|
Роспись
Софии Киевской, воздвигнутой на месте победы русских войск над
союзниками греческого царя - печенегами, донесла портретные
изображения семьи ктитора собора, Кагана(Царя) Руси Ярослава
Мудрого.
Здесь, вопреки никонианским титулярникам и средневековым миниатюрам,
Ярослав Владимирович изображен по-римски выбритым, но с прической,
напоминающей (фреска сильно пострадала при варварской синодальной
«реставрации» ХIХ в.; отретушированное изображение см.: Замалеев,
Зоц «Мыслители Киевской Руси», Киев, 1981 и др.изд.) «кружок»
донских и яицких казаков.
Казаки Великороссии, в отличье от малороссийских, сохранили такой
фрагмент быта Древней Руси, как искусство исполнения былин, уже ХIII
– ХIV веке бытовавшее лишь среди новгородцев [С.Дмитриева «Геогграфическое
распространение былин», 1975, с.38 и дал.], и мы вправе считать, что
великорусские казачьи традиции (традиции этнических казаков - не
Биробиджанского казачьего войска, созданного ВВП в РФ!),
воспринявшие культуру новгородских эмигрантов ХV века (в частности,
предков Ермака), впитали обычаи наших древнерусских предков,
потерянные на своей новгородской родине, после ее завоевания
москвичами.
Киевские
фрески конца 1030-х г.г. выполнены очень консервативно, удержав
остатки античной техники, исчезнувшей в византийской иконописи.
Изредка подобное встречается и в иных в домонгольских росписях
(напр., в западных вратах Богородице-Рождественской церкви Суздаля).
Фигура Богоматери Оранты в конхе основной главы Софийского собора -
резко
выделяется, среди привычных ныне, во-первых, отсутствием
Богомладенца, во-вторых, необычностью своих пропорций,
противоположных спиритуалистически вытянутым фигурам Девы Марии в
православной традиции. Изображенная, лишенная эроса в чертах лица
(чего отнюдь не чуждается иконография Богоматери), снабженная
атлетической фигурой, словно упирается мощными ногами в землю для
удара небесным копьем.
Древнегреческая живопись не сохранилась в первоисточнике. Но, по
вполне убедительным гипотезам, таинственный живописец, взяв как
шаблон позу молящейся Девы Марии, ее византийское облачение,
сопроводив приличествующей цитатой из Псалтыри, во главу
кафедрального собора града Киева вознес одно из последних в истории
изображений девы Афины Паллады, богини мудрости (софии). Так мы
узнаем античный лик Афины Промахос («Передового бойца»), утраченный
на своей родине, но воссозданный в Древнем Киеве.
В центральном нефе пространства собора, к нам в четверть оборота
обращаются взоры двух миловидных, уже пользующихся косметикой
девушек и двух девочек, с еще не оформившимися чертами лица, –
великокняжеских дочерей Елизаветы, Анны, Настасьи. Младшая, чье имя
забыто хрониками и помянниками, известна только из этой фрески.
Высота ль,
высота поднебесная! Глубота, глубота, Океан-море…
–
песнь корабельщиков, из оперы о новгородском барде и путешественнике
Садке, русском Орфее и русском Одиссее, не изобреталась композитором
и либреттистом. В.И.Бельский и Н.А.Римский-Корсаков здесь буквально
воспроизвели древний источник.
Этими нотированными строками (парафраз «Слова о расслабленном»
св.Кирилла Туровского, современника новгородского богатого (сверхбогатого!)
гостя ХII века Сотко Сытинича) открывается сборник песней другого
русского артиста - литейного мастера с заводов Демидовых, Кириллы
Даниловича Данилова. Потомок светских артистов – гудцов, так
наименованных по названию смычкового инструмента («Стоглавом»
именуемых по-гречески скоморохами, а Рязанской Кормчей 1284 г.
по-немецки шпильманами), сосланных в Сибирь Романовыми, Кирша сберег
нам образцы светского профессионального искусства Руси.
Здесь им был сохранен книжный, церковно-поэтический зачин «истории»
- как звались эпические номера в ХVII в. - сватовства Соловья
Будимировича, утраченный вариантами, записывавшимися в мужицкой
среде поморов и сибиряков. Популярнейшая в прошлом - далеко за
пределами Русского Севера, как свидетельствует письмо Оршанского
старосты Кмиты (ХVI век), помянувшего Соловья Будимировича в одном
контексте с Ильей Муромцем (Моровийцем), интрига былины - к ХIХ веку
была забыта, сохраненная сборником «Древних российских
стихотворений», писанных с голоса Кирши.
Из-за моря, моря синего, из Лукоморья зеленого, от славного города
Леденца, от того-де царя ведь заморского…
-
стилизуя свадебную символику, рисуя героя богатым купцом, песнь
очень конкретно указывает путь Соловья в Киев. Былинный славный
Леденец – это Венеция. Лукоморьем в «Хождении» черниговского игумена
Даниила, путешествовавшего по Палестине в первые годы ХII в.,
названы берега Эгейского моря, как и берега Адриатики - в нач. ХI в.
принадлежавшие Греческому царю.
Оному царю служил Гаральд Жестокий, добывая сокровища и славу,
положенные при сватовстве к старшей дочери «скупого конунга
Ярислейфа» (как прозван Ярослав в исландских сагах). И герой
былины был академиком Б.А.Рыбаковым идентифицирован, как знаменитый
норвежский королевич ХI века, первый, известный по дошедшим
авторским стихам, лирический поэт Средневековой Европы.
Изгнанный в 1030 г. из отечества, Гаральд приехал в Новгород, где
тогда стоял двор Ярослава Мудрого – потерявшего Левобережье Днепра в
войне с Мстиславом Владимировичем, ставленником хазар [Л.Гумилев «Древ.Русь
и Вел.степь», 2001, гл. 75-я], и побаивавшегося до смерти в 1036 г.
Мстислава переезжать в Киев. Он поступил на службу к Русскому князю.
Сохранились 16 вис (лирических строф) Гаральда, посвященных
Елизавете Ярославне, описывавших его подвиги и страдания, неизменно
оканчиваясь рефреном: «Русская княжна с золотыми волосами мной
пренебрегает». В народной поэтике северных стран рыжими
полагались русалки (девы, давшие имя стране Русь), и рефрен надо
понимать: «Сама присушила меня, и мною же помыкаешь!».
Взяв у Ярослава подорожную, около 1036 г. за славой и фортуной
Гардрад поехал в Византию (вербовка греками наемников осуществлялась
через киевского князя) [см. С.Гедеонов «Варяги и Русь», 2004]. Он
участвовал в кампаниях императорского флота на Средиземном море,
обретя богатство - отсылая дары любезной, затем получил назначение
командира столичной стражи – корпуса «варангов», стоявшего в
Константинополе. Здесь королевич был арестован при свержении греками
Пафлагонской династии. «Довольно подробно в источниках рассказано
о восстании в Константинополе в апреле 1042 г. Его причиной был
усилившийся налоговый гнет, а также произвол чиновников,
родственников и приближенных императоров Михаила IV и Михаила V.
Поводом к восстанию послужила попытка Михаила …сослать свою
названную мать, императрицу Зою. Против василевса поднялся почти
весь город. Ни гибель многих сотен восставших от руки воинов
императорской гвардии и дворцовой стражи, ни возвращение Зои не
погасили возмущения горожан, пока они не взяли дворец и не
уничтожили податные списки, пока Михаил V не бежал в Студийский
монастырь и «законные императрицы» Зоя и Феодора не были возвращены
на престол. Михаила, схваченного в Студии, ослепили» [Г.Литаврин
«Как жили византийцы», 1974, с.113]. Вскоре он умер.
Брошенный в императорский зиндан, Гаральд Гардрад бежал на Русь,
внезапно объявившись в Киеве [В.Пашуто «Внеш.политика Древ.Руси»,
1968, с.79], где - согласно К.Д.Данилову - готовились выдавать
Запаву (читай, Елизавету) за более престижного жениха. В исполнении
Кирши, оный, усыпивший киевлян рассказами о промотавшемся и
брошенном за морем в каменный мешок Соловье, обрел прозвище «голого
щапа [щапъ – щеголь] Давыда Попова» - тёзки приказчика
Демидовых, с которым, как видно из переписки Прокофия Демидова,
Кирша не ладил. Как и подобает жениху на свадьбе, Соловей явился в
самый драматический момент, когда любезную выдавали за немилого,
расстроив планы Киевского князя и княгини (по утвердившемуся в ХV в.
шаблону носящих имена Владимира и Апраксы). И
Говорила Запава таково слово голому щапу Давыду Попову: «Здравствуй,
«Женимшись, да не с кем спать»..!»
Так
скандинавы узнали сюжет сказки «Голый король».
Строгая историческая канва гласит, что «православный майдан»,
созванный в греческой столице порнозвездой византийского
истеблишмента – царицей Зоей (племянница Василия Болгаробойцы,
армянка, подобно Юлии Тимошенко), которой грозило заключение в
монастырь, возглавленный вельможей Константином Мономахом и
низвергший кесаря, резня русских гостей в Царьграде, на Руси,
особенно в Новгороде, «поняты» не были. В 1042-1045 г.г. между Русью
и Византией шла война, о которой после воцарения над Русью в 1113 г.
Владимира Всеволодовича Мономаха - сына царевны Настасьи, племянницы
Константина, - постарались забыть.
"Убийство русского посла ("знатного скифа") легко могло стать
«предлогом войны»; быть может, и расформирование русско-варяжского
корпуса, приведшее к тайному бегству Гаральда Гардрада, и нарушение
прав купечества и даже разграбление пристани и складов русского
монастыря на Афоне предшествовали походу", - отмечает В.Т.Пашуто.
Акции против похолопившихся, как сочли греки, руссов (пошедших в
рабы византийского бога и византийского василевса), встретили ответ
еще до войны на Черном море. Много русских служило в византийской
армии и флоте, базировавшихся на Апеннинском п-ве. Здесь против
выдвиженца бюрократии, дворцовых евнухов и православного духовенства
Константина выступил популярный в войсках стратиг Григорий Маниак.
Он переправился на Балканский п-в, двинувшись к столице, и уже
выиграл битву с приверженцами «благочестивой царицы Зои» (как
именовали свой символ греки), когда гибель от случайной(?) стрелы
прервала его движение на Босфор.
Из летописей, цензурировавшихся Православной церковью, кроме
назидательного рассказа о неудаче похода на Царьград в 1043 г.
дофина Руси – Владимира Ярославича <строитель Софии Новгородской;
скоропостижно скончался в Новгороде, вместе с женой, перед смертью
отца>, родоначальника Галицких князей, известия о войне руссов с
православными в 1041-1045 г.г. изъяты.
«Сказание о князьях Владимирских», в отличье от летописцев, грекам
не холопствовало, но оно приписало Владимиру Киевскому - предку
князей Владимирских - славу его родственника, Новгородского князя,
родоначальника Галицких князей, дезориентировав историков.
Оно дошло в рукописях от ХVI в., каковой и объявляется веком его
составления. Но не сложно убедиться, что его сюжет был знаком уже
«Слову о погибели Русской земли», надежно датируемому февралем 1238
г.. Его автор восклицает, перечисляя данников, покорных «…Всеволоду,
отцю его Юрью, князю кыевьскому, деду его Володимеру, которымъ-то
половоци дети своя полошаху в колыбели. А литва из болота на светъ
не выникываху, а угры твердяху каменные городы железными вороты, абы
на них великыи Володимеръ тамо не въехалъ, а немци радовахуся,
далече будуче за Синимъ моремъ. Буртаси, черемиси, вяда и моръдва
бортъничаху на князя великого Володимера, и жюръ Мануилъ
цесарегородскыи, опасъ имея, поне и великыя дары посылаша к нему,
абы под нимъ великыи князь Володимеръ Цесарягорода не взял».
Император Мануил Комнин царствовал в 1143 – 1180 г.г., после смерти
Владимира Мономаха, этого не мог не знать автор «Слова…», его
младший современник! Современником Владимира Мономаха был Алексей
Комнин (+ 1118). Кюр-Мануил был современником Владимира (Дмитрия)
Мстиславича Владимир-Волынского – младшего сына Мстислава Великого
(от Любавы, дочери посадника Дмитра Завидовича), посаженного на
Киевский стол в 1172 г. сюзереном - Андреем Боголюбским и галицкими
боярами Чагровичами (друзьями полюбовницы Ярослава Осмомысла -
Настасьи), но подозрительно быстро умершего. Разумеется, этот
ничтожный наемник не мог претендовать на подобные лавры, способный
лишь получать их по своему новгородско-галицкому наследству, и мы
видим, что «Слово…» 1238 г. цитировало славу 1172 года (видимо,
записанную, иначе кто будет держать в памяти лицемерный панегирик
ничтожному герою), опиравшуюся на более древний источник.
Последовательность «Всеволоду, отцю его Юрью, князю кыевьскому,
деду его Володимеру» описывала в первоисточнике - не Всеволода
Большое Гнездо, Юрия Долгорукого и Владимира Мономаха, как
реконструируют историки, но Владимира Святого, Юрия
(Георгия)-Ярослава Мудрого и Всеволода Ярославича, отца Владимира
Мономаха. Упоминание половцев здесь было анахронизмом, в протографе
должны были называться печенеги. «Владимир Великий» здесь –
был не сын, а брат Всеволода, князь Владимир Ярославич, княживший «за
Синим морем» в Новгороде, владея землями Поволжья (черемисы и
мордвы), чьи дети-изгои отвоевали Галицкую землю, граничащую с
Венгрией.
От войны 1042-1045 г.г. доныне остаются трофеи – реликвии ХI в.,
привезенные новгородцами из греческих владений, в т.ч. медные врата
в Рождественском приделе Софийского собора [см. В.Брюсова
«Русско-византийские отношения…»\ Вопросы истории, №3, 1972].
Надпись середины ХI века в претории Корсуня говорит о восстановлении
стратигом крепостных ворот, как можно понять, увезенных в Новгород
[см. там же]. Лишь новгородские церковные хроники, вкупе с киевским
синодиком Выдубицкого монастыря (фамильной обители Всеволодовичей) –
ведшимся до разорения Киева в 1240 г., запомнили имя матери
Владимира Мономаха - Настасьи Цареградской (другого «военного
трофея»), - столичные летописцы-греки «забыли» его. Эпос же
Новгорода пополнился Сказанием о Холопьей войне, чьи персонажи
завладели боярынями, в годы, когда их господа осаждали греческие
крепости [там же].
Именно тогда Гаральд является на Руси вновь, отличившись в войне
Киевского конунга с греками, получив руку «княжны с золотыми
волосами». Грузинская хроника «Картлис цховреба» сообщает, как
около 1043 г. флот с 3 тысячами «варангов» (так звались
стражники расформированного константинопольского корпуса) вошел в
реку Риони, ударив по послужильцу византийских «майданщиков» -
грузинскому царю Баграту IV.
***
Оставив молодую жену на Руси, Гаральд направился добывать свое
королевство, и теперь Елизавета слала другу богатые дары, из своего
приданого.
Тесть
Ярослава добился своего, став в 1047 г. Гаральдом III Норвежским, но
не остановился на этом. С пресечением в 1066 г. Саксонской династии,
он заявил претензию на Английский трон. Собрав воинов, взяв с собой
жену, король отплыл в новую экспедицию. Это был последний в истории
поход викингов!
Операция была сложна – на Лондон претендовал и Вильгельм
Нормандский, княживший гораздо ближе к цели. На «промежуточной
станции», созданной норвежцами на Шетландских островах, осталась со
своими дружинниками Елизавета, а Гаральд и воевода Тостиг, спускаясь
к югу - поближе к Темзе, высадились на Британском острове возле
Йорка. Выиграв у хозяев первую битву, они уже шли принимать
капитуляцию города, оставив на кораблях доспехи, как из глубин
острова 25 сентября показался с англо-саксонским ополчением и конной
дружиной Гаральд, сын Гудвина, избранный на королевство самими
англами.
Сымпровизировав последнее стихотворение, Гардрад взял свою
скандинавскую двоеручную секиру и устремился на врага во главе
норвежцев. Зарубить его не смогли, его поразила стрела, пущенная со
спины, когда король не видел выстрела… Потери англо-саксов были
столь велики, что спустя три дня всё войско их погибло в бою, когда
при Гастингсе встретилось с французами, переправившимися из
Нормандии.
А Елизавета, отбыв траур, не смотря на разрыв связей с родиной, -
где разыгрывается война между Изяславом Ярославичем, Всеславом
Брячиславичем, Святославом Ярославичем, Володарем и Васильком
Ростиславичами (внуками Новгородского князя), - и не глядя на свои
полвека, вышла замуж за Датского принца.
О судьбе Анны Ярославны известно многое. Французский историк XVII в.
Ф. де Мезере по имевшимся тогда хроникам (чьи рукописи уничтожили в
XVIII в. революционеры) писал, что до Генриха I «дошла слава
принцессы Анны, дочери короля России (ныне Московии), и он был
очарован рассказом о ее совершенствах». Страстью интересы нищего
и бездетного короля не исчерпывались, но хроники здесь не лукавили.
Меж запечатленных софийской фрескою девушек, наиболее миловидна
вторая (ей же принадлежит самый волевой и страстный подбородок), ее
отметил и церковный фрескописец - развернув больше сестер, до
классического полуоборота.
Добился король своего лишь в 1048 г.. Варвары, по свидетельству
Тацита, ставившего их в пример средиземноморским народам, не спешили
брачить детей. Ярослав, выслушав в 1043 г. франкского посланника,
долго взвешивал, оценивая предложение Германского короля
(«альтернативного» Константину претендента на императорскую
должность). Наконец, весной 1051 г. в Париж въехал свадебный поезд
Ярославны. …Мы судим об этой истории по советскому кинофильму,
тенденциозно-антирусскому, клеветническому, подобно «Андрею
Рублеву». «В какую варварскую страну ты меня послал?! Здесь
жилища мрачны, церкви безобразны, нравы ужасны!» - а так гласило
письмо, посланное молодой королевой отцу.
Грамота была среди французской знати выдающимся преимуществом Анны
Ярославны, единственной, собственноручно ставившей подпись на
документах (известны ее параллельные латинская и кириллическая
подписи: «регина Анна», - очень четким, выработанным
уставом). Грамотность делала ее положение крайне выгодным: хитро<…>ые
прелаты, внушавшие пастве, простодушным неграмотным феодалам, что
богословие это тайная наука и мирянам не подобает знать «служебные
инструкции» своих духовников, не могли так же задурить голову
образованной русской княжне, владевшей латынью. И папа Николай II
почтительно писал королеве: «Слух о ваших добродетелях,
восхитительная дева, дошел до наших ушей, и с великой радостью
слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве
свои королевские обязанности с похвальным рвением и замечательным
умом».
Похоронив
в 1060 г. короля, в 1062 Анна вышла замуж вторично – симулировав
свое «похищение» графом Раулем Валуа, как этого и требовал русский,
а также и раннесредневековый западноевропейский свадебный чин,
венчавшись в графской церкви (неподвластной ватиканской
субординативной дисциплине). Феодал был уже женат, и брак не
признала Католическая церковь, однако, их дети унаследовали
положение отца, а внуки были среди организаторов первых Крестовых
походов. С новым мужем Анна бывала в свите сына - короля Филиппа I,
продолжая скреплять своей подписью его указы.
По смерти в 1073 г. Рауля, Анна Ярославна окончательно возвратилась
к королевскому двору, ее последняя грамота датирована 1075 годом.
Надпись на статуе ее в Санлисском замке, резиденции вдовствующей
королевы, любимой ею за «царствующий там благорастворенный воздух
и за прекрасную охоту», сообщает что «Анна возвратилась на
землю своих предков».
В то время, после гибели ее брата Святослава – в 1076 г.
«залеченного» на операционном столе в Киеве (при простенькой
операции удаления шейного желвака), на Руси разгорелась война между
вдовствующей вел.княгиней – немецкой княжной Одой Майсенской (мать
родоначальника Муромских князей), ее взрослыми пасынками, включая
знаменитого («горящего славой») Олега Гориславича, и их двоюродным
братом Борисом Вячеславичем Смоленским - с одной стороны, Изяславом
и Всеволодом Ярославичами, их сыновьями Святополком, Владимиром и
Ростиславом – с другой. Законным наследником Киевского стола –
Каганом (царем Руси) автору «Слова о полку Игореве» (Бояну и Ходыне
в его цитате) виделся Олег Черниговский: «рек<ли> Боянъ и Ходына,
Святославля песнотворца стараго времени Ярославля: Ольгова коганя
хОти!..»
Среди военных бедствий <Всеволода поддерживали хазары и византийцы,
Изяслава - поляки, Черниговских княжичей – половцы> возвращение
сестры и тетки бившихся за Киев князей, приехавшей из отпавшей в
латинскую схизму страны - сурово осуждаемой греческим духовенством,
было незамечено княжескими летописцами и проигнорировано летописями
митрополии. Можно думать, Анна не была на стороне Всеволода -
ставленника византийцев, поскольку именно он завладел Киевом после
битвы 1078 г. на Нежатиной Ниве, где погибли Изяслав Ярославич и
Борис Вячеславич («Бориса же Вячеславича слава на судъ приведе, и
на Канину зелену паполому постла, за обиду Олгову, храбра и млада
князя. Съ тоя же Каялы Святоплъкъ полелея отца своего междю
угорьскими иноходьцы ко святеи Софии къ Киеву»).
Анастасия Ярославна, в семье мужа получившая имя Агмунды (смена
имени при замужестве в те века практиковалась), в 1046 г. была
выдана за Венгерского короля Андраша I. С ее деятельностью
связывается основание монастырей в Тормове и Вышеграде. Но известно
о ней мало. Приняв участие в борьбе сына - Каломана I с королем
Белой I, вдовствующая королева бежала в Германию, где следы ее
теряются. Но это уже другая история…
Р.Жданович
*) «Прусий, брат кесаря Августа», якобы мифический, это, на самом
деле, царевич Прусиан – сын Болгарского царя
Ивана(Святослава)-Владислава, видимо, родственник св.Ольги –
Болгарской царевны, подлинное происхождение которой было сокрыто
завладевшими Русью греческими архиереями… (прим.авт.).
|