|
Украинскому
народу посвящаю
Осмысление
биографии первых святых князей Руси, обстоятельств и содержания их
подвига, для русского человека затруднено - ввиду приватизации их
образов партией православных жуликов и воров, образов, в сущности -
никак с убеждениями, с политикой, с великодержавно-космополитическим
б-гословием наших коллаборасионистов не связанных.
Протест против оккупантов в рясах и погонах, рождающийся в русских
умах, ведет к «опрокидыванию» традиционной житийной схемы, когда
героем – провозглашается именно тот, кого прежде объявляли «Окаянным».
Это является столь же неудачным анахронизмом. Имя Святополка -
получило хождение именно в роду, отметившемся наибольшей
беспринципностью, оцерковленном же - более прочих княжеских родов
Руси, окормлявшемся Киево-Печерским монастырем, чье отношение к
«западничеству» исчерпывающе характеризуемо «Словом о латинянах»
Феодосия Печерского (не цитирую, дабы не дискредитировать
экуменические проекты патриарха Кирилла: сей документ впору печатать в
клубе «12 стульев» «Литгазеты»…). Протест против русофобии, обращенный
в прошлое, оказывается ориентирован на ложный маяк. Меж тем,
исследование вопроса показало, прежде прочего, что прав на
использование фигур княжичей – для собственной легитимации, на
внесение их в пантеон своих святых, Греко-ортодоксальная церковь имеет
менее всего (как в своем «ленинском», так и в «петлюровском» изводе).
Княжичи – должны являться болгарскими святыми.
Рожденные Владимиром Святославичем и порфирородной греческой царевной,
а в дальнейшем сделавшиеся святыми покровителями рода Рюрика, братья
получили свои имена - как ни странно, указанием на династийную связь
не с Византией, а с Болгарией. Борисом и Романом звали сыновей
последнего общеболгарского царя Петра Симеоновича, до 990-х годов
претендовавших на престол Восточно-Болгарского царства,
узурпированного изгнавшим из Болгарии Святослава Великого эллинским
царем Василием Болгаробойцей (братом Анны Романовны). Известно, какая
судьба постигает гр-на, начнущего праздновать «холокост» или вырезание
армян. Россияния, однако, славя греческих царей, практически участвует
в празднованиях вырезания болгар, удивляясь, после этого, почему в
славянских странах отношение к Кремлевско-Даниловскому режиму - хуже,
нежели к Ватикану. Они еще «удивляются» - тому, что Министр Внутренних
дел Республики Болгария, посетив Афон, отозвался о заселяющих гору
ныне российских мнихах - как о штатных сотрудниках КГБ!.. К слову, а
разве это не так [ср.: Г.Л.Бельский «Чекистский ренессанс», Киев,
2002, с.с. 27-28, 34, 38]?
Именно с именем Романа был окрещен св.Борис Владимирович, рожденный в
нач. 990-х годов. Второй сын Анны Греческой и Владимира
Равноапостольного, Глеб - рожденный в кон. 990-х (на иконах он
изображается без усов, в отл. от брата), получил в крещении имя, общее
с Давидом Комитопулом – Западно-Болгарским царем, защищавшим
независимость Болгарии от византийских интервентов в нач. ХI века.
Противоречия здесь не было: в нач. Х века Македонская династия (Локапины),
правившая в Константинополе, породнилась с Симеоном Болгарским.
Св.Ольга, Равноапостольная царица Руси, вопреки легенде ее
пространного жития - составленного лишь в ХVI веке [Д.С.Лихачев
«Текстология», Л., 1983, с.276] (краткое глаголическое житие ХII века
легенды лишено), была уроженкой града Плиско, древней столицы
Болгарии, а не ее далекого подграда - Плескова Чудского (Пскова).
Происхождение ее, племянницы Вел.царя Симеона (+ 927), прояснили
болгарские историки [см. А.Л.Никитин «Основания русской истории», М.,
2001, с.с. 209-210] - остающиеся неизвестными в Российской Федерации,
из русофобии холопствующей пред греко-еврейскими шовинистами.
Отсюда кажущаяся двусмысленность наших летописей, одновременно
числивших Бориса и Глеба детьми «болгарыни», считая их
сыновьями Анны Порфирогениты. В отличье от эллинских иерархов «Святой
Руси», древнерусским книжникам она представлялась Болгарской царевной,
и именно в этом положении соотносилась с Русским царем, имевшим
династийные права на похищенный греками Болгарский престол. Двоезначия
не было в новгородской летописной традиции, представленной летописью
Иоакима [см. В.Н.Татищев «История Российская», т. 2-й, прим.47],
восходившей к древнерусским первоисточникам, не затронутым греческой
перелицовкой.
В наши дни елейная история гибели Бориса и Глеба, а также других
наследников Владимира - Святослава Владимировича Венгерского и
Святополка Ярополчича, рисуемая житийной литературой, подвергается
ревизии [см. А.А.Шайкин «Оставим всё, как есть…»\ ТОДРЛ, №54, ссылки].
И имя Святополка Отважного, - как известен наш «Святополк Окаянный»
польским хронистам, черпавшим известия из древних русских летописей
(на родине уничтоженных, но лишь относительно недавно), - противника
князя Ярослава (ставленника греческих колонизаторов, как явствует из
прославления его Греко-христианской церковью) - набирает популярность
среди русских и украинских националистов - противников
Лубянско-Радонежской интернационалистической клирократии.
Основания для такой ревизии, в самом деле, есть. Вещественное
свидетельство – кресты-мощевики показывают, что материальное почитание
Ростовского и Муромского князей, убитых в 1015 г., как святых,
началось не скоро - лишь в 1070-е [А.М.Алешковский «Глебо-Борисовские
энколопионы 1072 - 1150 годов»\ «Художественная культура Домонгольской
Руси», М., 1972]. При этом, таинственным образом, не вспомнили об их
единокровном брате Святославе Владимировиче, чья смерть летописцами
столь же определенно вчинена Святополку. Не было первоначально - и
согласия между прославлявшимися братьями, сыновьями Анны. При переносе
мощей в 1072, рака Глеба застревает в дверях, что засвидетельствовано
хронистом. „Глеб …«протестует" против помещения его рядом с
возможным политическим противником — ростовским князем Борисом, Глеб
„негодует" на то, что его культ отодвигают на второе место»
[А.С.Хорошев «Политическая история русской канонизации», М., 1986,
с.33]. Сказать, что юный Муромский князь, по возрасту целиком
зависимый от своих бояр, имел противников политических – нам
затруднительно. Но обстоятельства заговоров против княжичей, в самом
деле, могут розниться.
Один из главных источников «ревизионистов» - сага, вернее «прядь» об
Эймунде, повествуя о приключениях скандинавских кондотьеров на Руси,
рассказывает об убиении конунга «Бурицлава» по приказу конунга «Ярицлава».
И, например, то, что «убийца» Святополк не умер в безумии, а был
зарезан наемными викингами, по «заказу» его соперника Ярослава, для
оправдания в чем, в годы его правления, было составлено особое
«Сказание о мести Ярослава», под сомнение не ставится [Н.И.Милютенко
«История сложения паремийного…»\ ТОДРЛ, №54]. Ярослава выдала его
собственная канцелярия. Любопытен набор источников цитат, используемых
этим сказанием: Ветх.завет, Книга Юбилеев (иудейское апокрифическое
Малое Бытие в греческом переводе), богумильствующая Хроника Георгия
Амартола (из ее басни в обиходе РПЦ зародилось празднование «покрова
Богородицы», нигде больше неизвестное), книга Иосиппон (иудейская
полемика с «Историей Иудейской войны» Флавия). Евангельские цитаты,
привычные летописях т.в., в нем непривычно редки! …Вспомним рассказ
«Печерского патерика», об оскопленном иноке Моисее Угрине.
«Пророческое» имя ортодоксального дружинника – указывает на вероятную
принадлежность его к Западно-Болгарской церкви. Нам поведение его –
уведенного в польский полон и доставшегося сластолюбивой шляхтенке,
кажется забавным. Но его нервный надлом (еп.Симоном Суздальским
выставленный образцом «святости»)* перестает смешить, когда
вспоминаешь, что он был братом Георгия Угрина – спутника Бориса
Владимировича Ростовского, убитого вместе с ним. Правда об этом
беззаконном убийстве, как показывает факт сочинения «Сказания о
мести…», в те годы была неугодна, с нею боролись. Едва ли опасный
свидетель имел шансы на выкуп из плена, и просто надежду на торжество
правды об убийстве его брата, вместе с господином, в дни правления
Ярослава.
Придавать историческое значение норманнским беллетристическим
источникам, как это делают русскоязычные историки [Н.Н.Ильин
«Летописная статья 6523 года и ее источник», М., 1957], оснований нет,
тем более, норвежский приключенческий роман явно противоречит военной
фактографии и хронологии, данной не только в летописях, но и в
свидетельстве Титмара Мерзебургского, современника событий. Но нет и
оснований, априори, отрицать их известия, как это делают поборники «православия,
самодержавия, покорности», под тем нелепым предлогом будто «Бурицлав»
- не есть Борис [Шайкин, с.338]. Борислав – это лишь полная форма того
же русского имени. Она оказалась вытеснена сокращенной - именно в силу
того, что прославлен был князь-мученик Роман со своим языческим
прозвищем, а не с полным именем, пост фактум. И то, что сага полагает
убийцею Борислава не Святополка, а его главного противника, как
минимум, говорит о независимости ее от русских источников кон. ХI
века, когда страною правили дети «триумвирата Ярославичей», и
возводить хулу на их предка, на Руси было крайне небезопасно.
Но всё это - граница временнАя. По использованию имен
новопрославленных святых, мы можем увидеть и границу
территориально-родовую.
В ХI веке, и вообще – до сер. ХII века, когда в общерусское
употребление их ввел Юрий Долгорукий (брат Мстислава Великого,
сражавшийся за Киевское наследство с племянниками-Мстиславичами),
почитание Бориса (Романа) и Глеба (Давида) обнаруживается в очень
ограниченном числе княжеских фамилий. Такими именами нарекают детей
лишь в потомстве Всеслава Полоцкого, Святослава Черниговского (в обеих
линиях его потомков) и Вечеслава Смоленского, впрочем, пресекающемся
на Борисе Вечеславиче (разделившем судьбу с Романом Святославичем
Тмутороканским). Здесь закономерность скорее племенная, нежели
фамильно-родовая. Черниговское, Смоленское и Полоцкое княжества (вкупе
с младшими княжениями - Новгород-Северским, Торопецким, Псковским) -
были княжествами кривичанской племенной принадлежности, ощущавшими
родо-племенное единство. Это прослеживается не только в княжеском
ономастиконе, но и в ордерах архитектуры стольных городов, строившихся
одними и теми же мастерами [см. Н.Н.Воронин, П.А.Раппопорт «Зодчество
Смоленска ХII – ХIII веков», Л., 1979]. Родиною кривичей была Болгария
[см. В.П.Кобычев «В поисках прародины славян», М., 1973]; указание на
балтский корень этнонима тезис не отменяет, ибо балты в прошлом
обитали вплоть до Эгеиды [там же; Л.А.Гиндин, В.Л.Цымбурский "Гомер и
история Восточного Средиземноморья", М., 1996]. Можно полагать, ими
традиция, связанная с идеями сопротивления греческому православному
колониализму, ощущалась острее, нежели западными по происхождению –
лехитскими племенами (киянами, словенами, вятичами, радимичами).
В фамилиях, принявших культ Бориса и Глеба, исчезает употребление
общеславянского имени Святополка, и почти исчезает имя его отца
Ярополка. Это не связано с неблаговидными деяниями князя СвятополкаII
Изяславича, запятнанного «византийским» ослеплением Василька
Теребовльского. Его христианское имя Михаил из ономастикона не
исчезало (крестильное имя Петр, носившееся Святополком Ярополчичем,
было очень редким, так же проверить его - мы, к сожалению, не можем)!
Это – именно отношение к Святополку Окаянному. В то же время и потомки
Изяслава Киевского - чтимого иноками Киево-Печерского монастыря, и
Всеводола Переяславского, и даже его сына - св.Владимира Мономаха
продолжают давать сыновьям имена Ярополка и Святополка, не только в
сер. ХI, но и в кон. ХII века. Исчезнув как имя после христианизации
ономастикона, имя Святополка закрепилось в фамильных прозвищах князей
Святополк-Мирских и Святополк-Четвертинских, потомков Святополка
Изяславича Киевского.
Почти та же картина с именем Святослава - носимого единокровным братом
св.Бориса и Глеба, так же беззаконно убитым. Оно очень популярно у
потомков Святослава Черниговского. В родах Всеслава Полоцкого и
Всеволода Переяславского его употребляют, но лишь изредка, давая
иногда третьим, чаще более поздним сыновьям. Другие фамилии - его не
используют, подобно Борису и Глебу. …Как видно, «Борисоглебская
легенда», бытовала в Древней Руси - в совсем иных формах, нежели это
донесено до нас старыми - пергаментными манускриптами, исчисляемыми
ничтожным числом!!
М.б. бы даже счесть ее беллетристической фикцией, порожденной именно
особенностями фамильных ономастиконов, не будь имен св.Бориса и Глеба
в Успенском сборнике, датируемом концом ХII века. Но «легенда»
совершенно не затронула фамилию Владимира Ярославича Новгородского –
русского дофина, умершего, вместе с женой (ранее похоронив первенца
Илью, известного лишь по Синодику), ок. 1051 г. – прежде смерти отца,
- чьи сыновья стали князьями-изгоями, по примеру родителей, враждуя в
том веке с греками, утвердившись в Галиции (центре русского
западничества). Они нарекали детей именами Ростислава, Рюрика,
Володаря, Василия, Владимира, Ивана, Григория, Ярослава, Олега. Этот
сильно христианизированный на антиохийский манер имянослов, с одной
стороны, подкрепляет «варяжскую легенду» - включая Рюрика и Олега, с
другой, не противоречит греческому, признавая Владимира, Василия,
Ярослава, но не зная, ни Бориса и Глеба, ни Святополка с Ярополком, ни
Святослава.
В убийстве сыновей Порфирогениты существовал прямой интерес лишь
Константинопольскому кесарю - императору Василию Болгаробойце, кумиру
кутейников греко-российской церкви (мечтающих распространить на
русский народ свой болгарский опыт), с которым дети порфирородной
царевны могли соперничать - опираясь на военную силу собственного
домена, Русского государства. Борис и Глеб были не просто русскими
княжичами, а именно детьми Порфирогениты, они принадлежали к
Императорскому роду. Завещая престол Борису, Владимир Святославич -
рассчитывал на овладение им же тронами Византии и Болгарии. Святополк
– не мог претендовать на эти владения, выразив готовность подчиниться
ему – Борис снимал вопрос конфликта за Святополков выдел.
Император Василий показывал и ранее беспринципность, по критериям
византийцев, выдавая порфирородную сестру замуж за варвара, ради
военной помощи против мятежников-единоверцев. Убийство племянников,
имевших династические права на императорский трон, едва ли было для
него невозможно. Едва ли ему было дело до Святослава – старшего брата
княжичей, сына Венгерской княжны (по Иакимовской летописи), погибшего
где-то в Карпатской глуши. А детей Анны Романовны - убивали на Днепре,
под Вышгородом и Смоленском - возле Киева, торгового «города
сундуков» (по определению О.М.Гусева), где издавна было
доминировавшим христианское вероисповедание, чей глава пребывал в
Царьграде. Убиение русского князя вне Киева – это такая же редкость,
как побиение еврейского пророка вне Иерусалима! Возможно, одним из
агентов Болгаробойцы и стал Ярослав Новгородский, перед смертью
Владимира отказавшийся передавать отцу положенную дань и начавший
подготовку к войне с Вел.князем, вербуя в дружину варягов –
пригодившихся теперь для иного дела, для ликвидации престолонаследника
(по замыслам отца)…
Новгородская I летопись под летом 6552-м (1044 г.) говорит: «ПогрЂбена
быста 2 князя, сына Святославля: Яропълъ, Ольгъ; и крестиша кости ею ».
Лаврентевская летопись об этом сообщает подробнее и более
бесцеремонно: «Выгребоша
. . в҃
. Кнѧзѧ
Ӕрополка
и
Ѡльга
. с҃на
Ст҃ославлѧ
. и крс̑тиша
кости єю . и положиша
ӕ
въ црк҃ви
ст҃ъıӕ
Бц҃а».
Отношение летописцев к деянию очевидно. Для них - это «компромат», они
это даже не комментируют. Для православного грека – все некрести горят
в аду, судьба человека предопределена («промышлена» Богом). И
манипуляции князей, глазами грека, над костями их погибших в язычестве
старших сродников - абсурдны.
В те годы, после свержения в Константинополе Македонской династии
(породнившейся с руськими князьями), с греками велась война
[см.
В.Брюсова «Русско-византийские отношения…»\
«Вопросы Истории», №3, 1972]. И неявно, объяснение дано было
Львом Гумилевым. В т.г. средний сын Ярослава, Святослав Черниговский,
дабы избавиться от церковной зависимости от Цареградского папы,
установил связи с древней митрополией Мерва. В те годы, как показывает
В.Бартольд, она была не несторианскою, а православной [Л.Н.Гумилев «Древ.Русь
и Вел.Степь», М., 2001, с.271]. Историку 800-х годов ал-Мадаини,
известному в извлечениях ат-Табари, принадлежит такое сообщение:
«митрополит Мерва сказал: «Вот убит царь персов, сын Шахрияра, сына
Хосрова. А Шахрияр – это сын благоверной Ширин, справедливость которой
и благодеяния к людям её веры без лицеприятия нам известны. У этого
царя христианское происхождение, но говорю о том почете, который
приобрели христиане в царствование его деда Хосрова и благоденствие,
которым они пользовались прежде в царствование царей из его
предшественников, когда для нас были построены церкви и наша вера
укреплялась. …И вот я решил построить для него наус и перенести его
тело с почестями, чтобы предать погребению в нём». …Погребли в нём
тело и замуровали вход в него» [«Хроника ат-Табари», 1987, с.30].
Широта взглядов христиан Турана допускает известия, излагаемые
новеллой 1044 года. Илия, как митрополит Мерва, действительно,
известен из упоминаний источников о событиях 660-х и 630-х годов. Нам
представляется, что отпадение Черниговской княжеской фамилии от
цареградской ортодоксии в том веке состоялось фактически.
Нельзя сказать, чтоб это сказалось на ней отрицательно. В 1068 году
киевляне низвергают князя Изяслава Ярославича, старшего из триумвирата
престолонаследников, вручив княжескую шапку освобожденному из тюрьмы,
куда он был предательски брошен Изяславом, Всеславу Полоцкому (врагу
Новгорода и Ярославичей). Православному граду, однако, не удалось
заставить князя-волхва сражаться за свои интересы. Перед решающей
битвой киевлян с латинянами – с польским тестем Изяслава, он бежал из
их рядов, согласно летописи (дискредитирующей его) – на родину, в
Полоцк, по «Слову о полку Игореве» (его прославляющему) - в
Тмутаракань. Когда в 1066 году имперский наместник в Корсуни отравит
князя Ростислава Владимировича, внука Ярослава Мудрого, корсунцы
побьют его каменьями, а восстание, начавшееся в 1072 против греков в
Болгарии, поддерживается в Корсуни [А.Г.Кузьмин "Начальные этапы
русского летописания", М., 1977, с.209]. Полагаем, эти события
взаимосвязаны, ибо греки вводят морскую блокаду Тмутаракани. В 1069
Византия и Генуя заключили договор, по которому генуэзским кораблям
дана была свобода захода и торговли по всем портах Империи; исключение
составили лишь Росская епархия (Крым) и Тамань, вход туда требовал
особого дозволения [А.Г.Кузьмин «Тайны рождения русского народа»\
«Изгнание норманнов из русской истории», М., 2010, с.204]. И хотя в
1070 мы видим Всеслава сражающимся с новгородцами, появление его, «серым
волком рыщущего», в Таврии в те годы было возможно.
В 1072 году ненавистного киевлянам Изяслава сгоняют вновь, прибегнув к
помощи его братьев, и в этот раз его место занимает старший по
очередности Святослав Ярославич. В церковных кругах – «узурпация»
князя-раскольника вызвала скандал. И, можно думать, прославление
князей Бориса и Глеба, детей царевны Анны - государей не только
Русской, но и сидевшей некогда в Царьграде, низвергнутой Македонской
династии, убитых по воле начальника Греческой церкви, паствою которой
были смещенный Изяслав с сыновьями и их «лоббисты» - монахи киевских
монастырей, стало своего рода политическим манифестом. Призванным -
сорвать маски с «благочестивых» противников, обвинивших князя в
«узурпации» и «небратолюбии».
Многое при этом умалчивалось – Святослав Черниговский был Ярославичем,
подобно братьям Изяславу и Всеволоду. Потому легенда, рожденная в
«Сказании о мести Ярослава», не дезавуировалась прямо; ее
«признавали», понимающе перемигиваясь. Вероятно, свободней были языки
в Полоцке, чьи князья были потомками Изяслава Владимировича, «вздымая
меч» на потомков Ярослава (как выразился Киевский Летописец под
1128 г.), но полоцкое летописание не дошло до нас…
Но даже в таком виде почитание не могло быть принято в роду Всеволода
Переяславского и его внука Юрия Долгорукого, женатых на греческих
царевнах и опиравшихся, как можно понять, на содействие греческого
папы. Потому, в роду их, история - была переписана вновь. Убийцею был
не просто назван, но представлен средоточием зла, Антихристом - зять
Польского короля, латинянина Болеслава (что в ХII в. стало пониматься
как вероисповедный компромат) Святополк Ярополчич, с которым ранее
связывалось лишь убийство Святослава Венгерского (и м.б. Глеба). К
сожалению, черниговские летописи, допускавшие бы перекрестную проверку
агиографии, хотя существовали еще в эпоху В.Н.Татищева, доныне не
дошли.
Р.Жданович
*Это говорит о православном вероисповедании того времени, но не об
исповедании самого Симона, научившегося жить двойной жизнью. Упоминая
дочь Всеволода Бол.Гнездо, покровительницу Печеских иноков, в третьем
лице, он зовет ее княгиней Верхуславой – мирским именем, по-язычески,
цитируя же свое к ней обращение - подчеркнуто по-христиански: «дьщи
моя Анастасие» [«Изборник», М., 1969, с.290]. (прим.авт.)
|