично, с гадостями о Русском князе Святославе
Великом, осуждая установку ему памятника покойным Клыковым. А не
попросить ли нам - этого Иоханана, по-добру, по-здорову из России – к
себе на Брайтон, писать там мемуары о «богоборческих гонениях»
на «родине»..?
2.
«Царство Зевса, основанное на развалинах царства Земли путем победы
над ее силами-Титанами, погибнет от Земли же и ее сил-Гигантов;
несчастный исход боя Гигантов должен положить конец тому, чему положил
начало счастливый исход боя Титанов. Вот в общих чертах содержание
мрачной религии Зевса, древнейшей религии не только греков, но и
германцев, и вероятно других арийских племен, не исключая и славян»
[Зелинский, 1995, т. 1-й, с.189].
В 1840-х годах, в так и не опубликованной при жизни статье, Адальберт
Кун внес поправки в эту символистскую терминологию [Зайцев, с.25; см.
Веселовский, с.178, прим., ссылки]. К индогерманскому протографу в
греческой мифологии восходили не рассказы о приключениях молниеносного
демона Зевса (инварианта семитского демона пустыни Ягве, другого
такого «Владыки Бездны»), но предание о деяниях Прометея
(Провидящего). «…Формула,
добытая методами исторической мифологии на греческой почве и
проверенная методами сравнительной мифологии на почве индоевропейской,
гласит так. Царству богов грозит гибель от сынов Земли – гигантов.
Чтоб отвратить эту гибель, Зевс создает, в соответствие с решением
рока, человека божественного Семени. …Дочь Зевса, жертвуя своей
божественностью, спускается на землю, чтобы стать подругой его сына и
руководить им на его земном пути. Но и сыны Земли принимают свои меры:
желая погубить намеченного роком спасителя, они приводят к нему
прекрасную деву земного или подземного происхождения, в объятиях
которой он забывает о своей небесной покровительнице и, изменив ей,
падает жертвой её ревности. – Как видит читатель, это – тот же миф,
который является центральным и в германской мифологии – миф о
Сигурде-Зигфриде»
[Зелинский, 1995, т. 1-й, с.188].
Его более раннюю редакцию, с более архаической персонификацией и
деяниями участников, мы находим в версиях легенды об Амирани -
параллельно греческому мифу, бытующих у народов Кавказа.
Осетинский –
сарматский «миф о Прометее», о Карамане [Н.В.Ханыков "Этнография
Персии", 1977, с.57], созвучен сванскому и грузинскому. Но в последних
– в неарийских языках имя героя, заимствованное из иностранного
источника и передаваемое как термин, сохранило фонетическое указание
на божественное происхожденье. По сходству фабулы, мы бы могли
допустить заимствование легенды из эллинской драматургии, знакомой
абхазам и грузинам по театральным постановкам в полисах Кавказского
побережья. Но разработка сюжета в кавказском предании оказывается
гораздо более архаичной (я опускаю натуралистические подробности) и
сюжетно целостной, нежели греческая. Имя героя, по заключению
грузиноведа М.Шанидзе, не является грузинским, и его происхождение -
искать нужно в имени Митры [Б.И.Кузнецов «Бон и Маздаизм», 2001,
с.170], «владеющего широкими просторами», первого обладателя
утраченной Джемшидом хварены. По мнению ученых, включая такого ярого
противника миграционистских теорий, как ак.Н.Я.Марр, сказание о
прикованном к скале Амирани пришло на Кавказ из Ирана. Б.И.Кузнецов,
занимавшийся этнографическими исследованиями на Кавказе лично,
полагает, сказыватели деяний Амирани использовали пехлевийские
сочинения, соединив биографию божества Митры (Прометея) - с биографией
пророка его учения, реального Митридата Согдийца [там же, гл. 3-я,
прим.2]. Эпос повествует, как Амирани совершает подвиги на севере и
северо-востоке Персии, завоевывает Балх. Один из героев поэмы
путешествует на Восток – до страны Чин [см. Ф.Бегиашвили "История
древнегрузинской литературы", Тбилиси, 1949, с.с. 103-131]. Словом, мы
видим пересказ редакций тех же преданий, что воспроизводили Асади и
Фирдоуси. Структура «Шах-наме», где за мифологическим (до гибели
Джемшида) и героическим (до убийства Рустема и гибели Забульского
шахства), завершается и исторический век - связуемый с мусульманским
покорением Арианы (покорением арабами, ранее покорившими её под
водительством Зохака), показывает следование этой же концепции
исторического процесса.
Прометею сопутствует не Зевс, но богиня грозовых туч Атана (в
классическом произношении – Афина), вносившая своим копьем «дух» в
слепленные Прометеем тела людей. В древнейших теогониях – это отнюдь
не дочь Зевса, но старшая перед ним океанида, «Владычица Асийская
[или Конная, от лувийск. ашува - конь]» - как зовется она в пилосских
посвятительных каталогах Микенского времени.
Изначально – это одна из богинь судьбы, ипостась того огня, что
порождается ходом Времени [см. Макушев, 1861, с.88], противостоящая
хтонической богине плодородия и смерти Кибеле Троянской - Афродите в
терминологии Гомера [Ф.Ф.Зелинский «Эллинская религия», 2003, ч. 2-я].
Древнее тождество мойр и воинственных богинь-дев - валькирий,
одновременно бывших хранительницами нити судьбы героя, сохранившееся в
образе Афины - воительницы, но и покровительницы ткачества [см.
А.И.Немировский "Мифы древности. Эллада", 2000,
с.89], удостоверяемо древнеперсидскими описаниями фравашей (слово
ж\рода, ед.ч.: фравашай), ныне – в эпоху монотеистических религий
понимаемых как души умерших. А в авестийских текстах эти божества
изображаемы как крылатые сущности с оружием и в доспехах [И.В.Рак
«Мифы древнего Ирана», 2006, с.376].
В Новое время, анализ текстов и этнографического материала, позволил
В.В.Макушеву заключить, что вил-русалок (тождественных паркам, мойрам,
феям и т.п.), неизменно, должно быть три: Рожаница, Смертица и Судица.
Одна из них небесная – добрая, другая – водная (злая), третья –
земляная (эта постольку–поскольку). В пантеоне греков осталось три
богини-девственницы: Артемида (родовспомогательница), Афина и Гестия (Судица?
- именем которой приносились клятвы). Германских валькирий, к слову,
как свидетельствует такой архаический фрагмент Старшей Эдды как Песнь
о Вёлунде – скандинавском Дедале [«Западноевропейский эпос», с.с.
152-156], по-видимому, тоже было лишь три.
«Земля, «задумавшая славное дело» (по-гречески: Клитемнестра),
живет усмиренной, но в душе мятежной супругой Зевса «Обреченного»
(по-гречески Агамемнона). Задумала она своё дело при помощи
Змея-Эгисфа; придет время, когда Агамемнон под их ударами погибнет, и
Клитемнестра с Эгисфом будут царствовать над людьми. Но и этому
царству наступит конец; придет сын Агамемнона, Солнце-богатырь,
мститель за убитого; от его руки падут и Эгисф и Клитемнестра, и он
унаследует царство своего отца. …Божественные элементы мифа
мало-по-малу предаются забвению: перед нами уже не Зевс-Агамемнон, не
Земля-Клитемнестра, а просто Агамемнон, Клитемнестра, Эгисф, Орест,
Электра; к счастью, в Спарте сохранился до исторических времен культ
«Зевса-Агамемнона», как живое доказательство первоначально
богословского характера всего мифа» [Зелинский, 1995, т. 1-й, с.с.
8, 11; см. далее, т. 4-й, гл. «Иисус Назареянин»].
Гомеровское «…повествование
о гневном Ахилле – стыкуется с фразой, суммирующей смысл всей войны –
конец вообще века героев. …Зевс соглашается отступиться от любимого им
Илиона лишь после того, как Гера обещает громовержцу не препятствовать
в разрушении ахейских столиц – Микен, Спарты и Пилоса»
[Гиндин, Цымбурский, с.34].
В писанной
литературе 1-го тыс. до н.э. Афине ещё близка Гера (имя происходит от
нашего Ярь), хотя уже «сильно обезличена в греческой мифологии и
ряд своих функций уступает Деметре» [К.М.Колобова "Из истории
раннегреческого общества (о.Родос IХ - УII в.в. до н.э.)", 1951,
с.51]. Посвятительные микенские каталоги связуют её не с Зевсом, а с
неким Триждыгероем [см.: Зайцев]. «На фундаменте микенских дворцов
неизменно возникают либо храмы Афины, либо Геры» [Колобова, с.51].
И после того как «О.Ян сумел проследить на вазовой живописи не
сохранившуюся в литературе эротическую связь между Афиной и Гераклом»
[там же, с.с. 43-44], не сложно понять, что это один и тот же персонаж
– в первом случае в своей метафизической роли, во втором –
антропоморфная ипостась.
«Новорожденный на небе получает свою звезду, а на земле – свою
Рожаницу» [В.В.Макушев «Задунайские и адриатические Славяне.
Очерки статистические, этнографические и исторические», 1867, с.30,
там же ссылки]. Воздушная вила – добрая, водная – злая, а обитающая на
земле – так сказать, постольку-поскольку [там же, с.с. 32-33].
Анатолийское Tarhu-, откуда скифское имя Таргитай [И.В.Шауб "Италия -
Скифия Культурно-исторические параллели", 2008, с.74] - образуемое по
имени бога Тархунда, по-среднехеттски значило Герой (Геракл).
Это имя,
однокоренное фракийскому имени Терей и иранскому Тура [Гиндин,
Цымбурский, с.96].
Эпиклесою Геры является кукушка. Эта птица, не строящая гнезд, была
издавна символом иного мира, – ей открыт доступ в божественные хоромы
Асгарда (вспомните казачью песню «Кукушечка», - о птице, летящей в
терем, где ткут нить жизни три пряхи).
Иконографический сюжет, известный по росписям греческих мегаронов и
микенской керамики: герой едет на колеснице, в стороне, вверху –
фигура божества, взвешивающего на весах жребии, впереди колесницы –
летит птица.
Ярь в человеческом облике покровительствовала герою божественного
семени, остатки фабулы чего сохранены «Илиадой».
***
В эллинском предании Троянская война виделась финалом эпохи Микен,
Героической эпохи Эллады.
«…То было
в эпоху зарождения того, чему не было начала. Предвечный бог вперил
свой пытливый взор в загадку собственного происхождения; разгадав ее,
он вздрогнул при мысли о конце того, чему не было суждено кончиться.
Нерушимое слово: «всё, имевшее начало, будет иметь и конец», легло
тяжелым бременем на его божественное сознание; отныне все его помыслы
направлены на то, чтобы вырвать из пасти уничтожения себя и свое
царство. …Залог спасения – Человек… вернее Сверхчеловек, женою
рожденный витязь божественного семени – настоящий боготвор, богатырь.
И вот бог спускается к смертной.
…Начинается
жизнь Сверхчеловека на земле, предмет постоянной заботы для его
родителя. Он, роком намеченный спаситель богов, их законам не
подтвержден; над ним один закон – его личная, могучая воля. Устоит ли
он в жизненной борьбе? Донесет ли он невредимым светоч жизни до той
роковой минуты, когда предвечная мгла двинется против светлого царства
небожителей, и высший бог будет взирать на своего сына, но помогать
ему он не должен – в этом залог силы Сверхчеловека, чтоб ничем не быть
обязанным своему божественному родителю. Это видит небесная дочь
высшего бога… она нисходит на землю, чтоб быть подругой и
охранительницей намеченного спасителя царства богов. Долгое время им
улыбается счастье: имея подругой вещую Деву, Сверхчеловек легко
торжествует над кознями тех сынов мглы, которые хотят его погубить
преждевременно, до наступления роковой борьбы, чтобы лишить царство
богов всякой надежды на спасение. Но вот слепая случайность ее самое
отдает во власть сынам мглы: Дева делается пленницей гигантов. Теперь
сам бог вступает в действие; роковая война началась.
Оба они, и бог и Сверхчеловек, идут на твердыню гигантов, выручать
Деву и защищать царство света против мглы. Победа им сопутствует; уже
почти взята туманная твердыня врагов – вдруг происходит то, что выше
всяких расчетов. Будь то коварство врагов или решение рока – но
Сверхчеловек забывает о своем намерении, о том, ради чего он вступил в
бой с врагами: мы видим его во власти прекрасной дочери их племени;
из-за нее он изменяет своему призванию, изменяет той, что отдала
небесное блаженство за него. Все противодействия тщетны: мы знаем
ведь, над ним нет закона, кроме его личной воли. Тогда любовь небесной
Девы превращается в смертельную ненависть: по ея решению и указанию
гибнет от руки и оружия врага ее неверный жених, намеченный роком
спаситель царства богов. Но и ее жизнь отныне разбита: она бросается в
пламя его костра, души обоих нисходят в ад – наступает поворот в
мировой войне, светлое царство богов неудержимо близится к концу.
Таково в общих чертах, древнейшее сказание европейского
человечества…»,
- писал Зелинский в очерке «Елена Прекрасная», работы «Соперники
христианства» [1995, т.3-й].
Р.Жданович
P.S.
Автор НЕ ПОДРАЗУМЕВАЛ судьбу экс-премьер-министра Украины Ю.Тимошенко,
гораздо естественнее м.б. отождествленной с греческими императорами
Македонской (армянской) династии, нежели с героиней очерка.
·
Вернуться на страничку новостей |
