|
То было во времена джахилийи.
Арабский народ - усилиями не только мировой, но и азиопской
российской сионистской пропаганды, твердо и безапелляционно,
ассоциируется с религией Магомета. Образ аравитянина
-
сумрачного бородача, крушащего музейную скульптуру своих далеких
предков, проверяющего доску для рубки мяса, на предмет ее знакомства
с поросятами,
заворачивающего женщин в черные полотнища и посылающего их впереди
себя, с бомбой, в собрания гяуров, злонамеренно абсолютизирован,
распространен исторически - хотя описания древних, знавших арабов
доисламской эпохи (напр., Аммиана Марцеллина), свидетельствуют сколь
чужд был сей образ предкам Саудитов.
«Халифат правоверных» - такая же умозрительная книжная
химера, как и «Святая Русь» (которую воздвиглись теперь
строить кремлевские «патриоты»), противоестественная для большинства
своих подданых – для которых ее воплощение стало трагедией.
Так, волею продажных воротил русскоязычных СМИ, кроме искажения
политической картины мира, из людского сознания уходит и немалая
доля мировой культуры. А меж тем, знаменитый арабский воин, о
котором сложился "народный роман", ставший известным из пересказа
Юзефа Сенковского - привезеного из его командировки нач. 1820-х в
Египет и Сирию, и симфонии Н.А.Римского-Корсакова (изгнанного с
россиянской сцены, вслед за Р.Вагнером), послуживший источником и
для А.С.Пушкини, - как и большинство поэтов раннеарабской литературы
- был язичником, слывя противником мохаджиров и ансаров
(сподвижников общины Магомета).
Об АнтарЕ ибн Шаддаде ибн Моавии аль Абси - пророк Магомет, до
начала проповеди «пообтесавшийся» в городских караван-сараях и не
терпевший пастухов - язычников-бедуинов, услышав его стихи: «Я
провожу и ночь и день, подтянув живот, пока не добуду честной еды!»
(в смысле военной добычи) - воскликнул: "Мне раньше и не
приходилось слышать о кочевнике, которого я пожелал бы увидеть!"
Картина будет отечественному читателю знакомая: поэт был сыном
наложницы-ефиоплянки, добытой с зап.берега Красного моря, нося не
легендарные - как де факто А.С.Пушкин, а натуральные, как
В.А.Жуковский, абиссинские гены. По линии же отца, которого звали
Шаддад, он принадлежал - к могущественному роду Омейядов:
«Я – Антара, сын свободного и рабыни!
Каждый защищает свое лучшее добро,
Своих черных и рыжих верблюдов
[намек на
волосы матери и отца],
Взнузданных или идущих к водопою».
Впоследствии, когда противники Магомета – мекканские аристократы
Омейяды (т.наз. «лицемерные мусульмане») вступили в его общину, а
далее сделались халифами правоверных, о «неблаговидном» языческом
родстве они постарались забыть. И рассказы об Антаре ибн Шаддаде
вносятся в арабские литературные хрестоматии лишь в Х веке, после
крушения их династии.
Ухаживая за другой отцовской наложницей, Саминой, Антар едва не
погиб. Его ранили мечем и жестоко избили плетьми. Лишь
заступничество «потерпевшей» спасло бастарда от лютой смерти:
«Неужели это Самина льет слезы из глаз?
О, если б я прежде знал, что ты жалеешь меня! -
В тот день, когда она отвернулась, не ответив мне,
Она была похожа на черноокую антилопу с подведенными глазами,
А когда по мне гуляла палка, она бросилась ко мне,
Склонилась, как изваяние, которому поклоняются …» [Абу-ль-Фарадж
аль-Исфахани "Книга песен", 1980, с.118].
Настоящий поэт нуждается в подобного рода легенде. И об Антаре так
сложилась повесть - об изгнании его, прерванном - как рассказывает
книга, переведенная Юзефом Сенковским, приключениями в руинах
Пальмиры - где, бродя средь языческих статуй, проголодавшийся
отшельник увидел антилопу (пери Гюль-Назар), преследуемую чародеем,
принявшим облик грифа, - израсходовав на него свое охотничье копье
(унесенное раненой птицей). В протографе, как видим, тема жертвы,
являемая деянием царевича Гвидона в «Сказке о царе Салтане», была
разработана точнее: из стихов Пушкина остается неясно, почему герой
«Сказки…», подстрелив коршуна, ложится спать голодным, не сломив и
не навострив следующую ветку?
…Я избегаю определять эту книгу, как «арабский роман», ибо
древние арабы не знали эпических жанров, ограничиваясь устной
элегией, сатирой и касыдой; даже «Одиссея», когда в
ХIХ
веке появился ее арабский перевод, была снабжена монорифмами песен,
как это делается в касыдах
[см. Е.Э.Бертельс «История персидско-таджикской лит-ры», 1960].
Заимствована была идея «сводного» произведения - героического
содержания и с любовной интригой, из словесности персов и
византийцев.
Древность предания говорит, что складывали его литераторы, жившие во
владениях «книжных» соседей. Увы, мы не знаем их имен – имен
сказителей сер. 1-го тыс.н.э., чье создание жило больше тысячи лет,
прежде чем было типографски издано на арабском - лишь в кон.
ХIХ
в..
Узаконен же был Антара - за участие в битве, где Бану Абс, неудачно
напав на соседнее племя, терпели поражение, благодаря ему -
выигранной, хотя прежде этого он гордо отвечал взывавшим о помощи
свободным родичам: "раб не умеет сражаться, раб умеет только
гонять и доить скот!" Право, эту мысль, произнесенную
воином-язычником 6-го века от Р.Х., полезно усвоить всякому
русскому, лестью и силой вовлекаемому в многонациональные
россиянские скопища!
Вообще, о т
него сохранилось немного строк: арабская поэзия доисламских веков
была исключительно устной. Благодаря гонению, воздвигнутому Пророком
на светских поэтов, она известна плохо. Победа фанатиков фарисейской
авраамической религии – изгонявших мысль адептов гедонистического
языческого мировоззрения, певших светскую доблесть и радости земной
жизни, привела к забвению большинства поэм Антары.
О себе поэт - словно отвечая теперешним «миссионерам», завлекающим
б\советских безбожников морковкой «жизни вечной», говорит так:
"...Она стала устрашать меня смертью - будто вообще
приход смерти мне не угрожает!?
Я ответил ей: Смерть подобна источнику,
и чаши из этого источника мне не избежать.
Оставь опасения себе, мне до них нет дела! Знай,
что я человек, и коли меня не убьют, то я умру смертью естественной.
А гибель моя, когда она предстанет предо мною, будет похожа -
на меня самого, когда враги
[уже]
остановлены в теснине.
…С одной стороны - я из лучших рода Бану Абс,
другую же сторону защищаю своим острым мечем.
И когда наступают всадники, гладя врагам в лицо,
я оказываюсь доблестнее тех, что обладают славными родичами с обеих
сторон ..."
["Книга песен", с.с. 120, 119] .
Арабы-язычники поклонялись божествам, олицетворяемым светившими с
небосклона звездами - хорошо видными в прозрачном воздухе ночной
пустыни. Чуждые суеверий «Торы и Пророков» - признавая лишь
генеалогический раздел Библии, они полагали что, уходя из жизни, они
сами поселяються среди звезд - противоположно нашим
спиритуалистическим суевериям (по которым смерть связана с падением
звезды).
Смерть свою Антара встретил в далеких Йеменских горах. «Ибн
аль-Калаби рассказывал: Антара напал на Бану Набхан, род племени
Тай, и угнал их верблюдов. Тогда он был уже очень стар. Гоня
верблюдов, Антара складывал раджаз: Следы страусов в землях,
облюбованных львами…
Среди юношей Бану Набхан был Вазр ибн Джабир. Он выпустил в Антару
стрелу, воскликнув:
-Получай от меня, сына Сальмы!
Стрела пробила Антаре бок, но он терпел рану, пока не вернулся в
свое племя. «Когда Антару поразила стрела, он сказал:
Знайте, это сын Сальмы, на нем моя кровь.
Но где там! Не найти сына Сальмы, не отомстить за кровь мою.
Если бродит он среди гор Бану Тай -
Там, где Плеяды
[на
вершинах, обретенных Антарой теперь] ,
его
[уже]
не обидишь и не достанешь!
Вечером он выпустил в меня синюю острую стрелу,
Не поразив
[меня]
страхом, пронзила она
[меня] меж
боком и рукой »
[там же, с.122].
И к огда
он погиб, среди тех, кто знал его стихи, в Северной Аравии - там,
где стоят
руи ны
Пальмиры, возникло сказание, разошедшееся во множестве рукописей.
Отрывок из этого предания – за полвека до его типографского издания
в 1870-х, перевел и опубликовал в Петербурге великий польский и
русский ученый-ориенталист, петербургский журналист и литератор
[Ос.Ив.Сенковский «Собр.Соч.», СПб., 1858, т. 1-й]. Репутация
«скандального журналиста» и русского монархиста - не примыкавшего к
польскому феодально-клерикальному «освободительному движению»
(висказав о масонском движении то, что о нем думает, в очерке
«Большой выход у Сатаны»), увы, помешала российскому пушкиноведению
увидеть данный источник сказки русского классика. А так, был бы
недурной повод порассуждать, почему «Антар» был опубликован
по-русски (1833) на год позже «Сказки…».
Музыка симфонии «Антар» (по аскетическому определению композитора –
«симфонической сюиты», хотя фактически это симфония), написанной по
програмне этой повести, доныне звучит в записях, продолжая внушать
страх своею «Сладостью мести» (1-я часть после пролога), словно
предрекая крах замыслов Тель-Авива и Эр-Рияда.
Роман Жданович
|