|
17\27
февраля (02 марта) 1612 года, на день змееборца Федора Тирона, в
Чудовом монастыре Кремля был замучен (уморен голодом либо задушен)
оккупантами, именно - призвавшими поляков в Москву боярами (стало
быть, наряду с Салтыковым и Мстиславским, также и Романовыми),
патр.Гермоген.
Юридический
акт канонизации, ввиду сего, предпринятый никонианской церковью лишь
в мае 1914 г., не требовался ревнителям древнего благочестия –
следовавшим св.-отеческому правилу, по коему мученики, убиенные за
веру, чтились безо всяких административных разрешений. И если «политкорректный»
фарисейский акт, сочиненный лишь в преддверье 1-й мировой войны,
дипломатично, дабы не «задеть» подданных кайзера Франца-Иосифа,
определял патриарха «святителем» (хотя миссия его не оставила
заметных следов), Старообрядческий Календарь, даже издания сурового
1980 г. (когда, угождая польским националистам, коммунистические
власти прикрыли даже «Клуб 13 стульев»), называет под этой датой: «Св.страстотерпца
Ермогена, патриарха Московского и всея Руси».
Житие,
сочиненное при официозной канонизации 1914 года, было столь же далеко
от действительности, как и чин прославленного. «Благочестиво» он был
наречен представителем священнической семьи (так происходило с многими
романовскими канонизациями, напр., Трифона Печенгского, Филиппа
Московского). Энциклопедия 1900-1909 г.г., предваряя «пастырей», так и
говорит: «происходил, по всей вероятности, из посадских людей, был
в Казани священником» [т. 6-й, с.571]. Это ложь, хотя толерантная
к «угнетенным» нацменьшинствам, но предельно глупая: быть в те годы на
Казани русский священник или посадский человек мог, лишь на положении
обитателя зиндана. Сам Гермоген это хорошо знал, и знакомство бывшего
казака с реалиями татарского плена – помогло ему при розыске о
Казанской иконе, укрытой кем-то из угнанных в ХV веке, проданных
иноземному работорговцу полоняников, обретенной в годы священства
Ермолая. Утраченной в 1904, по-видимому, не без соучастия никонианских
хранителей - похищенной тогда, и так с тех пор и не открывшейся
святыни (так же точно были ограблены в ХIХ в., задолго до большевиков,
княжеские погребения Владимирских церквей, чьи реликвии всплыли в
каталогах западных аукционов). Ценность дониконианских икон в глазах
староверов, к коим принадлежали многие богатейшие купеческие фамилии,
общеизвестная на Руси, подрывает получившие веру показания грабителей
– о, будто бы, уничтожении ими иконной доски, после снятия оклада.
«Что его
смерть не имела никакого влияния на успех того движения, во главе
которого он номинально стоял, это вполне понятно, т.к. для движения
имя Гермогена было гораздо важнее его личности. Характерно, что этой
последней не создала ореола даже мученическая кончина. Наиболее живое
и наглядное изображение Гермогена дает нам один современник, по
видимому, духовное лицо, близко знавшее патриарха (рассказ «Хронографа
2-й редакции»). В его характеристике Гермоген выступает с чертами
грубого и сварливого человека, жестокого к подвластным и, в то же
время, недальновидного. Крутой нрав Гермогена косвенно подтверждается
известиями в многочисленных жалобах на него казанцев, когда он был у
них митрополитом» [там же, с.572]. Духовенству своего времени – он
был столь же чужд, как и романовскому. Свидетельства же современников
- говорят о Гермогене, как о казаке, обитателе заграничных тогда
земель Казанского ханства, рожденном ок. 1520-х - 1530-х годов,
принявшем иерейский сан уже в солидном возрасте [Р.Г.Скрынников
«Святители и власти», 1990] – браминском возрасте по древним
воззрениям, когда мужу достойно сменить меч на посох.
Ермолай был
старшим соратником атамана Ермака Тимофеевича! Авторитет же, приведший
его, после принятия в 1570-х овдовевшим священником монашества, на
Казанскую кафедру, а затем на стол предстоятеля Руси, был –
нонтолерантным авторитетом воина, а не святителя, в эпоху Ивана
Грозного не приводившим православных в смущение.
То время
было временем совершенно особой «славы», в дни 1-го боярского
владычества на Руси, обретенной татарами. Казанский Летописец так
описывает его: «И
кто бо тогда изрещи можеть беды сія за многа лета отъ Казанцовъ, отъ
поганыя Черемисы православнымъ христьяномъ, паче Батыя. Баты бо единою
Рускую землю прошелъ и, яко молнина стрела и яко темная главня,
попаляя и пожигая, и грады разрушая, пленяще христьянство, мечемъ
губя. Казанцы же не такъ губяше Русь, всегда изъ земли Рускія не
изхождаху: овогда съ царемъ своимъ, овогда же воеводами воююще Русь,
посекающе, аки сады, Рускія люди и кровь ихъ, аки воду, проливающее.
Отъ нашихъ же христіянъ, христовыхъ воеводъ, Московскихъ князеи и
боляръ, противъ стати и возбранит не могуще оть сихъ свирепства и
суровства. И всемъ тогда беда и тоска велика въ украине живущимъ
варваръ техъ, у всехъ Рускихъ людеи ото очію слезы текуще, аки реки;
крыющеся въ пустыняхъ, въ лесахъ и въ горахъ, въ теснотахъ горкихъ
живяху зъ женами и зъ детми, оть поганыхъ варваръ техъ покидающе родъ
и племя отечества своя бежаху во глубину Русь.
Мнози гради
Русти роскопаша, и травою и быліемъ заростивша, села и деревни, многія
улусы орастеша былемъ отъ варваръ. Великія монастыри и святыя церкви
оскверниша лежаще и спяше, блудъ надъ пленомъ творяще зъ женами и зъ
девицами, и святыя образы секирами разсекающе, огню предающе служебныи
сосуды, изъ нихъ же дома скверно піюще и ядуще; святыя образы и кресты
переливаху серги и ожерелія, маниста, тафя на главы своя украшахуся; а
въ ризахъ церковныхъ себе ризы перешиваху, и мнихомъ наругающеся,
образъ ангелски безчестиша, угліе горящіе за сапоги <насыпая>;
обдираху, ужемъ за шею оцепляющее, скакати и плясати веляще имъ;
младыхъ телеситыхъ чернцовъ черныя ризы снимаху и, ругахуся, въ
Срацинскія ризы облечаша. И продаваша мирскіи полонъ въ далныя Срачины
- имъ и выти не могуще. А иныя черница, аки простыя девица, за себя
поимаша. Надъ мирскими же девицами, предъ очима отцовъ и матереи,
насилствующе, блудное дело творяще, и надъ женами предъ очима мужеи,
еще же надъ старыми женами, кои летъ 40 или 50 вдовствующе пребываше.
Несть беззаконія исчести мошно Тобе, есмь Самъ видехъ очима Своима?!
Пишу сія, видехъ горкую беду сію.
Православніи
же христьяне по вся дни Татары и Черемисою въ пленъ ведомы, а старымъ
коимъ - очи избодаху, уши, и уста, и носъ обрезаша, зубы искореневаху,
и ланиты выломляху; овемъ же руце и нозе отсецаху; такъ пометаху по
земле: тело валяшеся, после умираше. Инымъ же главы отсецаху и на двое
разсекаху, ови же удами, за ребра и за ланиты пронизающе, повешаху, а
иныхъ на коля посажаху около града своего, и позоры деяху, и смехъ.
Оле Христе-Царю, терпенія твоего! И сіе же злее паче сихъ всехъ
реченныхъ - младенца незлобивая отъ пазухъ матереи своихъ и техъ,
погани кровопіицы, о камень ударяху, и задавляху, и на копьяхъ
прободающе подымаху. О солнце, ка ко не померкне, сіяти не преста?! О,
како луна въ кровь не преложися, и земля, како стерпе таковая, не
пожре живыхъ поганыхъ?! И кто тогда горце, не восплакася: горе увы! -
видяще отца и матерь-отъ чадъ своихъ разлучахуся, аки овца отъ стадъ
своихъ, чада же отъ родителеи своихъ, други отъ друговъ своихъ. Ови
же, яко новобрачни суще, живше день единъ или два, ови же, токмо
обручившеся по законному браку, отъ церкви въ домы своя идуща,
венчавшеся женихъ съ невестою, разлучахуся, не <с>ведуще, аки зверіе
пустынные возхищающе. Злато и сребро въ мегновеніе ока имаше.
Поганіи же
Казанцы все себе поимаху поплененную Русь и прелщаху имъ мужескъ полъ
и женескъ въ Срацынскую веру - принуждаху пріяти. Неразумніи же мнози
пріимаху Срацынскую веру ихъ, нужи, страха ради мукъ, и запроданія
боящеся, и прелстишася, горе, варваръ и Черемиса хрестьянъ губяху. А
кои же не восхотеша веры пріяти, и техъ, аки скотъ, овехъ толпами,
перевязанныхъ, держаща на торгу, продаваху иноземцамъ поганымъ. Не
смеяху бо Казанцы многи Руси у себя держати мужеска полу, не
обусурманныхъ держати, разве женъ и детеи малыхъ, да не наполнится
Русь въ Казани; того ради запродаху ихъ. Великъ плачъ, и скорбь, и
беда, и стонаніе отъ языка поганово»
[«Библиотека лит-ры Древ.Руси», т. 10-й].
В ХVI веке –
в России эпохи Василия III и Ивана IV не считались с фарисейскими
измышлениями византийской церкви (возникшими, к слову, не ранее ХII
века, однако старательно усвоенными сергиянами ХIV и никонианами ХVII
веков), и будущий пастырь, подобно Черногорским священникам и
митрополитам, пролил немало бусурманской крови, прежде чем облечься в
сан и сменить меч плотской на меч духовный.
Будучи
казаком (вряд ли «простым казаком»), урожденный Ермолай – тезка Ермака
Тимофеевича обладал изрядным книжным образованием, свидетельствуемым
как самим фактом принятия священничества, так и документами, вышедшими
из под его пера, демонстрируя хорошую риторическую школу и навык
текстологической работы.
О войске
будущего предстоятеля в свидетельствах существовали разноречия, и мы,
вслед за Р.Г.Скрынниковым, прислушаемся к сообщениям английских
купцов, характеризовавших святителя, как «старого разбойника с
Волги». Ведя по Волге транзитную торговлю, англичане многократно
сталкивались с казаками, разбивавшими ходившие в бусурманские земли
купецкими караванами. И их свидетельство о том, что Гермоген
происходит из волжских казаков – предков славных Оренбургского и
Яицкого (Уральского) казачества, чьи земли ныне оккупированы
реставрированной большевиками бусурманской государственностью Большой
Орды («республики Казахстан»)*, являются наиболее убедительными.
Р.Жданович
*Чей глава в
«ложах деструктивной направленности» (по термину Игнатова) явно
обладает более высоким градусом, нежели глава рфии (прим.авт.).
|