|
«Комментарий
к дощечке Д1. Эта дощечка принадлежит к малопонятным дощечкам, но
всё же общий смысл её улавливается. Не смотря на то, что она
относится, судя по стилю и орфографии, к сравнительно новым дощечкам
[полонизмы, йотирование гласных. – Р.Жд.], содержание ее касается
очень древних фремен, именно времен праотца Оря. Это объясняется
тем, что «Влесова книга» не есть летопись в нашем понимании слова,
не последовательная хроника событий, а собрание религиозных,
моральных и бытовых высказываний, опирающихся на предыдущую историю.
Поскольку древние руссы обожествляли своих предков, воспоминания о
них, история их были связаны с религиозным культом: примерами из
истории предков восхищались, опытом их научались, уже самое
внимание, им оказываемое, являлось частью культа», - писал в
1966 г. Сергей Лесной [Лесной, 2009, с.с. 46-47]. Полонизмы и
украинизмы [там же, с.с. 41, 45], кириллический прием йотирования
твердых гласных (превращением в диграф с предстоящим
i -),
ориентировочно говорят о месте и времени копирования протографа –
Зап.крае ХIV – ХVI века. В Карпатах, где доски использовались вместо
бумаги по ХVII век (Ю.К.Бегунов) [Кузьмин, 1995], была записана
последняя – дожившая до ХХ века копия, сбереженная трудами дворян
Донец-Захоржевских. Там же, в Карпатах, памятник был и забыт - после
присоединения к Унии русин в 1700 г., когда хранение нехристианских
реликвий стало подсудным Инквизиции, сохранившись в Великороссии,
где ранее, до Петровских реформ, пребывал под строжайшим запретом
инквизиции православной – не оформленной юридически, но от того не
менее жестокой.
Последняя –
устраняла, а с известного времени, по-видимому, просто уничтожила
малейшие упоминания о славянском религиозном почитании первопредков в
летописях, облегчив баснописания о русском «язычестве» современным
православно-еврейским борзописцам [Гальковский, 1913; Топоров, 1986;
Гаврилов, Ермаков, 2009…]. Уцелели лишь два кодекса с древнерусскими
летописями, хранившими лишь простые указания [см. Комарович, 1960,
ч.1] на национальный культ рода: Лаврентьевский и Симеоновский, - и
то, по-видимому, благодаря случайности. Лаврентьевская летопись
скопирована в 1377 по источнику 1306 г., вероятно, захваченному в 1375
г. войсками Низовских княжеств в капитулировавшей Твери [см. Прохоров,
2010, с.188 и дал.]. «Книги ветшаны» [ПСРЛ, т. 1-й, с.488], как
пояснил в приписке мних Лаврентий, еще не старого, пергаментного, т.е.
очень прочного кодекса, хранились в небрежении и обветшали! Как
показало исследование кодекса Лаврентия [Прохоров, 1972], весь ХV и
часть ХVI века Лаврентьева летопись хранилась без переплета,
по-тетрадно, как можно понять, после завоевания Нижегородского
княжества (1392 г.) став архивным документом, не используясь для
чтения, что и уберегло ее от огня цензоров.
Симеоновская
летопись сводилась в 1495 г. [Кузьмин, 1965, с.15] в провинциальной,
тогда еще суверенной Рязани – вдали от доменного княжества
Владимирского митрополита. Она дошла в единственном списке 1540-х
г.г., снятом дьяком Д.Лапшиным в Иосифо-Волоцком монастыре –
монастыре, далеком от мракобесия блюстителей «свято-отеческих»
византийских традиций, ставших госидеологией Рфии 21-го века. Волоцкие
монахи вдумчиво работали с этой летописью [см. Беспалов, 2011].
Остались выписки из нее, правившиеся по Софийской I (Младшей) - в
сторону сближения с Лаврентьевской летописью (титуловавшей суздальских
вел.князей корректней, нежели рязанские автономисты), - в составе
Мазуринского (№289) и Волоколамского (№583) сборников. Но ни одного
списка - кроме списка Лапшина, перешедшего к справщику (корректору)
Печатного двора времен патр.Иосифа, иерею Никифору Симеонову, не
сохранилось – все они были уничтожены, надо понимать, уже в ХVII -
ХVIII веке, трудами соратников Никона.
…Та же
судьба постигала и копии Влесовой книги. Но следы знакомства Руси с
Книгой Велеса сохранили хронисты Вел.княжества Литовского, где
Виленская династия была сыновней Риму, а не Константинополю, и
соответственно, православное идеологическое давление на
туземцев-«варваров», Риму чуждых, не было столь суровым, как в
Великороссии.
Комиссионный
(1440-х) – сбереженный благодаря В.Н.Татищеву, Кирилло-Белозерский
(1480-х) и Полоцкий (1490-х г.г.) сборники содержат, как конвой
новгородской летописи, выдержки суздальского историко-генеалогического
сочинения «Се князи русские». Оно было внесено в старшую редакцию
Белорусской летописи, учрежденной в 1440-х г.г. Слуцкими князьями
Олельковичами, известную в Никифоровском (1490-е) и Супрасльском (1519
г.) списках [ПСРЛ, т. 17-й], под иным названием: «Сказание о верных
святых русских князьях».
Это очень
интересное сочинение, видимо, служившее источником писателю
«православного самиздата» ХIV века – автору «Китежского Летописца», «сию
убо книгу написали мы по ста летех после нечестивого и безбожного царя
Батыя» [Мельников-Печерский «В лесах», ч. 4-я, гл.1]. Дата его,
вопреки умствованиям скептицистической россиянской «науки» -
переносящей появление этого средневекового сочинения в ХVIII век,
читается достаточно четко. Батыя могли назвать царем, а не поганым и
злоименным варваром, после 1250-х годов, но до эпохи трудов Пахомия
Серба (как максимум, до появления Степенной книги, регламентировавшей
вопросы обладания царским титулом в роду Рюриковичей).
Именно в
«Сказании…» мы видим нечетко читаемую фразу: «На того [князя Юрия]
Ботыи царь приде, и съугна на Сети, на реце, а Кыдешшую церковь
постави, Борисъ Михалъковичь - сынъ брата Андреева Весволожя - и сыпа
город Кидешьку, тои же городець на Волъзе. Потомъ прииде на великое
княжение князь Володимер из Новагорода из Великого князь Андреи
Боголюбскыи (так в рукописи; д.б. Александр Невский)» [ПСРЛ, т.
17-й, с.2]. До создания оперы В.И.Бельского и Н.А.Римского-Корсакова
название Невидимого Града не было закреплено, склоняясь к древней
форме Кидеш (Кидаш), как звучит оно в Городецкой Легенде, как
прочитывается сей фрагмент, хронистом, не осведомленным о суздальском
пригороде Кидекша.
Начат был
источник в княжение Михалка и Всеволода, поскольку содержит
характерную правку-дополнение, которой снабжались летописные тексты,
унаследованные Всеволодом Бол.Гнездо [Милютенко, 1993, с.37] от
упокоившегося 20 июня лета 6685-го в Городце Волжском [ПСРЛ, т. 1-й,
с.380] (Великом Китеже) брата Михалка Юрьевича: «въ перьвое лето
мстилъ обиду братъ его Михалко. Того же лета и умри. На трети год
приде изъ замория из Селуня братъ его Всеволодъ, нареченыи въ крещении
Дмитрии Юрьевичь, и седее на великое къняжение. И мсти обиду брата
своего Андрееву» [там же, т. 3-й, с.468; т. 16-й, с.310]. При
Александре Невском и его потомках к нему делались родословные приписки
[там же, с.с. 468 и 311]. В редакции Белорусской летописи они
обрывались на 1240-х г.г.: вместо сообщения об Александре Невском,
родословие повторяет имя Андрея Боголюбского. И в ней же мы видим
характерное различье с новгородской редакцией.
Вел.княгиня,
супруга Дмитрия-Всеволода Юрьевича, в конвойной новгородской редакции
зовется «Мариа Всеволожа - Шварновна, дщи князя Чешьского» [там
же]. По подписанным оберегам, известно, что Марья Шварновна (Севериновна)
носила мирское имя Милославы, а Марьей звалась, когда требовалось
именоваться церковным именем. Белорусская редакция, в Супрасльском
списке списанная упрощенно, но в Никифоровском сохранившая титла,
говорит иначе: «кн[титло]гни его Марi я,
д[титло]ва Орi эва,
дщi
Ческого кн[титло]жя »
[там же, т. 17-й, с.3]. Польский издатель Супрасльской летописи
Данилович, не знавший Влесовой Книги, в нач. ХIХ
в. прочитал фразу: «…a
kniahini
jeho
Marja ,
diva
Orjeva »
[«Lietopisiec Litwy…», 1827, с.78].
А.А.Шахматов
и С.Л.Пташицкий – редакторы 17-го тома ПСРЛ, недоумевая, снабдили
русское издание примечанием, что в Комиссионном кодексе с Новгородской
I
летописью (Младшей), самом древнем и самом исправном, читается «Мария
Шварнова» [ПСРЛ, т. 17-й, с.3]. Можно было б заподозрить
Белорусскую летопись в описках. Однако в сборнике Погодинского собр.
РНБ №1596 – в этой копии, снимавшейся ок. 1580 г. с подборки
летописных статей, списка нач. ХVI в., сохранились неотредактированные
протографы обеих редакций [Новикова, 2007, с.с. 216-217].
Нужное место
переписано с помарками, без титлов, но мы читаем, в тексте, сообразно
смыслу заголовка белорусской редакции, противопоставлявшем болгарской
(инородческой) княжне, Андреевой княгине-мужеубийце – Милославу-Марию
(языческое ее имя известно по подписанным предметам), княгиню
Всеволода: «кн<я>гини его Ма<рь>я, в<е>да Ориева, дщи Ческаго кн<я>зя»
[там же, с.152]. Неславянский тип лица был для руссов подозрительным
обстоятельством, и они подтверждали это примерами! А Иван Ефремов, в
ХХ веке придумывая индоевропейское имя для героини 4-го тыс. н.э., в
«Туманности Андромеды» невольно ткнул пальцем в древнерусскую повесть,
писавшую о Чешской княжне ХII века, матери св.Юрия Всеволодовича!.. О
национальности княжны-болгарки сводчик «Сказания» мог вспоминать,
ввиду того, что Влесова книга – памятник повествовавший о праотце-Оре,
включал, возможно, и болгарские известия, во всяком случае, он
известен татарскому списку древнебулгарской летописи, не изданному, но
использованному Ю.К.Бегуновым [см. Умнов-Денисов, 2009, Предисловие].
Древний наш
язык не знал мягких гласных, таким он явлен Глаголицей [Лесной, 1995,
с.194]. Это учитывалось при создании Кириллицы, в ней йотированные
гласные пишутся диграфами:
i -э,
i -у,
i -а.
В древнем источнике хроники
i -
всё ещё служило фонетическим значком йотирования, при написании,
вероятно, эпитета, неясного нам, но объясняемого из содержания Книги
Велеса: дева Орева (веда Орева?). Орь, Орi эй
– Орей (Арья), – это русский пращур, живший в первые века н.э. [там
же, с.с. 224, 228; Лесной, 2009, с.38 и дал.]; Чешскую княжну,
Владимирскую Вел.княгиню, по-видимому, учредительницу общерусского
суздальского летописания [Прохоров, 2010, с.с. 123-125], почтительно
прозвали его девой (ведой?).
Протограф
«Се князи русские» был древним. Он использовался составителем
рассказа, внесенного в 1-ю летописную часть Тверского сборника
[Шахматов, 1899, с.с. 202-203], оборванную на 1248 г., соединявшую
ростовскую и новгородскую летописи кусками (но еще без компилирования
и цензуры текста что выполнено в сводах Карамзинской и Софийской
летописей) [см. Прохоров, 1999, с.165], где также пишется о соучастии
в убийстве Андрея Боголюбского его княгини [ПСРЛ, т. 15-й, с.с.
249-252]. В.Н.Татищев, повествуя об этом, пользовался утраченной
Киевской летописью редакций 1197 и 1198 г.г. (Раскольничий харатейный
и Голицинский списки). Это была летопись типа Ипатьевской, но ее
рассказ был дополнен известиями, читающимися в Тверском и Погодинском
сборниках [Татищев, 1994, т. 3–й, с.105], изъятыми волынским
редактором. Источник писался в кон. ХII века! Княжеский летописец
Переяслава Русского, сколь мы можем предполагать, включил в хронику
княжества пространный рассказ, далее перенесенный в Новгород-Северскую
летопись, а из нее в Киевскую летопись кон. ХII века, сведенную после
смерти Святослава Всеволодовича, продолженную при занявшем стол
(согласно Татищеву) Ярославе Черниговском. Благодаря независимым и
разнонаправленным сокращениям, производившимся волынским (Ипатьевская
летопись) и ростовским (1-я часть Тверской летописи) летописцами над
Киевской летописью (Переяславской повестью об убиении Андрея
Боголюбского), мы можем представить себе, как выглядела
государственная древнерусская летопись - использовавшаяся
В.Н.Татищевым, но к ХIХ веку уничтоженная масонами и православными
христианами.
Новгородская
редакция статьи «Се князи русские» в Литве бытовала (включенная в
Полоцкий сборник с Летописью Авраамки) равноправно местной,
белорусская же, получившая заголовок «Сказание о верных святых русских
князьях», напротив, в Московском царстве сохранилась только в черновых
выписках Погодинского сборника (его протографа), где рядом списаны
обе. Здесь явно знали, кем был Орь, но вспоминать его избегали.
Р.Жданович
Лит-ра:
Р.А.Беспалов
«Новое потомство» князя Михаила Черниговского по источникам XVI - XVII
в.в.", "Проблемы славяноведения: Сборник научных статей и материалов",
вып. 13-й, Брянск, 2011;
Д.Гаврилов,
С.Ермаков "Боги славянского и русского язычества. Общие
представления", М., 2009;
Н.М.Гальковский "Борьба христианства с остатками язычества в Древней
Руси", Харьков, 1913;
В.Л.Комарович
"Культ Рода и земли в княжеской среде ХI - ХIII вв.", ТОДРЛ, т. 16-й,
1960;
А.Г.Кузьмин
"Рязанское летописание", М., 1965;
А.Г.Кузьмин
"Арийские руны на Влесовых струнах", "Литературная Россия", №32, 1995;
С.Лесной
"Откуда Ты, Русь?", Ростов н\Дону, 1995;
С.Лесной "Влесова
Книга - языческая летопись доолеговой Руси", СПб., 2009;
П.И.Мельников-Печерский «Собр.Соч.», М., 1963;
Н.И.Милютенко
«Владимирский великокняжеский свод», ТОДРЛ, №48, 1993;
О.Л.Новикова
"Материалы для изучения русского летописания...", "Очерки феодальной
России", вып. 11-й, 2007;
Г.М.Прохоров
"Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи", "Вспомогательные
исторические дисциплины", вып. 4-й, Л., 1972;
Г.М.Прохоров
"Материалы постатейного анализа общерусских летописных сводов", ТОДРЛ,
т. 51-й, 1999;
Г.М.Прохоров
"Древняя Русь как историко-культурный феномен", СПб., 2010;
В.Н.Татищев
Собр.Сочинений, М., 1994;
В.Н.Топоров
"К реконструкции одного цикла арохаических представлений в свете цикла
Latvja dianas", "Балто-славянские исследования. 1984", М., 1986;
А.И.Умнов-Денисов «Приникание», М., 2009;
А.А.Шахматов
"Разбор сочинения И.А.Тихомирова "Обозрение леописных сводов..."",
"Записки Императорской Академии наук по историко-филол.отделению", т.
4-й, №2, 1899.
|