|
(Серафимушка
Саровскийо Посте - «Мы не тело, а страсти умервщвлять
научаемся»)
Вчера
был день «Прощения» или Прощенное воскресенье. На прощание наш
священник говорил всем лично, подходящим к Кресту – «Сладкого вам
Поста».
Какой
прекрасный Праздник у Православных! Будто бы нет никаких врагов, никто
не сказал тебе никогда плохого слова и ты не возненавидел никого за
сделанное зло. Смотришь в лицо этому человеку и вся злость проходит.
«Любите друг друга, как Я любилвас», вспоминаются слова Христа. Как
всё просто, лишь бы эта злость, это непонимание, обернутое в злобные
слова, никогда более с того момента не появлялись ни у нас, ни у них.
И ведь
случается, что с этого дня, ты взаправду перестаешь не любить кого-то
и он становится для тебя уже не недругом, а другом. Все ли? Все ли так
могут? Бог им в помощь, а мы, Русские, ох, как хотим, чтобы это было
так.
«Сладкого вам Поста» - и как это правильно. Не надо напускать на себя
какое-то уныние, напыщенную суровость. Нам только надо помнить какие
муки Христос принес за наше Воскресение. Самые страшные дни, это Его
последняя неделя. А в остальное время Он только и увещевал нас
«Придите ко Мне все обремененные и Я успокои вы». Сколько доброй
надежды вложены вовсе Его Заповеди. Ведь они Заповеди Блаженста.
И вся
Его жизнь, и весь Пост идет к Воскресению, какой мы ждем и всегда
радуемся, и так радостно целуем друг друга. Поэтому Наш Пост должен
быть осознанно радостным – Мы Его последователи, мы дети Его
созданного Третьего Рима. Будем же каждый день, зажигая свечу утром
дома перед Его Иконой, говорить – «За Тебя, за Твой Праздник, Спасибо
Тебе.»
А что
мы Тебеможем подарить? Не есть кровавого мяса, не объедаться, не
вкушать сладкого? Да, это хорошо, мы урезаем себя в чем-то. «Но это не
диета» - говорит нам священник с амвона - «это пост, стояние на данном
себе слове, быть другим более мягким, более добрым, более
конролируемым во всем.» И только помнить, что Христос никогда никому
не делал зла.
Еще раз
перечитываю мою работу «Наш Пост» (29 Сентября 2013 года). Прошу
Редакциюеще раз напечатать отрывок из неё. Там дан Наш Русский Пост,
так великолепно описанный гениальным Русским писателем Иваном Шмелевым
в «Лете Господнем». Сколько раз можно читать всё хорошее и веселое, и,
сколько бы не читал, всё смех, всё слезы. Вот и я всплакнула, сидела,
перечитывала и плакала. Вот, Она, моя Россия, какой она была и какой
Она опять будет. Я в этом уверена - сладкая, добрая, очень добрая и
очень богатая.
Храни
вас всех Господь. Сладкого вам Поста!
«Как
же можем мы в силу нашей любви к Христу, в силу нашей благодарности за
возвращенную нам Вечную жизнь, забыть уважение к Его мукам, забыть,
что этот Пост в Его честь? Ведь мы не забываем ни наших ни
родственников, ни почивших друзей, ни почивших Воинов…»
Как
мудро оставлял нам пожелание ушедший- «Приказал долго жить». Я
помню, мы не плакали при этом объявлении нам, что человека уже больше
нет. Он просто ушел туда и завещал нам долго жить во имя Жизни.
«Дай
Бог всем так любить Господа Бога Нашего Иисуса Христа и Его Божью
Матерь, и ценить и благоговеть перед всеми Святыми земли Российской,
как это делали наши предки. И, когда читаешь «Лето Господне» Ивана
Шмелева, вот тут-то и находишь всё! И любовь к Богу, и почитание
Постов, и семей наших, и нашего великого прошлого, и нашего,
невозможного истребить Живого Русского Языка, и, главное - наших
людей. Это моя настольная книга, потому что я верю и в РУСЬ, и в нашу
будущность, предреченную Самим Богом, и в то, что будут опять у нас
такие Постные ярмарки:
«Какой
же великий торг!
Широкие плетушки на санях, - все клюква, клюква, все красное.
Ссыпаются в щепные короба и в ведра, тащат на головах.
-
Самопервеющая клюква! Архангельская клю-ква!..
-
Клю-ква... - говорит Антон, - а по-нашему и вовсе журавлиха.
И
синяя морошка, и черника - на постные пироги и кисели. А вон брусника,
в ней яблочки. Сколько же брусники!
- Вот
он, горох, гляди... хороший горох, мытый.
Розовый,
желтый, в санях, мешками. Горошники - народ веселый, свои, Ростовцы. У
Горкина тут знакомцы. "А, наше вашим... за пуколкой?"
-
"Пост, надоть повеселить робят-то... Серячок почем положишь?" - "Почем
почемкую - потом и потомкаешь!" - "Что больно несговорчив, боготеешь?"
Горкин прикидывает в горсти, кидает в рот. - "Ссыпай три меры". Белые
мешки, с зеленым, - для ветчины, на Пасху. - "В Англию торгуем, с тебя
дешевше".
А вот
капуста. Широкие кади на санях, кислый и вонький дух. Золотится от
солнышка, сочнеет. Валят ее в ведерки и в ушаты, гребут горстями,
похрустывают - не горчит ли? Мы пробуем капустку, хоть нам не надо.
Огородник с Крымка сует мне беленькую кочерыжку, зимницу, -
"как сахар!". Откусишь - щелкнет.
А вот
и огурцами потянуло, крепким и свежим духом, укропным, хренным. Играют
золотые огурцы в рассоле, пляшут. Вылавливают их ковшами, с палками
укропа, с листом смородинным, с дубовым, с хренком. Антон дает мне
тонкий, крепкий, с пупырками; хрустит мне в ухо, дышит огурцом.
- Весело
у нас, по-стом-то? а? Как ярмонка. Значит, чтобы не грустили. Так что
ль?.. - жмет он меня под ножкой.
А вот
вороха морковки - на пироги с лучком, и лук, и репа, и свекла,
кроваво-сахарная, как арбуз. Кадки соленого арбуза, под капусткой
поблескивает зеленой плешкой.
-
Редька-то, гляди, Панкратыч... чисто боровки! Хлебца с такой у-мнешь!
- И две
умнешь, - смеется Горкин, забирая редьки.
А вон
- соленье: антоновка, морошка, крыжовник, румяная брусничка с белью,
слива в кадках... Квас всякий - хлебный, кислощейный, солодовый,
бражный, давний - с имбирем...
- Сбитню
кому, горячего сби-тню, угощу?..
- А
сбитню хочешь? А, пропьем с тобой семитку. Ну-ка нацеди.
Пьем
сбитень, обжигает.
-
Постные блинки, с лучком! Грещ-щневые-л-луковые блинки!
Дымятся
луком на дощечках, в стопках.
-
Великопостная самая... сах-харные пышки, пы-шки!..
-
Грешники-черепенники горря-чи, Горрячи греш-нички!..
Противни киселей - ломоть копейка. Трещат баранки. Сайки, баранки,
сушки... Калужские, Боровские, Жиздринские, - сахарные, розовые,
горчичные, с анисом - с тмином, с сольцой и маком... переславские
бублики, витушки, подковки, жавороночки... хлеб лимонный, маковый, с
шафраном, ситный весовой с изюмцем, пеклеванный...
Везде - баранка. Высоко, в бунтах. Манит с шестов на солнце, висит
подборами, гроздями. Роются голуби в баранках, выклевывают серединки,
склевывают мачок. Мы видим нашего Мурашу, борода в лопату, в мучной
поддевке. На шее ожерелка из баранок. Высоко, в баранках, сидит его
сынишка, ногой болтает.
- Во,
Пост-то!.. - весело кричит Мураша. - Пошла бараночка, семой возок
гоню!
-
Сби-тню, с бараночками... сбитню, угощу кого...
Ходят в хомутах-баранках, пощелкивают сушкой, потрескивают вязки.
Пахнет тепло мочалой.
-
Ешь, Москва, не жалко!..
А
вот и медовый ряд. Пахнет церковно, воском. Малиновый, золотистый, -
показывает Горкин, - этот называется печатный, этот - стеклый,
спускной... а который темный - с гречишки, а то господский, светлый,
липнячок-подсед.
Липонки, корыта, кадки. Мы пробуем от всех сортов. На бороде Антона
липко, с усов стекает, губы у меня залипли. Будочник гребет баранкой,
диакон - сайкой. Пробуй, не жалко! Пахнет от Антона медом, огурцом.
Черпают черпаками, с восковиной, проливают на грязь, на шубы.
А
вот - варенье. А там - стопками ледяных тарелок - великопостный
сахар, похожий на лед, зеленый и розовый, и красный, и лимонный. А
вон, чернослив моченый, россыпи шепталы, изюмов, и мушмула, и винная
ягода на вязках, и бурачки абрикоса с листиком, сахарная кунжутка,
обсахаренная малинка и рябинка, синий изюм кувшинный, самонастояще
постный, бруски помадки с елочками в желе, масляная халва,
Калужское тесто кулебякой, Белевская пастила... и пряники, пряники -
нет конца.
- На
тебе постную овечку, - сует мне беленький пряник Горкин.
А
вот и масло. На солнце бутыли - золотые: маковое, горчишное, орешное,
подсолнечное... Всхлипывают насосы, сопят-бултыхают в бочках.
Я
слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мной народ,
кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки,
санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над
темными садами, - солнечный туманец тонкий, в нем колокольни-тени, с
крестами в искрах, - милое мое Замоскворечье.
- А вот,
лесная наша говядинка, грыб пошел!
Пахнет соленым, крепким. Как знамя великого торга постного, на
высоких шестах подвешены вязки сушеного белого гриба. Проходим в
гомоне.
-
Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш,
винегретные... Похлебный грыб сборный, ест прототип соборный! Рыжики
соленые-смоленые, монастырские, закусочные... Боровички Можайские!
Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинские отборные, в медовом
уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельчен
мелких!..
Горы
гриба сушеного, всех сортов. Стоят водопойные корыта, плавает белый
триб, темный и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях
стенами. Шатаются парни, завешанные вязанками, пошумливают грибами,
хлопают по доскам до звона: какая сушка! Завалены грибами сани, кули,
корзины...
- Теперь
до Устьинского пойдет - грыб и грыб! Грыбами весь свет завалим. Домой
пора.
Кривая идет ходчей. Солнце плывет, к закату, снег на реке синее,
холоднее.
-
Благовестят, к стоянию торопиться надо, - прислушивается Горкин,
сдерживая Кривую, - в Кремлю ударили?..
Я
слышу благовест, слабый, постный.
- Под
горкой, у Константина-Елены. Колоколишко у них старенький... ишь, как
плачет!
Слышится
мне призывно - по-мни... по-мни... И
жалуется, как будто.
Стоим на мосту, Кривая опять застряла. От Кремля благовест, вперебой,
- другие колокола вступают. И с розоватой церковки, с мелкими главками
на тонких шейках, у Храма Христа Спасителя, и по реке, подальше, где Малюта Скуратов жил, от Замоскворечья, - Благовест: все зовут. Я
оглядываюсь на Кремль; золотится Иван Великий, внизу темнее, и глухой
- не его ли - колокол томительно позывает - по-мни!.. Кривая
идет ровным, надежным ходом, и
звоны плывут над нами. Помню.» - Иван Шмелев: Постный рынок - «Лето
Господне».
«Помним
ли мы, что мы Русские, что и в Африке Русский Русский, знающий свое
предназначение, который хочет спастись и не сожалеть один день о том,
что был так глуп в той земной жизни, надеясь на «еще не вечер»? Путь в
Вечность начинается испытанием на Земле. Да, мы помним и знаем, что
есть и всегда будут у нас и предатели, и Трусы, и прихлебатели, и
верные до гроба Христу, до самой той березки, чтобы суметь сказать:
«Нет, ты Демьян, Христа не оскорбил. Ты не задел Его своим пером ни
мало. Разбойник был, Иуда был, тебя лишь только не хватало!..» -
Сергей Есенин Демьяну Бедному.
Радость
в Воскресении (Доре)
©
Светлана
Ненов.
Пост 2015 года
|