|
06 мая
(Н.ст.) на Руси известно как День св.Георгия Победоносца, в этом году
попав на четверг, Перунов день.
Жития много рассказывают о торжестве святого воина над «языческой
скверной» Римского «нечестия», реальной – в лице солнцепоклонника,
императора Диоклетиана, так и химерной – Змея Горыныча. Акты
приватизации такого рода проходят и на наших глазах. Россиянцы ныне, в
честь «великой победы», украшают себя черно-оранжевыми «георгиевскими»
лентами. Между тем, они не принадлежат к Ордену св.Георгия
Полбедоносца, к атрибутике знака отличия какового ордена относится
указ.лента. Очень немногие из них (и никто из девочек!) могли служить
на кораблях ВМФ, носящих гвардейское звание (напр. РК КР ГЧФ
«Москва»), чей знак имеет планку данной расцветки, едва ли многие
награждены Орденом Славы, медалью «За взятие Берлина» и т.п.. Те, кто
не обладает правами на ношение военной атрибутики «георгиевской»
расцветки, черно-желтой расцветкой – выражают чувства ТРАУРА,
способом, принятым в ИУДЕЙСКОЙ религии [см. Ю.Мухин «Ленточки», «К
барьеру», №17, 2010].
Но при всём том, приватирам имени Георгия Победоносца так и не удалось
замаскировать, что рассказ о подвиге Георгия, изображения,
запечатлевшие его, ведут речь - о том Герое, кто известен - как
верховное древнерусское божество Перун (в своем боговоплощении -
богатырь-всадник Святогор).
«На вершинах поднебесных гор – царство радости и любви. Здесь живут
в вечном блаженстве прекрасные Белые боги, охраняемые несокрушимым
копьем своего владыки Вотана, рунам которого покорны все силы земли.
Не сходит румянец с их щек, не бороздят морщины их чела; ежедневно
обновляют они свою молодость, вкушая волшебные яблоки сестры своей
Фреи, богини юности и красоты. А там, на дне голубого Рейна, спит сном
невинности ясное золото. Никто не простирает к нему жадных рук; только
русалки, дочери речного старца, резвятся при его туманном свете, когда
затерявшийся в глубине луч солнца ласкает его гладкую поверхность. Всё
же и над ним навис рок…» [Зелинский, 1907, т. 4-й, вып. 2-й,
с.58]. Ученый яркого символистского склада ума в очерке, посвященном
В.Шекспиру, главе «Венецианский купец», касаясь иного произведения, «величайшей
«божественной комедии» нового времени» [там же], «Кольца
Нибелунгов», Тадеуш Зелинский писал:
«…Кто
м.б. счастливее Вотана? Увы, он один себя счастливым не чувствует.
Пусть другие боги, избранное племя, пируют и любят под улыбкой Фрейи в
шумных залах Вальгаллы…
Еще
опасность далеко: роковым кольцом обладает змей-исполин; он мирно
дремлет над ним, упиваясь мечтаниями о своей беспредельной, но
неосуществленной власти. Но что будет, когда жадный и хитрый Чернобог
вновь добудет своё исконное достояние? Вотан вспоминает незабвенные,
ужасные слова: …Страшись!\ Страшись моей рати ночной,\ Когда из
безмолвных недр\ Взойдёт моё злато на свет.
Этому он воспрепятствовать не в силах: его власть основана на
договоре, руны которого высечены на древке его копья; в силу договора
Фрейя некогда досталась исполинам, в силу того же договора теперь и
кольцо осталось во власти дремлющего над ним змея. И вот перед умом
Вотана сверкнула новая идея – идея меча. Если бы ему удалось создать
сына, который, унаследовав его силу, не унаследовал бы его связанности
договором; если бы его меч разрубил копье с рунами договора…
Он спускается к смертной; он отдает будущее своему и её отпрыску,
богочеловеку. Если бы этот богочеловек совершил то, чего он от него
ждет – тогда «немощи богов» наступил бы конец, тогда над обломками
копья и его застывшим договором взошло бы солнце чистой, беспредельной
власти, власти меча»
[там же, с.60].
***
Спустившись из Причерноморских степей в горы Балканского п-ва,
столкнувшись с древне-семитским населением Европы - оставившим имена
Кадмеи, Саламина, Аттики и Итаки (Утика), - с таласократией шофета
(судьи) Миноса, практикующей ритуальный каннибализм, - державой чьи
воины прикрывались огромными, в рост человека, неповоротливыми
восьмеркообразными щитами, - ахеяне принуждены были жестоко
обороняться. Циклопические замки Микен и Тиринфа основаны в удалении
от береговой черты [см. Фукидид, кн. 1-я]. Акрополь Микен стоит на
отметке высоты 278 м [Сергеев, 1963, с.8].
Греки отказываются тогда от копья и начинают использовать длинные и
узкие – колющие бронзовые мечи [Пендлбери, 1950, иллюстрации, фото
№78], служащие для поражения такого противника вблизи, в руке лежащие
«по-испански» - подобно копью [см. Нефедкин, 2001, с.166]. «Они
помогают понять, почему греки победили прежних обитателей бассейна
Эгейского моря. …эти своего рода шпаги предназначены для того, чтобы
колоть, нанося удар выше двудольных или прямоугольных щитов островитян»
[Фор, 2004, с.138]. Именно от этого времени можно полагать -
семантическое обособление дружинного бога, бога-громовника, образом
молнии которого был меч, от общеарийского божества огня и непобедимого
Солнца [см. Разаускас, 2007, с.с. 57-60]. В религию тогда приходит «натурализм
и культ героев» [Грумм-Гржимайло, 1926, т. 2-й, с.35]…
В центральной части своего повествования Геродот пишет, что святилища
скифского бога войны - «отцом истории» отождествляемого с Аресом -
возводились в каждой области скифского государства. Святилище
представляет собой площадку, заполненную хворостом, ежегодно оседающим
– гниющим и потому подновляемым, на вершине которой устанавливается
кумир – железный меч [Геродот, кн. 4-й, гл. 62-я]. Скифское имя
Геродот не приводит, и по ряду гипотез, оно совпадало с иранским
наименованием меча: Акинака - которое называет писатель.
Археологические корни размытого и неконкретного описания отыскались.
Было обращено внимание - на один из памятников комплекса Синташты,
зовущийся Большим курганом. «Синташта представляет собой целый
археологический комплекс, состоящий из памятников разного хар-ра.
Здесь имеется поселение, овальное в плане, явно следующее строительным
стандартам, выявленным в Аркаиме, большой курган сложной конструкции
и, видимо, столь же сложных функций, два грунтовых могильника – малый
и большой, и смешанный некрополь, в который входили и грунтовые могилы
и столь типичные для степняков курганы. Две принципиально новые черты
объединяют большинство погребений, имеющих достаточно высокий
показатель состоятельности. Таковы свидетельства культа коня и
распространение вооружения» [Массон, 2000, с.157]. Именно здесь
нашлась уложенной в могиле, вместе с культовыми погребениями коней,
легкая – ажурная пароконная боевая колесница, древнейшая из известных
[Нефедкин, 2001, с.61].
Откалиброванные радиоуглеродные датировки позволили оценить эпоху
Синташты ХХI – ХУIII веками до н.э. [там же; см.: Кузьмина, 2008,
с.454]. Похожую дату - ХУII в. до н.э. получил как нижнюю В.А.Городцов,
в нач. ХХ века изучая колесничные изображения петроглифов Тургайского
плато [Городцов, 1926]. «Г.Б.Зданович полагает, что первоначально
это был погребальный комплекс, свидетельства чего очевидны. Во всяком
случае обнаруженная здесь центральная яма не отличается по размерам от
других гробниц синташтинской элиты. Но существование его на поздних
этапах как монументального сооружения, независимо от убедительности
предлагаемых графических реконструкций, достаточно очевидно. В
оплывшей яме курган имел по основанию диаметр 80-85 м при высоте в 4,5
м. При сооружении кургановидной или, как полагают авторы раскопок,
своего рода ступенчатой пирамиды использована структура бревенчатых
камор-клетей, в каждом ярусе на 2\3 заполняемых камышом» [Массон,
2000, с.161]. Тогда же, приблизительно, далеко на юго-востоке от
Синташты, возникают рисунки, исследованные Городцовым.
Когда в воинскую культуру входит употребление железа, с 3-й\4 2-го
тыс. до н.э. [Авдусин, 1977, с.112], новый металл и его оружие дает
мотивы новому развитию воинского эпоса. Его героем становится
неуязвимый стальной воин: бог войны, приобретающий черты уже не
актуального – лишенного субстанциальности природного Солнечного
божества [см. Зелинский, 1907, т. 3-й, с.с. 11-23], но обожествленного
героя, - памятью о былом устройстве теогоний – отождествляемый со
своим оружием, железным мечем, и наделяемый эпосом чисто стихийными
проявлениями [Дюмезиль, 1990, гл. 2-я]. «В эпоху военной демократии
культ рода сменяется культом героев» [Кузьмин, 1987, с.110].
«Согласно адыгскому эпосу и описанию рождения Батрадза в осетинском
эпосе (в отличье от рождения Сослана), жар, раскаленность тела
младенца – состояние, имманентно присущее новорожденному. …Тело
ребенка подобно молнии, от которой он рождается» [Ардзинба, 1985,
с.148]. «Т.наз. закалка производится в ладье. …Известны тексты, где
описывается помещение новорожденного в бочку или какое-либо другое
вместилище. …Существует определенное функциональное сходство между
«путешествием» и закалкой» [там же]. Такой, хотя не получивший
развития на греческой почве, бог-герой - Арес и, возможно, его местные
выражения (Персей, Геракл), таков скифский Арес – Акинак, известия о
культе которого оставил Геродот, а сюжеты мифов проступают в
осетинских повествованиях о стальном герое Батразе, таков Индра -
узурпировавший роль божества-демиурга [Елизаренкова, 1995, с.454].
Мы можем буквально проследить движение этой новой характеристики
бога-героя. У греков, чей образ Арея свидетельствует архаическое
время, он остался алчным и своевольным стихийным духом -
противопоставляемый божественной демиургессе Атане (Афине),
управлявшей высвобождаемыми хтоническими силами [Евзлин, 2007, с.с.
90-95; Колобова, 1951, с.с. 54-60], но в то же время, водящей воинов
на осмысленную – справедливую (в эллинском понимании) войну.
Напротив, выразитель идеалов кшатрийской варны, «трифункционально
совершенный муж» [Дюмезиль, 1990, с.46], «Батраз неукоснительно
следует своему призванию носителя силы, бойца – и это призвание
конкретизировано в самом его существе: это стальной герой, герой из
стали, которая от волшебной закалки стала еще тверже и крепче. За ним
не числится никаких слабостей, никаких любовных похождений, проявлений
мягкосердечия, внезапных приступов страха, каким порой подвержены даже
самые храбрые. …Батраз не изменяет нигде своему призванию, …у него нет
слабостей, он грешит в обратном смысле – впадает в крайность. Он
негибок, безжалостен, и, говоря без обиняков, жесток. Пока его
суровость обращена на врагов нартовского племени – в этом нет ничего
удручающего. Но наступает крутой поворот в жизни Батраза – и всё
меняется. После убийства отца его, Хамыца, единственная цель героя –
мщение. И он мстит с такой ярой последовательностью, что Бог, усмотрев
в его действиях цепь тяжких грехов, решает положить им конец…»
[там же, с.39].
***
«В самой сердцевине греческой мифологии – …миф о Спасителе царства
богов.
…Эта
формула, добытая методами исторической мифологии на греческой почве и
проверенная методами сравнительной мифологии на почве индоевропейской,
гласит так. Царству богов грозит гибель от сынов Земли – гигантов»
[Зелинский, 1907, т. 1-й, с.133]. Это царство – царство Космоса
(противопоставленного Хаосу), в терминологии Зелинского -
«…Зевса,
основанное на развалинах царства Земли путем победы над ее
силами-Титанами, погибнет от Земли же и ее сил-Гигантов; несчастный
исход боя Гигантов должен положить конец тому, чему положил начало
счастливый исход боя Титанов. Вот в общих чертах содержание мрачной
религии Зевса, древнейшей религии не только греков, но и германцев, и
вероятно других арийских племен, не исключая и славян» [там же,
с.189].
«Чтоб отвратить эту гибель, Зевс создает, в соответствие с решением
рока, человека божественного семени. …Дочь Зевса, жертвуя своей
божественностью, спускается на землю, чтобы стать подругой его сына и
руководить им на его земном пути. Но и сыны Земли принимают свои меры:
желая погубить намеченного роком спасителя, они приводят к нему
прекрасную деву земного или подземного происхождения, в объятиях
которой он забывает о своей небесной покровительнице и, изменив ей,
падает жертвой её ревности» [там же, с.133]. «Как видит
читатель, это – тот же миф, который является центральным и в
германской мифологии – миф о Сигурде-Зигфриде» [там же, с.188].
Гера, если сие имя индоевропейское, - а на наш взгляд, сомнения в этом
носят спекулятивный хар-р, - означает то же, что наше слово Ярь
[Зайцев, 2005, с.83]. Культ Геры - супруги Зевса согласно таблицам
Пилосского архива, бытовал уже в конце Микенского времени. Но в
Пилосских хозяйственных документах, в таблицах с росписью просительных
жертвоприношений, названа наряду с прочими богиня Дивия, чье имя
представляет форму ж\рода имени Зевса [там же, с.56]. В будущем, в
форме Дионы, это имя известно будет, как имя одной из многочисленных
жен Зевса. К Гере она не имеет отношения.
«Судьба Геракла, как её рисуют мифы, развертывается в рамках
внутрисемейного агона между божественными супругами Зевсом и Герой.
Зевс, божественный отец Геракла, предназначил ему быть главой
царствующего в Аргосе рода Персеидов еще в то время, когда он был во
чреве матери. Гера, оспаривая это решение, взяла на себя обязанность
провести героя через самые серьезные испытания и выявить, достоин он
или нет этого высокого предназначения. Своими подвигами Алкид должен
прославить Геру и стать Гераклом (прославляющим Геру)» [Немировский,
2000, с.252].
Имя Геракла [имя царя ХII
в. до н.э., совершившего столь великие подвиги, что сверх оных ему
начали приписывать подвиги эпические. – см. там же, с.372], как
посвятительное так и «паспортное» (Алкид - Сильный), ничем не выражает
три-очередности. Но среди чтимых микенских божеств присутствует -
неизвестный из классических текстов – Тридорос: Триждыгерой [Зайцев,
2005, с.57]. Поскольку ахейский эпос утрачен, неизвестно о нем ничего.
Возникает гипотеза, что он «составлял божественную пару с Герой,
которая затем была разрушена, и Гера была объединена с Зевсом. Имя
Триждыгероя (в отл. от простого Геро), как и имя Дивия, не пережило
катастрофу, постигшую крито-микенское государство» [там же].
Мы вправе думать, что Триждыгерой – имя богочеловека, изоморфного
фракийскому Терею, германскому Одину и иранскому Траетаоне, в
дальнейшем было «разжаловано» до человекобога Геракла.
Судя по тому, что позднейшие храмы Геры в архаических полисах не
просто возведены на руинах Микенских царских мегаронов, но «встроены»
в них [там же, с.84], – этот культ был грекам самоочевиден. И
связывался он именно с царским культом, почитанием «царских Гестий»,
чьим алтарем был очаг мегарона. Так подтверждается происхождение её –
богини весенней Яри, одной из ипостасей Огня, обобщенно понимаемого
Гестией. «Богосупружество» же с Зевсом носит черты поздней -
рационалистической умозрительной спекуляции [там же, с.85], когда
демон, носитель света (теона) Зевс (или узурпировавший его «анкету»
герой… - Агамемнон?) захватил старшинство на Олимпе.
Места культов Геры распределены очень неравно - концентрируются на
Самосее и в Аргосе, столице Атридов, династии фригийского
происхождения. Будь Гера первоначальною супругою царя ахейских богов
Дия, чествуемого относительно равномерно, как общегреческое божество,
– то тогда и почитание было бы столь же географически «размазано» [там
же, с.84].
***
«До сих пор в селении Элидере Татар-Пазарджикского округа плита с
«Фракийским всадником» чтится в местной церкви как св.Георгий. В
Пловдиве имеется такая же плита с обычной греческой надписью,
гласящей, что данный памятник посвящается «господину-герою» и богине
Гере, причем перед именем богини высечен уже в новое время крест. В
армянской церкви св.Георгия в Пловдиве возжигают свечи перед подобным
же каменным изображением, почитая в нём св.Георгия. В церкви
св.Георгия в городе Ямболе плита с «Фракийским всадником» вделана в
стену иконостаса как изображение св.Георгия. В Георгиевском монастыре
у с.Белашица около Пловдива престолом служит фракийский жертвенный
камень с рельефом «Фракийского всадника».
Таким образом, приняв христианство, народ продолжал чтить старые
языческие изображения, изменив только их значение. Нечто подобное
произошло и с фракийским певцом Орфеем, о котором у фракийцев
существовало представление, что он своим пением очаровывал и привлекал
к себе диких зверей, а также с божествами, которые назывались криофоры,
т.е. носители овец, …и которые изображались с ягненком или бараном на
плечах, как Гермес, Аполлон и нек.др.; раннее христианство
воспользовалось этими образцами для своего «Доброго пастыря». Сходство
«Фракийского всадника» с обычным изображением св.Георгия таково, что
мы имеем все основания предполагать, что «Фракийский всадник»,
поражающий своим копьем диких зверей, послужил для первых христианских
иконописцев моделью для изображения св.Георгия»,
- говорит Николай Севастьянович Державин [Державин, 1945, т. 1-й,
с.58]. Ныне ученые каталоги пополнились выводом, что имя Георгий
(производное от Геро-, Герой-) в греческий язык было заимствовано,
происходя из того же языкового массива, что и имя «Всадника».
Недавно ушедшие из жизни ученые, чьи труды в последние десятилетия
выходили тиражем, гл.образом, лишь с двумя нулями в числе, переносясь
в эпоху Троянской войны, рассказывают: «Среди топонимов, связанных
с окрестностями Троянской Ликии, особый интереспредставляет …название
нагорья Пейросса… Согласно Страбону, на Пейроссе устраивались
традиционные охоты лидийских, а позднее – подражавших им персидских
царей. Это несколько озадачивает, ибо Пейросс лежит на крайнем севере
Троады, в предельном удалении от исконно лидийских территорий.
Следовательно, за лидийскими царскими охотами в этих местах проступает
какая-то самобытная древняя традиция, продолжавшаяся в роду этих
поздних наследников хетто-лувийской культуры. Еще любопытнее то, что в
«Илиаде» мы встречаемся с явным эпонимом Пейросса – героем по имени
Пейрос. В первый раз он появляется в «Троянском каталоге» (песнь 2-я)
в кач-ве т-ща и спутника вождя фракийской дружины Акаманта. Оба они
вместе названы предводителями «всех фракийцев, которых
быстротекущий Геллеспонт внутри замыкает», т.е.обитателей
фракийских областей, лежащих к западу от этого пролива. Идущее вторым
имя Пейроса получает усилительный эпитет: «Акамант и Пейрос-герой».
Любопытно, что в данном месте это слово появляется единственный раз на
оба каталога из 2-й песни «Илиады»… Евстафий, комментируя комментируя
ст.844, отмечает внутреннее созвучие, соединяющее оба слова – Пейрос
Хрос.
О Пейросе
упоминается еще раз в 4-й песни, где рисуется гибель этого воина.
Здесь указывается его патроним Имбрасид (по нему можно восстановить
имя его отца - Имбрас) и сообщается, что в Трою он прибыл из г.Эноса в
устье Гебра. «Острым
камнем» повергает он наземь эпейского вождя Диора и добивает его
копьем, но тут же сам оказывается сражен …Тоантом. Задумавшись над
гибелью Пейроса, гомеровед мог бы отметить, что камень не такое
орудие, которое Гомер легко вкладывает в руки проходных,
второстепенных персонажей. Камнями бьются Агамемнон, Патрокл, Диомед,
ударами каменных глыб обмениваются в своих поединках Гектор и Аякс;
Гектор метит камнем в брата Аякса Тевкра, Эней – в Ахилла. Всё это
элита гомеровского мира, лучшие из героев. В их ряд плохо вписывается
Пейрос Имбрасид, вступающий в битву лишь один раз, но запоминающийся
именно в качестве камнеметателя.
У имени
Пейроса… нет надежной этимологии. …В целом это имя, как не
вписывающееся ни в один из типов греческого склонения, выглядит в
греческом языке плохо адаптированным заимствованием. …Вл.Георгиев,
рассматривая имя Пейроса как царское имя и постулируя для него
соотв.семантику, предполагал в нём основу peruo- (первый, лучший
вождь). …Но Георгиев не заметил связи данного имени с троянским
топонимом. Приняв же эту связь, замечаем, что та же основа хорошо
прослеживается в местных названиях Фракии и далее в догреческой
топонимике и мифологической ономастике более южных районов Балкан,
однако семантику её приходится трактовать по-иному. Так, сам Георгиев
в разное время правильно объяснял фракийские топонимы Perinthus в
Пропонтиде и Phorynna в сред.теч.Стримона. Ход его рассуждений
следующий. Поскольку назв.Перинт относилось, по Диодору, к городу на
высокой горе над морем, а назв.Форюнна территориально отождествимо с
нынешней гористой местностью Перин (из слав.Перынь), то Георгиев
восстановил древнейшие формы Perunto-
и
Peruna-.
…К этим основам легко можно привести ряд догреческих соответствий.
Таково название реки Пеирос в Ахайе, каковую славяне прозвали
Каменицей; далее, источник Пейрене, по-дорийски Пеирана, в Коринфе,
струившийся на самой вершине возносившейся над этим городом огромной
горы Акрокоринф: по преданию, возле этого источника истребитель
чудовищ конник Беллерофонт поймал себе крылатого коня Пегаса. Эпонимом
этого источника был мифический Пеирен (из Peruan), брат Беллерофонта,
по Аполлодору, убитый этим героем. Родственную форму находим в Аркадии
– в имени некоего Пейранта, загадочного персонажа, от которого река
Стикс будто бы родила …Ехидну. Все эти наименования горных потоков и
связанных с горами мифологических существ, …по-видимому, должны быть
отнесены к серии индоевропейских обозначений для горы, камня, горного
леса от основ per-u\per-ku…
Как известно, от тех же основ в индоевропейских языках образуется имя
обитающего в скалах и горах бога, часто представляемого в виде
всадника: таков хетто-лувийский конный бог Pirwa, …грозовые боги
балтийцев и славян – лит. Perkunas
лтш.Perkons,
слав.Перунъ, древнеиндийский бог дождя Parjanya и т.д.»
[Гиндин, Цымбурский, 1996, с.с. 252-254]. Мы переносимся т.обр. на
родину Перуна, загадочного – старшего над Русскими богатырями,
богатыря-Святогора. «В 70-х годах …ряд теонимов был пополнен
найденными в окрестностях Варны и опубликованными в 1960 М.Мирчевым
вотивами фракийскому богу-всаднику Хэросу, собственно, «Богу-Герою»…
Сейчас эти вотивы единодушно толкуются фракологами в смысле «Хэросу –
Богу Дуба» и «Хэросу – Богу Грома». Теперь к фракийским продолжениям
тех же родственных основ д.б. отнесено и имя камнеметателя Пейроса,
эпонима гор на севере Троады.
…Уникальность сочетания эпитета Хрос с именем Пейроса в каталогах из
2-й песни «Илиады» привлекает внимание к полной аналогии между
оборотом Пейрос Хрос в ст.844 и посвящениями Хэросу Перку и Хэросу
Перкону …из р-на Варны. …Некоторые ученые видят в имени Хэроса (Героя)
позднюю эллинизацию некоего фракийского теонима. Авторы
наиб.авторитетных этимологических словарей греческого языка Я.Фриск и
П.Шантрен отмечают этимологическую неясность самого греческого слова и
даже допускают, …возможность его заимствования из какого-то соседнего
языка. Таким языком, по нашему мнению, вполне м.б. фракийский -
догреческий»
[там же, с.255]. Мы видим древнейшую, засвидетельствованную
топонимикой, форму произношения – слов, знакомых с детства, в том
числе, почитавшегося исконно греческим (герой), оказавшегося
заимствованным из архаической формы языка, современным продолжением
которой – говорим мы с вами.
Р.Жданович
·
Вернуться на страничку новостей |
