|
В те дни
сыновья Юрия Долгорукого от византийской принцессы – Суздальские
княжичи-греки Михалко и Всеволод Юрьевичи, единокровные братья Андрея
Боголюбского, а с ними племянники Мстислав и Ярополк, дети Ростислава
Юрьевича, как на командный пункт, съехались в Чернигов, ко князю
Святославу Всеволодовичу (сновидцу в «Слове о полку Игореве»), ожидая
весть из Суздальской земли, загодя готовясь делить суздальское
наследство.
На день
апп.Петра и Павла 29.06.1174 г., во Владимирском подграде Боголюбове,
в своем дворце будет убит Вел.князь всея Руси Андрей. Этому
предшествовали события, вершившиеся на дату нынешнего Международного
женского дня, в далекой Галицкой земле.
Согласно
древнерусским представлениям, мотивы врагов Андрея Юрьевича - следуя
деспотическим византийским образцам(*) попиравшего кровное родство,
были более чем основательны. Смоленскими княжичами он был извержен из
Рюрикова рода, как деспот и иноземный узурпатор, подобно Игорю
Давидовичу, врагу Василька Теребовльского [см.: В.Л.Комарович «Культ
Рода и земли…»\ ТОДРЛ, №16, 1960]. Хотя этот акт не получил
общерусского признания, русские послужильцы князя Андрея, оставившие
сюзерена пред лицом инородцев-заговорщиков, находили себе широкое
оправдание – хотя не христианского, но, тем не менее, вполне
религиозного характера. Это, кстати, исчерпывающе иллюстрирует
популярную в мире семъ идею - о, будто бы, религиозном происхождении
человеческой морали. Религиозную природу - имеет инстинктивное чувство
страха [см. А.И.Зайцев «Древнегреческая религия», 2005, с.35], а
мораль (неосознаваемое влечение) - противонаправлена инстинкту.
***
По ходу
изложения летописных рассказов, здесь наиболее полными бывших в
утраченном источнике «Истории Российской», Василием Никитичем
Татищевым – светским ученым, противником православного клерикализма -
религиозная риторика опускалась. Ее, однако, в Повести об убийстве
Андрея, нам сохранили средневековые списки сильно сокращенной
редакторами Ипатьевской летописи. Современный историк, завкафедрой
истфака СПб.ГУ, отметил особенность ее: «чувствуется не совсем
явное, но противопоставление религиозных стихий: христианства
(православия) и другой, не оговариваемой специально. Так, автор
«Повести об убиении…» подходит к другой теме – еврейской. Она (или ее
отголоски) ненавязчиво, но довольно настойчиво (и устойчиво) звучит в
Ипатьевской летописи, на что исследователи мало обращали внимания, а
если обращали, то указывали лишь на довольно прозрачный факт участия в
убийстве князя некоторых лиц из его еврейского окружения»
[Ю.В.Кривошеев «Собранное», 2010, с.с. 464-465].
Освещая
сторону драмы, не столь нонтолерантную, летописный текст обретает
внятность, и он внятно отсылает читателя к повести о Борисе и Глебе [Ипатьевская
летопись\ ПСРЛ, т. 2-й, с.594] - предательски убитых номинально
единокровным братом Святополком, сыном монашенки-гречанки, в 1015
году. И из этого же летописного рассказа - мы узнаём, как теперь,
спустя полтора века, единокровных братьев Андрея - Михалку и
Всеволода, выступивших к стольному Владимиру, получив весточку об
убийстве, в Москве, названной летописцем здесь старым ее названием
Кучково, встречает сын Андрея Боголюбского и Улиты Кучковны, Юрий
Андреевич Новгородский [там же, с.600]. Овладев Владимиром, княжичи
жестоко расправляются с Петром Кучковичем, - что, однако, сообщается
лишь в позднем предании неясной достоверности, - и 2-й женой Андрея,
урожденной булгарской княжной, «спрятав концы» в водах Поганого озера
[Кривошеев, с.528 и дал.].
В
монографии, готовившейся к печати в 1948 году, но встретившей мощный
отпор в академических (и выше) кругах, - что служит исчерпывающим
комментарием к россказням об «антисемитизме» в сталинском СССР, -
изданной лишь посмертно, спустя 60 лет, Николай Николаевич Воронин
пишет об этом: «В 1174 г. одновременно умерли два брата Андрея –
Святослав, прошедший бледной тенью в жизни Руси и погребенный в
Суздальском соборе, и Глеб, сидевший в Киеве и, как подозревал Андрей,
изведенный коварством Ростиславичей [Смоленских]. На юге оставались
младшие братья Михалко и Всеволод, но Андрей помнил нанесенную им
десять лет назад обиду – изгнание их из Руси в Византию. К тому же, во
время недавних событий на юге, сидевший в Торческе Михалко прямо
показал шаткость своих намерений, пойдя на мир с Ростиславичами.
…Незадолго
до гибели самого Андрея, очевидно, предчувствуя надвигавшуюся
катастрофу, многие его ближайшие соратники покинули его и ушли за
пределы Владимирского княжества. Особенно странно, что храбрый воевода
Борис Жидиславич оказался в Рязани» [Воронин «Андрей Боголюбский»,
2007, с.167]. За 8 дней до гибели Боголюбский кесарь потеряет и
последнего сына – младенца, нареченного в честь умершего брата Глебом.
Северская
летопись не сохранилась в оригинале - после того, как «гастарбайтерами»
Новгород-Северский был в 1239 г. буквально стерт с лица земли; мы даже
не знаем, как это происходило, потому что свидетелей, сообщивших об
этом бы, кроме пепелища надолго обезлюдевшего града, не осталось.
Летопись известна лишь в извлечениях, делавшихся ранее т.г., вошедших
в Ипатьевскую 1292 года и в те утраченные ныне списки Киевской
летописи 1198 года, которые цитировал В.Н.Татищев. Только из нее мы
можем, напр., узнать о княжиче Константине Ярославиче, брате Владимира
Галицкого. Крестильное имя Константина в Х – ХI
веках не считалось княжеским (деталь, показывающая, сколь низко
ставились религиозные реформы св.Владимира его потомками). Первым
получил его сын Ольги Юрьевны, княжич наиболее вестернизированного (и
наиболее христианизированного) русского княжества, и становится
понятным, почему с этим же, не княжим именем, окрестили старшего сына
Всеволода Бол.Гнездо (брата Ольги Галицкой) – Константина Ростовского,
после чего оно в ХIII
в. входит в употребление.
Киевская
летопись погибла уже в ХVIII
веке – тогда же, когда в Австрии были уничтожены рукописи Богемских
хроник, содержавших уникальные сведения о происхождении Рюриковичей
[Х.Фризе «История Польской церкви», Варшава, 1895]. Голицынский список
изымался из библиотеки арестованного князя самим Бироном(!),
харатейный Раскольничий сгинул среди наследства В.Н.Татищева, и не
случись издание рукописи его «Истории Российской», о содержании
летописи [см. Б.А.Рыбаков «Русские летописцы и автор Слова о полку
Игореве», М., 1972] мы бы вообще не узнали! Уничтожение
славяно-русских древностей - вершилось «братьями» вполне
централизовано, по всей Европе, и кампания клеветы, поднятая
масонерией против последнего летописца Руси – Татищева в веке ХIХ
[см. А.Г.Кузьмин «Рязанское летописание», М., 1965], продолжающаяся
поднесь (от Карамзина и Голубинского – к Стефановичу и Толочко),
говорит, сколь глубоко он зацепил идеологическую язву масонской
братии. В
ХVIII
в. «исчезли» Сенатский список Новгородской летописи (в Германии ныне
отыскалась его татищевская копия, спасенная нацистами во время
антифашистских бомбежек) и «Муромская топография» - сборник в списке
примерно
ХVI
века (не позже 1620-х г.г.), чья летопись, соединявшая рязанские и
черниговские известия с новгородскими, доводилась до 1238 г.,
переданный владельцем Петру Великому… В ХIХ
в. в борьбу включились «православные сектоведы» - и в огне сжигавшихся
в 1830-х – 1870-х раскольничьих библиотек [Б.В.Сапунов «Книга в России
в IХ - ХIII в.в.», Л., 1978, с.с. 20-21], в это, казалось бы,
просвещенное время, древних – харатейных славянских рукописей погибло
больше, нежели их сохранилось доселе!
В летопись
Новгорода-Северского, сведенную при Игоре Святославиче, как подметил
Д.С.Лихачев, были внесены большие фрагменты из летописи Переяслава
Русского (ныне Переяслав-Хмельницкий) [«Энциклопедия Слова о полку
Игореве», 1995, т. 3-й, с.147]. Переяславский князь Владимир и Игорева
княгиня, дочь Ярослава Осмомысла Галицкого, были двоюродные брат и
сестра. И благодаря этому, летопись Новгорода-Северского частично
сохранена в этих цитатах - цитированных вскоре после сведения
первоисточника, еще не подвергнутого тенденциозным переделкам,
превратившегося в источник для хронистов иных княжеств.
В 1185,
отражая орду Задонских половцев хана Гзака - устремившихся на Русь
после пленения Игоря, гибели Северских полков, мужественный
Переяславский князь Владимир Глебович, держатель удела прикрывавшего
Киевскую и Черниговскую землю, получит раны, оказавшиеся смертельными,
скончавшись в походе 1188 года. Часть имущества, в т.ч. и список
хроники княжества – родового домена потомков Всеволода Ярославича,
Владимира Мономаха и Юрия Долгорукого, видимо, была завещана
Ярославне. На то, что источник был черновиком, показывает дублировка
статьи о походе на половцев с переяславскими полками князя Михалка
Юрьевича, помещенной под 1171 г., и позже помещенной вновь, под 1173,
когда летописцем было в ней приписано участие Вел.князя Всеволода в
кампании покойного (+ 1176) брата Михалка [см. ПСРЛ, т. 2-й, с.538 и
дал.].
Из цитат
Переяславского Летописца, наряду с Повестью об убиении Андрея
Боголюбского, мы узнаем о трагедии в Галиче, случившейся незадолго до
гибели Вел.князя.
В
«Энциклопедии Слова о полку Игореве» Н.Ф.Котляр сообщает такие
сведения о мачехе Ярославны, Осмомысловой «многолетней сердечной
привязанности – Анастасии из боярского рода Чагров. У них родился сын
Олег, которому князь отдавал предпочтение перед законным наследником
Владимиром. Когда законная супруга Ольга Юрьевна в 1172 очередной раз
вместе с сыном бежала от мужа в Польшу, бояре избили родню Анастасии,
саму ее сожгли на костре, а «князя водившее ко кресту, яко ему имети
княгиню взаправду», бесстрастно сообщает киевский летописец. Однако
князь проявил твердость и в 1172 развелся с Ольгой: известно, что она
в т.г. ушла в монастырь под именем Ефросиньи, а это было возможно при
живом муже лишь в случае развода. Умирая, Ярослав завещал престол
Олегу, однако бояре не выполнили его воли, посадив «в отца место»
Владимира» [т. 5-й, с.290]. В действительности, это имело место в
1174 году (в Галицкой летописи использовался сентябрьский стиль,
необычный на Руси, не понятый летописцем ультрамартовской
Переяславской летописи), незадолго до убиения Андрея. Видимо,
отстранение от власти одного из немногих его союзников – князя
пограничной Галицкой земли, посредника в сношениях с Германским и
Греческим кесарями, к неформальному союзу коих принадлежал Андрей
[см.: Д.Зенин "ANDREI von ROSTOV, Der GROSSE KOENIG ROSSIA"\ http://samlib.ru/z/zenin_d_n/],
развязывало руки заговорщикам в Великороссии.
На самом
деле, говорить об утеснении Ярославом Осмомыслом законной жены крайне
трудно. Олег – мирское имя, не использовавшееся в роду Галицких
князей, потомков Владимира Ярославича Новгородского (оно было
княжеским лишь среди потомков Святослава Ярославича Черниговского).
Дарование его бастарду говорило скорей о поисках князем компромисса с
княгиней (носящей это же имя, в его женской форме), дочерью Юрия
Долгорукого. Такие же имена, Владимира и Олега, в 1173-1175 годах
давали первым сыновьям Ярославна и Игорь Святославич
Новгород-Северские - знаком внимания к тестю Северского князя.
Покинув
Галич доброй волей, Ольга Юрьевна, напротив, отнюдь не искала путей к
примирению, не давала мужу развода - допускавшего бы повторные
женитьбы; даже в 1180 г. она светская дама, крестившая дочь Всеволода
Бол.Гнездо [ПСРЛ, т. 2-й, с.613], постриг же принявшая только перед
смертью [там же, 624].
О
происхождении Анастасии данных нет [В.М.Коган «История дома
Рюриковичей», 1993, с.118]. Ее связь с Чагровичами - противниками
княжича Владимира Галицкого, но сторонниками князя Владимира Киевского
[см. ПСРЛ, т. 2-й, с.536] (сына Мстислава Великого от дочери посадника
Дмитра Завидовича), избитыми при боярском перевороте марта 1174 г. в
Галиче, чисто умозрительна. Она была политической, но не кровной:
Владимир Мстиславич был ставленником Юрия Долгорукого - отца Галицкой
княгини [«Изборник», 1969, с.719], покровительствовавшего дочери;
родичи любовницы, чей сын виделся Осмомыслом наследником, не могли
оказаться «лоббистами» Юрьева ставленника, в схватке за Киевский стол.
И будь Настасья хотя б боярышней - никто бы не решился на
квалифицированную казнь; князь, напротив, обретя подругу, сразу бы
разводился с княгиней - оженившись вторично, легализуя так
наследственные права бастарда Олега Настасьича, видевшегося им
престолонаследником, - в глазах современников абсолютно
недействительные (детям наложниц положено было становиться дворянами,
наследуя лишь «коня и бронь»). Сожжение – это церковный способ
казни, указующий на происхождение Настасьи, вероятно, жены княжеского
либо боярского дворцового священника.
В «Истории
Российской», после рассказа под летом 6680-м о битве новгородцев с
суздальцами (такая дата битвы - особенность источника Ипатьевской
летописи), известия о рождении 08.10.1173 княжича Владимира Игоревича
Северского и ряда мелких зимних известий, после даты 20 января (смерть
в Киеве Глеба Юрьевича), В.Н.Татищев пишет: «Ярослав, князь
Галицкий, хотя давно жену свою невзлюбил и наложницу держал, но,
опасаяся братьев ея, Глеба и протчих, не смел изгонять и отлучить. Но
как скоро о смерти Глебовой уведал, немедленно, возложа на нее вины,
хотел ее постричь. Она же, учиня совет с бояры, доброхотными ей, взяв
сынов своих Владимира и Константина, в небытность Ярослава в Галиче
уехала в Польшу марта 8-го дня. С нею же и бояре многие отъехали.
Ярослав, опасаяся из сего стыда и вреда, просил Святополка Изяславича,
чтоб ее уговорили. Которой, с некоими бояры галицкими, послали - ея
уговаривать, обесчевая ее с князем примирить. Но она не послушала. И
послал Владимир Ярославич к Ярополку Мстиславичу во Владимир просить у
него Червени, дабы во оном будучи, близости ради, способнейшую для
примирения со отцем пересылку иметь, обесчевая ему за то, когда он
будет на Галицком княжении, возвратить ему Бужеск и к тому есче три
города прибавить. Ярополк же, утвердяся ротою, отдал ему Червень и
помогать обесчал. Как скоро в Галиче уведали, что Владимир в Червени,
любя все вельми княгиню Ольгу и детей ея, учинили смятение противо
князя своего Ярослава. И пришед в дом его, поставили стражи крепкие,
чтоб не мог уйти, а наложницу его Настасию, которая его смутила со
княгинею и детьми, возложа на костер великой, сожгли, и несколько
бояр, приателей ея, побили. Тогда прилучился тут князь Ярополк,
который с тысецким галицким едва возмогли людей утишить и не дали
более побивать. У Ярослава же взяли роту, что ему княгиню свою
содержать порядочно, как надлежит. Сына же его, от наложницы
рожденного, сослали в заточение" [Татищев, т. 3-й, с.97]. Так
рассказывается в 23-й главе. После 3 очень кратких глав, в главе 27-й,
историк рассказывает об убиении Андрея Боголюбского.
Рассказ
татищевского источника об убийстве Андрея, очень близкий к Ипатьевской
летописи, даже к ее уникальным чтениям, отсутствующим в других
летописях (напр., об угрозе мести рязанцев), содержит "довески" -
сообщающие об Андреевой княгине, ее участии в заговоре: "Княгиня же
была в Боголюбове с князем и того вечера уехала во Владимир, дабы ей
то злодеяние от людей утаить" [там же, с.105]; "княгиня же на
другий день убивства великаго князя, уведав о том, забрав все имение,
уехала в Москву со убийцы, показуя причину, якобы боялась во Владимире
смятения народнаго" [там же, с.106]. Именно через Москву двинутся
к Владимиру Залесскому братья Андрея (умело сокрывшие следы
собственного участия в заговоре, «отмстив» сообщникам). Известие
Татищева внешне выглядят, как вставка-домысел, на что обычно напирают
«историки» века сего, но его подтверждает рассказ, независимый и
древний: летописная 1-я часть Тверского сборника 1534 г. (обрывавшаяся
на 1248 г.) [ПСРЛ, т. 15-й, с.251].
Летописное
определение родства Ольги по младшему брату, князю Глебу Юрьевичу
Переяславскому, вместо Вел.князя Андрея Юрьевича Боголюбского,
показывает в источнике Татищева руку летописца из Переяслава Русского.
Но рассказы об участии Ярославовой княгини в заговоре против
полюбовницы Галицкого князя и о мятеже галичан, убийстве Настасьи и
сторонников ее, а Андреевой княгини, соответственно, в заговоре против
законного мужа (с мятежом владимирцев), были хронистом нарочито
сближены, написаны по одной схеме.
Княжеский
летописец, канцелярист племянника Ольги Юрьевны, законной Галицкой
княгини, высказывать личное отношение к сообщаемому, прямо, не мог. Но
оценку событий - он дал между строк, сколь это было возможно в его
положении. И высказывание его – оказалось отнюдь не в поддержку
политиков, поднимавших на Руси 1170-х годов (подобно Рфии 2000-х)
знамя радения за нравственность, тех, кто заявлял себя «ревнителями
чистоты брака». Они, напротив, оказались под его пером явлены -
обычнейшими убийцами, безжалостными, корыстными и законопреступными,
здесь же - сравниваемыми с убийцами свв.Бориса и Глеба. Так мы видим
древнерусские корни литературного приема, гиперболически явленного в
былине о Варламии Кольском (ХVI век),
где через ассоциативный ряд перебитые корабельным якорем моряки
уподоблены Церкви, убитая пред алтарем, копьецом для преложения Даров,
попадья – Христу, убийца же иерей Варламий – самому Антихристу…
11 апреля в
Петербург приезжал писатель Михаил Веллер, выступивший в театре
эстрады с лекцией, об образах любви в памятниках мировой литературы.
Для писателя, рассказывать о сочинениях других писателей, это - тоже
ремесло. Как писателю и рассказчику, правда, до уровня летописца
Переяслава Русского конца ХII
века, Михаилу Иосифовичу еще предстоит подрасти.
Р.Жданович
*Насаждаемым
в РФ ХХI
века от Р.Х… (прим.авт.).
|