|
М.-К.Ганди не преуспел в
доказательстве своих идей, как при жизни, так и после гибели. Он не
создал выдающихся художественных произведений. Его взгляды согласно
догматике индуизма – национальной религии Индийского народа были
безусловной ересью. Политическая же программа махатмы – очевидным
образом замедлила завоевание Индиею независимости, при иных –
политических методах борьбы - бывшей достижимою уже в 1920-х, когда
послевоенная депрессия Англии, впервые понесшие крупные потери на
фронтах, не предполагала упорство в борьбе с восставшими колониями. Не
менее осложнила она суверенное бытие, когда например, пацифистская
риторика ИНК затормозила подготовку к войне с Китаем, очевидной после
оккупации им в 1949 г. Тибета, предопределила поражение в войне
1959-1962 годов, оккупацию 40 тыс. км2 индийской территории - доныне
оккупируемой КНР. Тем не менее, народ Индии – едва ли не единственной
инородческой колонии Великобритании, преуспевшей в самостоятельном
бытии, искренне чтит своего Махатму, даже не следуя в жизни его
этическим заблуждениям.
Приближается
100-летие кончины Л.Н.Толстого. В 1937 большевики, от имени которых
канонизированный Сталиным Маяковский провозгласил «сбрасывание с
парохода [современности]» классово-чуждого Революции
национально-русского поэта А.С.Пушкина, пышно встретили столетие его
гибели. …Лет десять назад я случайно разговорился в троллейбусе, стоя
в транспортной пробке, с некой дамой, имевшей отношение к «Ленфильму»,
удивившейся тому что я не снимался и не испытываю желания сниматься в
кино, и заявив, что у меня великолепный для этого тип, предложившей
участвовать в массовке совместного фильма, экранизировавшего «Анну
Каренину». Занятый тогда на службе, я не пришел по приглашению, так и
не став киношной личностью. Как оказывается ныне, ничего не потеряв. «Выяснилось,
что у Кремля нет намерений, отметить столетие со дня смерти Толстого.
Кроме того, фильм «Анна Каренина» так и не нашел дистрибьютеров…»,
- пишет корреспондент «Дейли Телеграф» [Э.Осборн «Лев Толстой стал в
России трижды экстремистом», «Нов.Петербургъ», 08.04.2010, с.6]. «Дэйм
Хелен Мирен и Кристофер Палмер были номинированы на Оскар за их
главную роль в англоязычном фильме «Последняя станция», в котором
рассказывается о двух последних годах жизни Толстого. В прошлом месяце
фильм вышел на экраны Британии», - говорит Осборн в репортаже из
Москвы [там же]. Даже такие страны как Куба и Мексика провели
фестивали, посвященные писателю, в Германии и США публикуются его
труды в новых переводах. Как отмечает журналист, «на Западе
обратили внимание на то, что русский писатель Лев Толстой стал сейчас
в России «неличностью» (nonperson )
по Оруэллу. Упоминание где-либо его имени в настоящее время является
признаком политнекорректности »
[там же]. И на «бездуховном», де, Западе - Россию обвиняют в этом, в
том - что она «отказалась от своего литературного прошлого в
отношении выдающегося русского писателя Льва Николаевича Толстого,
т.к. игнорирует 100-летнюю годовщину со дня его смерти» [там же].
Легко понять равнодушие к предстоящей дате властей РФ - проникнутых
убеждением, что земля должна быть приватизирована и находиться в
частной собственности, что «музеи – кладбища культуры», что «нет
русского языка без мата». И т.д.. Заслуга графа, прежде прочего, в
этом и состоит – в создании текстов, по которым мы учимся
классическому великорусскому языку, обеспечив преемственность
поколений. А описания охот, балов и баталий, созданные им, Гомером
реалистического века, – с детства (когда это только и возможно)
создают интерес и симпатию к родине, к Ушедшей России. Видящий Её так
– в образах, а не как абстрактное понятие, - ни может не проникнуться
сомнениями - в законности компании тех, нарезанных некогда
большевиками, масонских «штатов Европы [и Азии]», ныне известных как
«суверенные государства», что расположились на Теле Русского
государства ныне.
Этого достаточно - чтоб встретить неприятие швЫдких чиновников.
Личная и литературная биография писателя – добровольца Кавказской
армии, запечатлевшего ее в «Казаках» и кавказских рассказах, столь же
коробит «интернационалистов» из Кремля, которых крышуют горские
«президенты». Неприглядный образ Наполеона – первого создателя
«Объединенной Европы», выведенный русским классиком с мировым именем,
автором «Войны и мира» и «Севастопольских рассказов» (из которых
невозможно не проникнуться убеждением в принадлежности России
Севастополя!), пробуждает стеснение перед этой «…опой». Опасный
писатель граф Толстой!
Потому глубоко закономерно то, что 11.09.2009 года – в 8-ю годовщину
Теракта века, российский суд признал «зеркало Русской Революции»
экстремистом, виновным по 282-й статье, приравняв тем к Вождю
Иранского народа аятолле Хомейни, Русскому волхву Доброславу, Генри
Форду, Адольфу Гитлеру, Сергею Нилусу, Виктору Корчагину - перед УК
«многонационального государства» РФ.
Сей вердикт был неоднократно продублирован на дальнейших россиянских
судебных процессах, разбиравших иные труды классика [см. там же].
Но и Русская общественность остается к близящейся дате позорно
равнодушной.
Лучшая ее часть не прощает графу - впавшему в старческий ригоризм,
подобный ригоризму Отца Церкви Тертуллиана, таких поздних вещей как
«Хаджи-Мурат». За сей роман, словами писателя Александра Сегеня,
Толстого уместно было бы судить военным трибуналом. Это правда! Но
самоубийство Тертуллиана, впавшего в ересь монтанизма, не мешает
обильному цитированию его историками и церковными проповедниками. Хотя
«самоубийство во славу божию», мы, независимо от религиозности,
безусловно, не одобрили бы. А в первые века после Тертуллиана - его
пример был столь же назидателен для многих и многих римлян,
следовавших учителю, уподоблявшихся современным толстовцам – былым
безродным космополитам, сейчас превратившимся в секту
идеологизированных бомжей.
Я подозреваю, многие из т-щей, обычно являясь патриотами, непримиримых
к Толстому-пацифисту, – тем не менее, полностью одобряли попытку
импичмента Б.Н.Ельцина в 1995 году, а ныне подхватывают словеса,
раздающиеся во осуждение его и В.В.Путина, за «сотни тысяч жертв»
«гражданской» войны, ведомой в Ичкерии. А ведь обвинение
президента – основывалось* на его приказе восстановить территориальную
целостность РФ (впервые отданном 02.11.1991 года, тогда парализованном
горбачевцами), сокрушив рабовладельческую государственность Чечни.
Столь же подлое обвинение, такого рода словесами, бросается Русским
солдатам - в 1994-2004 убивавшим тех, кто прежде убил реальные 40 тыс.
русских людей - не названные мифические «100», «200» и т.д. «тысяч
жертв войны», - и ныне, когда мечты идиотов о прекращении «гражданской
войны» сбылись, придя в Русские города, убивает нас здесь. Это
не Путин – это вы отвечаете за убийство Юрия Волкова! Готовы
ли вы все – тоже пойти под трибунал, судимые по закону военного
времени?
***
Попробуем начать апологию Толстого с аргумента, непривычного в России,
хотя употреблявшегося в описании процедуры избрания идеального
премьер-министра С.-Н.Паркинсоном [«Законы Паркинсона», гл. «Принципы
отбора кадров»]. Граф Лев Николаевич Толстой, как многие писатели, был
в своей семейной жизни человеком невозможным. «Жена его Софья
Толстая…», тем не менее, избранная своим супругом, не только «…босиком
не ходила, фамильную честь берегла», но и вообще, может быть
названа «идеальной» женой. Меж русских великих писателей, выбрать
такую (лишь с 3-й попытки) удалось только Михаилу Булгакову; при том,
супружеские труды Е.С.Булгаковой не были столь обременительны: муж ее
был уже сломлен политическими преследованиями, ежечасной угрозой
расправы, превратившись в «думающее растение», страждущее агарофобией.
С Толстым было сложнее: мотивирующий поведение подспудный страх смерти
- биологически у него очень сильный! - у дворянина и офицера -
встречал упреждающую реакцию нападения, и во всем прочем –
выработанной за правило, вошедшей в привычку у него оказалась такая же
реакция. Огромная мужская страстность Толстого (только после брака
сделавшего десяток детей, наследующих пассионарность отца, и Бог весть
сколько ранее, среди крестьянских девок), гностическими его
убеждениями [см.: Л.Н.Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», 1990,
с.470 и предыд.(см. по словнику)] и дисциплинированной волей –
сконцентрированная на законной жене, усугубляла отношения с супругом,
сложные чисто физически [особых помещений для соитий, даже в виде
общего ложа, барские дома в России не имели: Л.В.Беловинский «Изба и
хоромы», 2001, ч. 2-я]. А преданность графини Софьи мужу - была
велика! Церковная – по вере и по обряду христианка, прочтя в газете
ригористическое, а по отношению к смертельно-больному человеку
оскорбительное разъяснение первоиерарха митр.Антония (Вадковского. –
довольно пошлого «церковного академика»-либерала предреволюционных
времен), что опасно болеющий анафематствованный писатель, в случае
смерти, отпет не будет, она дерзновенно отвечает ему - что найдет и
подкупит попа, который за взятку церковно отпоет еретика, вопреки
Синоду.
Обувшийся в маскарадные лапти, проклиная свои профессиональные знания,
граф, в сути этого явления, не отличался от другого барина во Христе,
хорошо известного нам, – «православного мыслителя», промотавшегося на
французских любовницах и с горя предавшегося сочинению
апокалиптических проповедей (подобно сумасшедшей барыне из «Грозы»
Островского) - Сергея Нилуса.
<Открытие «Сионских протоколов», впервые опубликованных
националистической газетой «Знамя», произошло независимо Нилуса>.
Некогда оторвавшись от народа, ВСЁ русское дворянство, по выражению
Н.Я.Данилевского [«О происхождении нашего нигилизма»], разделилось на
«дворянина с бомбой» и «дворянина со шпицрутеном». Это
была трагедия сословия, приведшая его к гибели в 1917. Граф
принадлежал к первым дворянам, хотя, подобно пироманьяку-интеллигенту**,
использовал не бомбу, а перо. Это был комплекс русского человека – «кающегося
дворянина» [И.Л.Солоневич «Народная монархия»], рожденный
хлыстовской проповедью РПЦ (когда она еще была авторитетна) – и бывший
явлением, в остальном мире воистину уникальным, чуждый и польскому
шляхтичу и немецкому юнкеру - отмирание феодализма сознававшим столь
же определенно, но и не думавшим «каяться». Но не факт что, оказавшись
«дворянином со шпицрутеном», уподобляясь Салтычихе, Лев
Николаевич, подобно своему потомку из Союза правых сил Михаилу
Никитичу Толстому, стал бы нам более любезен.
Осуждая висельничество жандармов – вешавших десятками безграмотных
русских мужиков, граф позволил себе высказать солидарность - с
казнимыми соплеменниками (прорвало его, родившего «Не могу молчать!»,
отнюдь не судьбой интеллигентов-бомбистов). И охраняли его усадьбу при
этом – русские жандармы. Но это едва ли свидетельство лицемерия.
Другие помещики, сберегая свои поместья, нанимали в телохранители в те
годы банды кавказцев (обстоятельство, незаметное ни в советской, ни в
россиянской – равно интернационалистической историографии, но
показанное Валентином Пикулем в «На задворках Великой Империи» - самом
«забытом» своем романе).
Слова графа ныне, действительно, звучат нелепо, это стало чуждо
большинству «патриотов-государственников» Рфии: их тоже охраняют
кавказцы, насилующие русских девушек и режущие русских парней, как
охраняли тех помещиков-«патриотов»…
Большая же часть патриотической общественности, вчера еще носив
партбилеты КПСС, теперь же путая Русскую культуру с культурой
Ортодоксальной церкви, исходит из анафематизма, объявленного
Л.Н.Толстому в первом году ХХ века.
Ложность названного отождествления («русский - православный») требует
специальной работы (и не одной), хотя данное обстоятельство покоробило
не лишь адептов «Святой Руси», но и Нобелевский к-т – сугубо
«западную» организацию, некогда вычеркнувшую Толстого из числа
достойных премирования в области литературы. В отличье от Бориса
Пастернака и Иосифа Бродского…
Тем не менее, не смотря на еретические «исследования» Толстым Библии,
величайший Русский писатель оказался именно Христианским писателем,
что мы и покажем далее. И возглашаем ему вечную память, подобно
А.И.Куприну (офицеру Императорской армии в 1890-х, после 1917
сподвижнику Белого движения), на своих страницах возгласившему,
наперекор Синоду и св.Иоанну Кронштадтскому, многия лета великому
писателю!
***
Русский монах Константин Леонтьев, формулируя политическое кредо,
прибег к образам из «Войны и мира» и «Анны Карениной», выразившись,
что рад жить в стране князя Болконского и графа Вронского, но не хотел
бы оказаться в стране, заправляют которой Кони и Плевако (предтечи
Андрея Макарова и Михаила Барщевского). Как видим, читая про
литературных героев, каждый воспринимает черты их, прежде всего, в
меру собственной испорченности. Существенным будет то, как и какие
черты окажутся выписаны, в том или ином характере.
Классическая литературная традиция требовала разделять человеческие
эмоции – результаты физиологических процессов, что было известно
Античной Ойкумене уже во времена Гиппократа и Галена [«Диоптра»
Филиппа Монотропа», М., 2008; В.В.Струве «Геродот и политические
течения в Персии эпохи Дария 1-го», ВДИ, №3, 1948], и устремления
личности – выражаемые в актах ума и воли. «Страсть» - рассматривалась
тогда как род нервного заболевания, неврастении, преимущественно
возрастной. Отдавшиеся ей – считались уподобившимися варварам.
Таков Гомер, наивно объяснявший одержимость героев волею богов, таковы
и рационалистические римские поэты [см. М.Л.Гаспаров «Избр.Тр.», 1997,
т. 1-й, «Овидий, или наука доброты» и предыд.]. Традиции следуют
древнерусские книжники – вчерашние язычники, в сочинениях которых
деяния героев, неизменно, тщательно мотивируются.
По иному стали смотреть на эмоциональный мир в Средние века. Если в
классических языках – греческом, латыни, персидском, славянском «душа»
- это олицетворение животного начала, то теперь её начинают «спасать»,
для «жизни вечной». И потому в современной литературе (исключая такие
«лубочные» жанры как детектив) античная остраненность - редкость.
Именно подсознательные, инстинктивные чувства – служат движущей силою
действия. Т.е. именно то, что некогда иудео-христианское богословие
определило, как проявление «первородного греха».
Можно предположить, зачем на старости лет граф Толстой приступил к
«исследованию» Евангелий. К этому толкал аналитический склад ума –
общий роду Толстых, уже издавна, и вплоть до ХХ в., известных как
выпускники университетских математических факультетов (что было
совершенно неестественно для титулованного дворянства). Тем более,
факт «правки» канонических Евангелий, фрагменты которых археология
приносит из самого 1-го в. от Р.Х. [«Иисус Христос в документах
истории», 2001, илл.7], а известный корпус установлен был лишь в нач.
3-го века [С.Г. Лозинский
«История папства», 1986, с.с. 15-16], очевиден [Е.В.Афонасин «Античный
гностицизм в свидетельствах Христианских апостолов», 2002, с.141]. И
очевидно это было издавна. «В работе Гарнака поразительно
соединение тонкого анализа источников и узкого кругозора упрямого
догматолога: он с необыкновенным искусством отделил в тексте «Посланий
апостола Павла», помещенном в Нов.завете, те выражения, которые
согласовывались с антииудейским мировоззрением Маркиона, от выражений
примирительного характера. Но вместо того, чтобы сделать отсюда
естественный вывод о более раннем кратком тексте Маркиона и более
позднем дополненном тексте Нов.завета, он составил заключение как раз
обратное: новозаветный текст, который для него как церковника был
неприкосновенной святыней, он объявил оригинальным, первоначальным и
подлинным, а текст, привезенный [в Рим из Синопы ок. 139 г.]
Маркионом, - тенденциозно сокращенным, еретическим искажением
подлинного сочинения ап. Павла. Гарнак был вынужден дойти до такого
искусственного, противоречащего всякому правдоподобию построения для
того, чтобы спасти подлинность канонического текста» [Р.Ю.Виппер
«Очерки по истории Римской империи», 1995, т. 2-й, с.398]. «Известные
новейшие теории относительно Древне-Христианской истории основываются
на предположении о всецелом перерыве и полной разобщенности в духовной
и интеллектуальной жизни перво-христианства и Церкви века, так что
Церковь времен Иринея в наиб.жизненных пунктах, как в учении, так и в
практике находилась якобы в прямом контрасте с Церковью времен
ап.Иоанна», - признает учитель патриарха Алексия (Ридигера) [Н.И.Сагарда,
А.И.Сагарда «Патрология», 2004, с.233]. Вот и свидетельства этого
разрыва: «Легко заметить, что версия [сатаногенеза] Иринея
Лионского восходит не к Евангелию, а к “Откровению Еноха”, датируемому
165 г. до н.э.. Это возврат к ветхозаветной традиции…”
[Л.Н.Гумилев «Древ.Русь и Вел.Степь», 2001, с.237].
Граф не был историком античной литературы (не отличаясь в этом от
массы читателей), и подходил к признаваемым достоверными словесам
Евангелий – как к формулам из наставлений по артиллерийской стрельбе,
исправляя ошибки, следующие из нарушений логики, так же как исправляют
ошибки математических расчетов… Ныне - точно так же подходят к
догматически-буквально подходят к свщ.текстам многочисленные
проповедники, как сектантские так и ортодоксальные. Судят ли их за
это?.. Мы знаем выражение А.П.Чехова, что три аршина земли нужны
трупу, человеку же – весь мiръ. Это возражение рассказу старшего
классика «Много ли человеку надо». Забывается только, что «мораль» его
Толстым не была изобретена, а почерпнута была из песни русских
православных христиан – не много надо «грешну человеку»: «…одна
сажень земельки, да еще четыре доски». Но этот духовный стих пели
90% населения России. Сейчас он регулярно цитируется, звучит в
концертах, и мы как-то не спешим осуждать создавших и цитирующих его,
хотя исторически и богословски строгое суждение, доступное ныне
образованным людям, гласит, что все оные пребывают в гностической
ереси (широчайше распространенной в Средневековой Руси), враждебной не
только Новому, но даже Ветхому завету. Ошибка – не прощается лишь
великому, тому, кто выше своего хулителя.
Простительна ли сама собой такая ОШИБКА? Дорогие россияне, в частности
все христиане – поддержавшие низвержение Советского режима режимом
Россиянским, убеждены в почитании (собственном) 4-й Моисеевой
заповеди, запрещавшей покражу. Увы, все они стали жертвой заблуждения,
не подозревая, что являются - безспорными ворами, что частная
собственности, по меткому наблюдению Анри Прудона, - это и есть
воровство. Инстинкт стяжания – отнюдь не константа истории, напротив,
как свидетельствуют документы, доминирует над обратным стремлением он
лишь несколько последних веков [Б.Ф.Поршнев «О начале человеческой
истории», 1974, с.405]. И при небольшом казуистическом усилии, под эту
статью можно было бы подвести, например, Иисуса Христа, требовавшего
вырвать соблазняющий тебя глаз (в точности, и даже шире было
осуществлено Оригеном). Запрет на желание жены ближнего (7-я заповедь)
был нелеп, например, для лакедемонян, и если гость делал знаки
внимания супруге хозяина, будучи ей взаимно симпатичен, спартанка…
отсылала его к мужу за разрешением. Тот… его давал: как может
разрушать мужское товарищество частная претензия на женщину – пошлый
ближневосточный собственнический взгляд на неё***!?...
Современные русские писатели, согласно духу времени обратившиеся
православную веру, здесь демонстрируют ригоризм, для человека их
звания позорный. Мы можем напомнить про их коллегу (учитывая, что «от
великого шаг до смешного»), чьему сочинению в этом году исполнилась
1000 лет, 2\3 романа которого посвящено противостоянию Ирана с Тураном.
«…Афрасиаб – туранец, о котором по существу в пределах сказания
Фирдоуси не сказал ничего дурного» [«Шахнаме», 1957-1989, т. 2-й,
Комментарий, с.591]… Враг проявляет «природу «слуги Ахримана» -
неспособность полного различения добра и зла. Он идет по пути зла, как
бы, в заблуждении…» [там же]. Бывают и профессиональные ошибки. В
наше время многие профессиональные словесники, филологи(!), чьим
родным языком являются английский или немецкий, с их чисто силовым
ударением, доказывали ударный характер классической стихотворной стопы
- фиктивность квантитативной метрики (опирающейся на долготу звука).
Вопреки фактам – из одной лишь априорной убежденности, основанной на
обычае родного языка [см. А.И.Зайцев «Формирование древнегреческого
гексаметра», 1994, гл. 1-я], не представляя себе самой возможности
иного…
Граф Лев Толстой, при всем при этом, сохранял в сознании ряд априорных
убеждений, бывших у него догматами именно веры, в частности - в
благость Спасителя, верно уловив, что Ветхий и Новый заветы говорят о
разных божествах (религия первого монистична, второго – дуалистична,
вопреки позднейшему богословию). Без этого, результат его
богословствования мог бы предвосхитить Рэндольфа Черчилля, никогда до
Войны 1939-1945 не бравшего в руки Библии. Страдая от безделья в
военном лагере Ивлин Во, однополчане поспорили с тем, что он не
одолеет Библии и за две недели. Сын сэра Уинстона оказался волевым
читателем, и одолев Книгу, после этого - восклицал в изумлении: «Боже,
какое же дерьмо этот Бог!» [Р.Докинз «Бог как иллюзия», М., 2008,
с.49]…
И именно аналитический ум – это то, что сделало Л.Толстого писателем,
продолжающим античную традицию, традицию аналитического подхода к
людским страстям - отделения их от человеческой личности («образа
Божия»), минуя воззрения литературы романтиков.
Особенно ярко это, разумеется, показано в «Крейцеровой сонате» и «Отце
Сергии», но и прочие создания графа – демонстрируют этот же,
отстраненный анализ выводимых на поверхность людских страстей (что
нередко принимают за влияние философии Ж.-Ж.Руссо, не зная о
классической литературной школе), никак не прославляющий их. Здесь
Толстой возглавляет таких, мало популярных днесь русских писателей,
как Грибоедов, Тургенев, Гончаров, Куприн. «Теоретизирующим» его
предшественником, как ни странно, оказывается персидский царь Дарий
Виштаспа, выразивший во 2-й Накш-и-Рустемской надписи свое идейное
кредо, указав, что источником людского зла является страх и
безрассудство (страстное влечение), справедливости же – сила и разум
[см. Струве, 1948].
Противоположностью графу оказываются авторы, ныне нередко
противопоставляемые ему именно как «христианский идеал», такие как
Пушкин, Гоголь и, разумеется, Ф.М.Достоевский. Здесь надо пояснить,
что философское понятие «воли», идущее из эпохи теологических
споров моно- и дифизитов (ортодоксов), в оригинале передавалось
греческим термином, переводчиками в соответствие русскому слову
приведенным ошибочно. Ту «волю» в нашем языке отражает слово
влечение (инстинкт, похоть). Оно, по представлениям греческих
богословов, у Бога присутствует («возлюбил Бог…» и т.п.), но
принципиально отличается от влечения людского, корыстного (следующего
инстинктам индивидуального и видового сохранения), пораженного
греховно. Бог – был «пассионарием», люди – нет.
Античными мыслителями влечение противопоставлялось разуму, до такой
степени, что в латыни слово мощь- (буквальная) одновременно служило
для обозначения слабости. Но именно оно оказалось предметом воспевания
литераторов-романтиков, и напротив – разоблачения (разоблачения
буквального, безоценочного!) на страницах произведений Льва Толстого.
Повторимся что тот идеал, что противопоставляется еретическому
толстовскому морализаторству (читать которое, соглашаюсь, в нашем веке
скучно), это – идеал «первородного греха».
Р.Жданович
*Это был единственный «проходящий» через голосовальную машину Думы
пункт вердикта (здесь и дал.прим.авт.).
**Из образного примера Маршала Госбезопасности Максима Руднева.
***Меж собою - довольно близко к этому, вели себя в «лихие 90-е», до
своей «христианизации» 2000-х, новые русские.
·
Вернуться на страничку новостей |
