ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

Гороскоп Николая Андреевича Римского-Корсакова

На Троицу, как принято считать, русалки среди бела дня покидают свои убежища и пускаются странствовать по суше, встречая людей, как это описывается в повести Н.В.Гоголя и одноименной опере. Потому, - а также, ввиду обсуждения российскими органами власти и священнослужителями скандальных «традиционных, духовных» идей введения в России многоженства, - хотя сейчас не белые (зимние) святки, мы решили опубликовать гороскоп создателя оперы: Николая Андреевича Римского-Корскакова.

Отец композитора, имея полезную привычку скрупулезно фиксировать события, в дневнике снабдил точным (местным) временем сообщение о рождении второго сына: 16 часов 53 минуты 06 (18) марта 1844 года, Тихвин (59,5 град. с.ш., 33,5 град. в.д.). Гринвичское время: 14 часов 39 минут. Звездное время: 04 часа 35 минут, координата Верхней кульминации эклиптики 11,5 град. Близнецов.

Поскольку автономная работа центральной нервной системы (с началом родовых схваток лишаемой возможности манипулировать материнским организмом через вброс собственных гормонов) начинается раньше, время истинного рождения (запуска гороскопа) корректируется по формуле Шестопалова. Округление координаты нами доводится до 0,5 градуса.

Регистрация брака: 30 июня (12 июля) 1872 г. (28 = 24 + 4 года. 3 месяца. 24 дня). Место события С-Петербург (северная окраина: 60 град. с.ш., 30,5 град. в.д.). Угол события = 129,5 град., поправка долготы – 3 град.. Рождение дневное: аспект прогрессирующего меридиана выстраивается к Венере (6,5 град. Тельца). Радиксный полуденный меридиан = 30 град. Тельца. Звездное время: 03 часа 50 минут. Гринвичское время: 13 часов 54 минуты.

Ниже приводятся координаты светил, планет и полей гороскопа, промежуточные дома указываются в системе Плацида. 

Планета

координата

знак

примечания

Солнце

28 град.

Рыбы

 

Луна

24 град.

Рыбы

 

Меркурий

10 град.

Рыбы

 

Венера

6,5 град.

Телец

 

Марс

10 град.

Телец

 

Юпитер

14,5 град.

Рыбы

 

Сатурн

4,5 град.

Водолей

 

Уран

2 град.

Овен

 

Нептун

22,5 град.

Водолей

 

Плутон

22 град.

Овен

 

Селена

29 град.

Лев

Период 7 лет

Лилит

20 град.

Овен

Период 8,8… года

Апогей лунной орбиты (Черная Луна)

14,5 град.

Телец

 

Восход

9,5 град.

Дева

 

Верхняя Кульминация

30 град.

Телец

 

 

 

 

 

Промежуточные дома

 

 

Используется система Плацида

II

28 град.

Дева

 

III

24 град.

Весы

 

ХI

12,5 град.

Рак

 

ХII

15 град.

Лев

 

Бракосочетание состоялось в С-Петербурге, городе, на меридиане которого, над верхней кульминацией эклиптики находились Плеяды (слав.Волосожары). Это дополнительно указание (обычно, в трудах по классической астрологии не рассматриваемое), требующее при анализе творчества Корсакова, одновременно рассматривать роль Надежды Николаевны Пургольд, те подсказки, которые исходили, вероятно, от нее.

В гороскопе, рассчитанном по формуле, противоречивыми оказываются характеристики 5-го поля, связанного с детьми. Управляемое Сатурном, находящимся в этом же поле, как известно, оно обыкновенно указывает на бездетность. Римский-Корсаков имел семерых детей, из которых, правда, двое умерли в детстве. Это противоречие разрешаемо, уточнением что формальное указание говорит о поздних и болезненных детях [С.В.Шестопалов «Астрология. Курс лекций 2-го курса», СПб., 1992, с.22]. Это отвечает фактическим событиям. Вторым возможным путем согласования показаний гороскопа и биографии является перенос истинного времени рождения не на 45 минут, а на 2 часа 45 минут. В гороскопе это означает откат Восходящего градуса до 21 град. Льва и переход 5-го поля в Стрелец, однако, автор оставляет это на усмотрение читателей.

P.S. Приложение.

Из книги Р.Жданович «Древности руссов», М., «Алгоритм», 2013, гл. 9-я:

М.И. Стеблин-Каменский, исследовав архаическую форму эддических памятников, так раскрывает сокрытую в них древнюю поэтику: «В образах героинь Эдды бросается в глаза прежде всего то, что они, как правило, раздваиваются: с одной стороны — женщина в трагической, но вполне реальной ситуации; с другой (параллельно, но не одновременно!) — существо сверхъестественное по своей природе, способное совершать то, что не под силу совершить людям, и обладающее знаниями и мудростью большими, чем те, которые доступны людям. В песнях о Хельги такие двоящиеся женские образы — Сигрун и Свава. Сигрун — девушка, которую конунг Хегни, ее отец, хотел выдать за Хедбродда, «конунга злого, кошачье отродье», как о нем говорит Сигрун («Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга»).

…Вместе с тем, однако, Сигрун — валькирия, существо сверхъестественное, священное, божественное. Она слетает к Хельги в сопровождении других валькирий: «Вдруг лучи // блеснули у Логафьелль, // грянули молнии, // ярко сверкавшие: // девы в шлемах // с просторов небесных // мчались в кольчугах, // обрызганных кровью, // свет излучали // копья валькирий» («Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга», 15). Она помогает ему в битве: «Сигрун дружин // оберегала, // валькирия смелая» (там же, 30, 13) и «Ринулись с неба // валькирии в шлемах // князю на помощь, // бой разгорался» (там же, 54, 1
5).

Казалось бы, что Сигрун, жена Хельги, и Сигрун-валькирия — два совершенно различных персонажа. Однако в песнях они носят одно и то же имя, никогда не выступают одновременно и тем самым каким-то странным образом отождествляются.

В «Песни о Хельги сыне Хьерварда» совершенно аналогичную двойную роль играет Свава. С одной стороны, Свава — дочь конунга Эйлими, девушка, с которой Хельги обменялся клятвами верности, но потом, предчувствуя свою смерть и узнав, что по воле злой колдуньи его брат Хедин дал обет жениться на Сваве, уступает брату. С другой стороны, однако, Свава — валькирия, которая дала Хельги имя и в придачу меч, и в прозе после строфы 9, в которой описывается этот чудесный меч, прямо говорится: «Одного конунга звали Эйлими. У него была дочь Свава. Она была валькирией и носилась по небу и по морю».

Брюнхильд — центральный образ не только в «Поездке Брюнхильд в Хель», но также в «Отрывке песни о Сигурде» и в «Краткой песни о Сигурде» (половина этой песни, одной из самых длинных в «Эдде», — ее монологи). Она упоминается и в ряде других песней. Брюнхильд — женщина, которая, оказавшись замужем не за тем, кого она любит, не примиряется с своей судьбой…

…Брюнхильд — женщина в трагической, но вполне реальной жизненной ситуации.

Вместе с тем, однако, как следует из «Поездки Брюнхильд в Хель», Брюнхильд — та самая валькирия, которая называется Сигрдривой в «Речах Сигрдривы». В этой песни (в прозе после строфы 4) валькирия Сигрдрива рассказывает, как в отместку за то, что она погубила старого Хьяльм-Гуннара, которому Один обещал победу, и отдала победу Агнару, брату Ауды, Один погрузил ее в сон и сказал, что она никогда больше не победит в битве и будет выдана замуж, на что она ответила, что «дала обет не выходить замуж ни за кого, кто знает страх». Разбуженная Сигурдом, Сигрдрива поучает его разной рунической мудрости и дает ему ряд советов. Впрочем, из самой этой песни никак не следует, что Брюнхильд и Сигрдрива — одно лицо. Однако в «Поездке Брюнхильд в Хель» (8—9) Брюнхильд говорит: «В готском краю // я тогда отправила // в сторону Хель // Хьяльм-Гуннара старого, // победу отдав // Ауды брату, // очень был этим // Один разгневан. // Воздвиг для меня // из щитов ограду, //  белых и красных, // края их смыкались; // судил он тому // сон мой нарушить, // кто ничего не страшится в жизни». В главе 22 «Саги о Вельсунгах», где, вероятно, пересказывается какая-то несохранившаяся песнь, Брюнхильд тоже отождествляется с валькирией, чьи слова приводятся в «Речах Сигрдривы», и в этой главе оказывается, что Сигурд уже тогда обручился с Брюнхильд.

Однако из других песней — из «Пророчества Грипира» и из «Речей Фафнира» — ясно следует, что валькирия, разбуженная Сигурдом, и Брюнхильд — два разных лица. Это противоречие обычно толкуется так, что первоначально сказание о валькирии, разбуженной Сигурдом, и сказание о Брюнхильд были совершенно самостоятельными и что поэтому отождествление валькирии с Брюнхильд, должно быть, характерно для «поздних» песней. При этом, однако, приходится как-то закрывать глаза на то, что в «Пророчестве Грипира», песни, которую принято считать самой поздней, нет никакого следа отождествления валькирии с Брюнхильд. Более правдоподобным представляется поэтому, что песни с отождествлением Брюнхильд с валькирией и без такого отождествления сосуществовали и что это было проявлением общей тенденции к раздвоению образа героини на человеческое и сверхчеловеческое, священное, божественное.

Раздвоение на человеческое и сверхчеловеческое, характерное для эддических героинь, в образе Гудрун наименее явственно. Все же кое-где в песнях прощупывается отождествление Гудрун с девой-воительницей, валькирией, т.е. существом священным: «Увидела знатная: // беда угрожает — // задумала смелое, // сбросила плащ, // меч обнажила, // родных защищая, — // трудна была схватка // воинов с нею! // Двоих повалила // бойцов дочь Гьюки // и еще брата Атли //  изранила тяжко, // отсекла ему ногу —  // пришлось унести его. // И другого воителя // в Хель отправила, // сразив наповал //  твердой рукой» («Речи Атли», 49
51). Сравни также слова Гудрун: «Было нас трое //  ко всем беспощадных, за Сигурдом вслед // страну мы оставили; //  каждый правил своим кораблем, // когда на восток //  страну мы оставили //  судьба привела нас» (там же, 98, 18).

Песни, в которых в основном идет речь о героине, а не о герое, потому, как правило, героические элегии (то есть представляют собой рассказ о переживаниях), что искони, с тех пор как стали возникать героические сказания, героя в них характеризовало совершение подвигов, требующих физической силы (то есть воинских побед), тогда как героиню характеризовали проявления силы духа и силы чувства, что в конечном счете объясняется чисто физиологическими причинами — меньшей физической силой женщины и ее более трудной ролью в продолжении человеческого рода. Несомненно, именно это моральное превосходство героинь над героями и было тем, что искони заставляло находить в женщинах нечто священное (ср. известное высказывание Тацита: «Они думают, что в женщинах есть нечто священное и вещее, не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицания», «Германика», 8). Но в таком случае очевидно, что раздвоение образа героини на человеческое и сверхчеловеческое, другими словами — выделение в нем сверхчеловеческого, представляло собой неосознанную попытку образно выразить то, что в женщинах искони представлялось сверхчеловеческим, священным, божественным
» [Стеблин-Каменский, 1979, с. 436—437]. Веком прежде советского ученого принцип древнескандинавской поэтики исключительно последовательно проведен в большинстве опер Н.А. Римского-Корсакова. В них почти неизменно типаж героини расщепляется на антагонистичные образы — «морской» и «сухопутный». Они могут быть противопоставлены (Млада и Войслава, Марья и Ядвига, Кощеевна и Ненаглядная Краса), противопоставлены скрыто (Снегурочка и Купава, Царевна и Любава, Марфа и Любаша), наконец, необходимо дополнять друг друга (Панночка и Ганна, Царица и Оксана). Но сам принцип универсализирован — проще отметить, где его нет (в «Псковитянке», «Сервилии», «Сказке о царе Салтане», «Сказании о невидимом граде Китеже», «Сказке о золотом петушке» — операх «христианских»). При этом, когда авторское либретто сравнимо с литературным источником (Н.В. Гоголем), можно увидеть, что композитор целенаправленно приземлял, даже вульгаризировал второй — «законнический» образ, а иногда характеризовал его самим именем. Любава — имя «сухопутной жены» (выражение В.В. Стасова) Садка взято из «Истории Российской», где В.Н. Татищев по Киевской летописи пересказывает анекдоты, внесенные в летопись Петром Бориславичем, о дочери посадника Дмитра Завидовича Любаве — второй жене Мстислава Великого, противопоставленной летописцем заморской - шведской королевне Кристине [см. Рыбаков, 1972, ч. 2].

Мы не знаем источник вдохновения композитора, не знаем, какие «языческие посвящения» он проходил (в первой опере его, «Псковитянке», наиболее совершенной сценически, этого приема нет). Литовский род Корсаковых исчислял свое происхождение от Геркулеса (его малоазийских потомков). Могут возразить, что идею он почерпнул из «Повести о Тристане и Изольде», прославленной Р. Вагнером, но в ней акценты расставлены иначе, а влияние логики источника В.Н. Татищева, на осмысление схемы композитором ощутимо. Священников рода Корсунских — авторов повестей о Николе Зарайском — хоронили на фамильном кладбище под Осетровским городком (Зарайском), нареченном Корсаковской горой [Лихачев, 1947, с. 259, прим. 1], хотя связь Римских и их родичей Милославских с Зарайским уездом не прослеживается. Отмечаем этот факт, поскольку те необходимые элементы Купальского предания — повествования характерного арийского календарного жанра, что сохраняются в христианизированной валлийской легенде, раскрываемы совершенно независимо от зарайской легенды, оцерковленной попами из византийского града Корсуни, хранителями образа Николы, и благодаря этому сохранившейся на бумаге…

Роман Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.