О лженауке и борьбе с нею: Куда пропали русские летописи?
(Греческое лобби в ЦРУ и зачистка русской истории?)

Оглавление:

Предисловие
1.ПВЛ
2.Источник
3.Фальсификаторы истории
4.Летопись эпохи многокняжия
5.Летопись о Батыевой рати
6.Летопись о Русских богатырях

Крайне противно бывает соглашаться с виртуальными известиями, воинствующе ложными – оскорбительными своей лживостью, особенно относящимися к тебе, тем паче – твоим братьям, твоим предкам, твоей любимой. В таком положении, однако, оказывается Русский человек, слушающий СМИ и просто получающий «образование», зачастую даже не подозревая об этом. И если еврейские басни о древних еллинах, господствовавшие в системе «образования» Средневековья, ныне забыты, Русь переживает это доныне, в такой же мере. Допустим, факт, что некою «страною» (чью «целостность» призывают защищать) правит триумвират внука государственного сексуального преступника, казненного по делу Берии (Багир-оглы), сына международного террориста (Кадыр-паша) и «тезки» правителя России эпохи междуцарствия («Ромодановский»), выплывших из инфернальных недр Коминтерновской закулисы в Москве 3-го тысячелетия, прикрываясь широкими полями фуражки штаб-офицера КГБ (когда самый факт умалчивают самые распатриотичные СМИ, раскрывая этим место службы издателей), – тем не менее, одним видом своим присутствуя в информационном пространстве, - осознается, хотя бы на подсознательном уровне. А подлинное происхождение, - а значит и подлинное естество твоей Родины, сокрытое в тиши академических бункеров, - оказывается непознаваемым и подсознательно, ввиду отсутствия артикулируемых известий об оном, - превращая реальных, состоящих из крови и плоти, но забывших предков граждан в участников химерических «ролевых игр» (в «новых иудеев», «древних скандинавов», «многонациональных татар»).

Именно поэтому, вопросы русского летописания в нач. нового ХХI века – оказываются разработаны, во многом, хуже, нежели это имело место веком ранее.

Русский Временник (Костромская летопись) рассматривался историками ХIХ века, Карамзиным и Соловьевым - как источник, хотя и поздний (1680-е годы), но источник – исторический. В ХХ веке, трудами исследователей кодексов, с одной стороны, было открыто что возраст списка должен относиться к 1610-м г.г., а возраст этой литературной редакции – к 1530-м (протографы же ее к 1440-м) [А.Н.Насонов "История русского летописания ХI - нач. ХVIII века", М., 1969]. Это - отношение досоветских историков к летописи, сравнимой с Симеоновской и Воскресенской по числу «уникальных известий» но включившей в хронографический ряд «Повесть о разорении Рязани», - как к историческому источнику, - ныне встречается с плохо скрываемым осуждением [см.: И.А.Лобакова "Проблема соотношения редакций Повести о разорении Рязани", Труды ОДРЛ, т. 46-й, СПб., 1993; Б.М.Клосс "Избр.Труды", М., 2001, т. 2-й].

Таково отношение к т.наз. «поздним источникам». Они - определяются исследователями русского летописания (самими - преимущественно нерусскими), как «не канонические» [см. В.К.Зиборов "О летописи Нестора", СПб., 1995, с.9]. Понимаем: летопись «клевещет» на «братские народы». А на какие ухищрения не пойдешь, если «кушать надо-жи-ж…», - как говаривал о российских славистах из северо-американских университетов Сергей Лесной…

Но это, допустим, пример отношения к рукописи 400-летнего возраста. Летописание же, собственно, «древнее» - которому более 500 лет, удостоилось от позднесовковых и постсовковых «братьев» - гипотез, гораздо более насмешливых, нежели звучали до 1917 года. Т.наз. «Повесть Временных лет» (Киевский Летописец) - датируется в наше время лишь 1120-ми годами, - что справедливо, само по оебе, - но объявляется - ЕДИНСТВЕННЫМ прецедентом летописной работы в Древней Руси [А.Л.Никитин "Инок Иларион и начало русского летописания", М., 2003]! Временем появления систематического (не носившего случайного характера) русского летописания - объявлен ХV век [С.Я.Лурье «Общерусские летописи ХIV – ХV веков», неск.изд.].

Детализированное изложение - в дошедших рукописях (т.е. в рукописях, за 2 исключениями, писавшихся выше 1400 года) событий далекого прошлого, т.обр., автоматически получает квалификацию «домыслов» [там же; М.А.Салмина «Летописная повесть о Куликовской битве»\ «Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла», М.-Л., 1966 (ее же, ТОДРЛ, т. 36-й); И.В.Нестеров «Китежский летописец: проблема авторства, источников и времени составления»\ «V Городецкие чтения: материалы научной конференции», Городец, 2004; Б.М.Клосс "Никоновский летописный свод и русские летописи ХVI-ХVII веков", М., 1980].

Исключение - делается лишь для т.наз. «Повести Временных лет», труда пресловутого «Нестора-летописца», первого норманиста византийской нашей историографии. Совершенно «забывая», однако, что и она известна - лишь начиная с кодекса 1377 года (и то, писанного на пергаменте – без филиграней, датированного лишь по авторской дате), становясь официальным документом лишь в 1408 году, после своего введения в общерусскую митрополичью (Троицкую) летопись – летопись Киприана, врага Великорусской государственности.

Летописи, противоречащие Киевскому Летописцу, «хытрыми волхвами» - россиянскими историками так автоматически объявляются сомнительными и подложными.

Редакции летописи и династическая борьба в Древней Руси

(из наблюдений над Владимирским Летописцем и утраченной Рязанской Летописью)

1.ПВЛ

Так происходит, даже когда их известия подтверждаются иноязычными источниками – фетишами русскоязычной науки. Хрестоматийные сведения Иакимовской летописи о Владимире Старом (V – VI век), потомке Словена (т.е. Славиче, в широком смысле) – видимо, эпонима Славенского конца Нового Города, современнике Атиллы, - зафиксировали в этом генеалогическом списке известия эпоса VII века. И они же объясняют нам ту фантастическую картину древнерусской истории, что рисуется «Тидрек-сагой» и поэмой «Бегство Дитриха». Фантастической - она стала лишь благодаря ложному отождествлению славенского конунга Владимира с хрестоматийным Владимиром Святым (Х век). Герои германских поэм – независимо от Иакимовской летописи, оказываются отождествляемы с реальными фигурами и героями эпоса V – VII века. Но, не смотря на это, отношение к В.Н.Татищеву, донесшему нам Иакимовскую летопись, со стороны русскоязычной историографии, общеизвестно.

Примеры же того, насколько слабой оказывается историография самой ПВЛ, используемая современной исторической наукой, имеются просто анекдотические, и по существу, наличие ее - корреляции с ПВЛ, явленной в энной летописи, должно служить мерилом ненадежности такого источника.

«Слово о законе и благодати» Илариона известно по копиям ХV века, снимавшимся с писцовой копии авторской рукописи Х I века. Из этого памятника мы узнаем, как толковал ветхозаветный иудаизм мысливший вполне ортодоксально (т.е. презиравший язычников и клеветавший на них) южно-русский архирей 1-й\2 ХI века и копировавший его новгородский священник: «…Сара же глагола к Аврааму: Се заключи мя Господь Богъ не раждати, вълези убо къ рабе моеи Агари и родиши от нее. Благодеть же глагола къ Богу: Аще несть времене сънити ми на землю и спасти миръ, съниди на гору Синаи и Законъ положи. Послуша Авраамъ речи Саррины и влезе къ рабе ее Агаре. Послуша же и Богъ яже от Благодети словесъ и сниде на Синаи. Роди же Агарь раба от Авраама, раба робичишть, и нарече Авраамъ имя ему Измаилъ. Изнесе же и Моисеи от Синаискыа горы Законъ, а не Благодеть, стень [стену!], а не Истину» [«Библиотека литературы Древней Руси», СПб., 1997, т. 1-й, с.28]. C равним это с изречениями попов РПЦ, что после 1917 года, что до него, в т.ч. и святых, вроде Иоанна Кронштадтского (не устававшего обличать революционеров). Ныне пожалуй - Илариона бы анафематствовали, как Льва Толстого!

Кроме сей скабрезной оценки предмета фетишистского поклонения Греко-Российской церкви - мы обнаруживаем также, из этого памятника русской ораторской прозы времен Ярослава Мудрого, - напомним, что писанного «языкоборцем»… - что автору его ничего не было известно о том, будто Владимир, одолеваемый блудом и слепотой, окрещался в Корсуни, в июле 988 г. - «юбилеи» чего начали праздновать в РФ и на Украине нынче.

ПВЛ рассказывает под 986 годом, о предшествовавшем сюжету «Корсунской легенды» диспуте между евреями, мусульманами и неким греческим «философом» при дворе Владимира, где сообщается вся филосемитская православная христология; летописи ХV века вменяют философу имя Кирилла. Так раскрывается их источник: «Обстоятельное повествование о том, как крестился народ россов» [см. О.М.Рапов «Русская церковь I Х – 1-й\3 Х II в.в.», М., 1988, с.с. 113-114], на Западе известное как «хроника Бандури» [см. «Православная Энциклопедия», т. 4-й (приношу извинения за опечатку («т. 5-й») в статье «Остров Буян…»), с.303]. Правда, излагая ортодоксальную свщ.историю, сей византийский философ излагает ее 11-ю главу (из книги Бытие) в такой вот редакции: «Началникъ бо бяше кумиротворенью Серухъ, творяшеть бо кумиры во имяна мертвыхъ человекъ, овемъ бывшимъ царемъ, другомъ храбрымъ [богатырям], и волъхвомъ, и женамъ прелюбодеицамъ. Се же Сурухъ роди Фару. Фара же роди 3 сыны: Аврама, и Нахора, и Арона. Фара же творяше кумиры, навыкъ у отца своего. Аврамъ же, пришедъ въ умъ, возре на небл, и виде звезды и небо, и рече: «Воистину той есть Богъ, иже сотворилъ небо и землю, а отець мой прельщаетъ человека». И рече Аврамъ: «Искушю Бога отца своего; и рече: «Отче! Что прельщаеши человека, творя кумиры древяны? Той есть Богъ, иже створи небо и землю». Приимъ же Аврамъ огнь, зажьже идолы на храмине. Видевъ же Аронъ, братъ Аврамовъ, ревнуя во идолехъ, хоте вымчати идолы, а самъ сгоре ту Аронъ, и умре пред [прежде] отцемъ. Предъ симъ бо не умиралъ сынъ предъ отцемъ, но отець предъ сыномъ…» [«Повесть Временных лет», СПб., 1996, с.42]. Христианская Библия - не содержит ничего подобного. Источником рассказа - являлся Талмуд. Двумя веками ранее, этот же рассказ из Талмуда пересажен в Коран (записанный лишь в VIII веке, когда не только свидетелей жизни Магомета, но и детей их не оставалось в живых), но с еврейского текста. Здесь перенесена новелла в русскую летопись – из греческого источника: из семитского бы текста имя Фары Серуховича транслитерировалось древнерусскими переводчиками - как Тера [Н.А.Мещерский "Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IХ - ХV веков", Л., 1978]. Этого всего, допустим, могли не знать некоторые советские историки - «дети октября 1917 года», - как с сожалением звал их Сергей Лесной. Но этого - не могли не знать Шахматов, Приселков, Пресняков и прочие дореволюционные академические деятели! Хорошая получилась проговорка – не только фабрикаторов псевдоисторической повести, но и «исследователей» ее? Точно так же «прокалывается», например, рекламируя Троице-Сергиеву лавру, «Сказание о Мамаевом побоище», умалчивая, что шел Дмитрий Иванович на Куликовскую битву, будучи проклят Православной Церковью - под интердиктом митр.Киприана (почему князь и поднял не властные алые, а черные, МЯТЕЖНИЧЕСКИЕ знамена), рассказывая о направлении св.Сергием (скрупулезным в блюдении византийских уставов) на битву монахов, но не зная, что бившийся вместе с Пересветом в великокняжеском полку, Ослябя останется жив в битве, не зная(!!) его монашеского имени Родиона, не зная о погребении его в столичном Симоновом (а не в Троицком, из удела Владимира Серпуховского) монастыре…

Примеры таких подлогов имеются – и совсем недавние. Цитируемая Ф.И.Буслаевым по списку 1700-х(!) годов «Книга, глаголамая о Российских святых…» (датируемая временем ранее 1677 года, ибо в ней продолжает числиться св.блгв.княгиня Анна Кашинская, деканонизированная никонианами), совершенно верно называет супругу вел.князя Владимира Ярославича (+ 1051), строителя Софии Новгородской, св.Анной [ Ф.И.Буслаев «О литературе», М., 1990 , с.267]. Эта младая княгиня - о которой РОВНО НИЧЕГО не говорится в изданных летописях, возможно, подвигавшая князей к войне с греками после византийских акций 1037-1043 годов [см. В.Т.Пашуто «Внешняя политика Древней Руси», М., 1968 , с.79], и повидимому, страстно любившая супруга (судя по тем уборам наряда ее, погребенной в раке мужа, чье тончайшее шитье различимо для глаза лишь «впритык»), имеет скорее скандинавскую внешность, и вероятно, церковное имя Анны ей было присвоено при замужестве (что для женщин было обычаем эпохи) за Престолонаследником. Из этого не сложно понять, с кем она сопоставлялась Владимиром Ярославичем (и в честь кого был наречен Ярославом Мудрым сын-первенец), какой титул виделся предназначенным ей. Но ныне, в 3-м тысячелетии от Р.Х., Анна Новгородская - оказалась лишена не только имени и биографии, но даже личности: сейчас она «переименована» в княгиню Ирину (Ингриду), мать Владимира Новгородского - «изъятую» так из гробницы Ярослава Мудрого в Киеве, якобы, Анну лишь в монашестве (мифическом, ибо мирской наряд княгини очевиден). Так ее - празднуемую 10(23) февраля - числят теперь и «историизируют» византийские наши церковники. Да после такого – уместо было бы, не то, чтоб петь в ХХС`е непотребные песни про Путина, но и забрасывать дерьмом посетителей оного!

Летописная новелла 986 года - довольно поздняя, она очень легко датируется. В ней евреи отвечают Владимиру: «предана бысть земля наша хрестьяномъ» [«Повесть Временных лет», с.40], - т.е. уже после освобождения Палестины от мусульман в 1099-1104 крестоносцами, но прежде отвоевания Иерусалима в 1187 Саладином. В этом веке византийские служебные тексты обретают пошлый семитский термин «раб б-жий», благополучно переехавший в русскую лексику и бытующий доныне. Прежде такого не было; говорили просто, напр.: «крещается Имярек», без рабовладельческого аффикса. И, по сути, Латинское завоевание 1204 года и мусульманское 1453 года – должно пониматься православными, не как катастрофа, а как Божья (уже без дефиса) кара, последовавшая не за укланения в латинство и мусульманство, а как раз, наоборот – за впадение в жидовство. Политиков РФ, осведомленных о «греческом лобби» в спецслужбах США, созданном Д.Тэннетом [см.: Г.Щербатов "Репрезентация" благодатного огня: откровенья Иерусалимского патриарха"\ www.ari.ru, 19.04.2009], спешащих громче расшаркнуться перед дядей Сэмом, мы понять можем. Но, продавая оптом богатства взятой как трофей родины, не стоило бы при этом, касаться своими грязными лапами - еще и Русского прошлого, столь нагло!

«Сказание о преложении книг» (ПВЛ, 898 г.) связует апостольское крещение Руси не с первоверховным Андреем, апостолом Понтийских и Северных стран, - как гласит каноническая версия (известная и патр.Фотию, и Иоанну Златоусту), восходящая к непосредственно эллинистическим источникам [«Деяния апостола Андрея», М., 2004], - а с ап.Павлом и его учеником Андроником. Важно отметить: это неизвестно ни Паннонским житиям, ни славянским глаголическим службам Константину и Мефодию, ни болгарскому «Сказанию» Черноризца Храбра - вообще балканским источникам, слагавшимся на территориях былых диацезов Рима, и главное - непосредственно учениками братьев-просветителей. А у нас оные называются и в ПВЛ, и в древнейших русских службах Кириллу и Мефодию [А.Л.Никитин "По следам апостола Андрея"\ «Наука и Религия», №№ 9-12, 1990, №12]. Это – служит надежным свидетельством павликианской редакторской работы [там же, с.20]. Также, некоторые редакции жития св.Климента вменяют ему ученичество у ап.Павла, а не Петра, вопреки общеизвестной на Западе Свщ.Истории [А.Г.Кузьмин "Западные традиции в русском христианстве"\ "Введение христианства на Руси", М., 1987, с.33]. А Климент – это святой, в восточно-христианском мире – специфически русский… Иными словами, признак попадает на Русь «адресно», минуя Балканское славянство. Рекламистам так называемого «принятия христианства от Византии», - а это, обычно, по распределению ролей в россиянском политическом театре, мягко говоря, не филосемиты (филосемиты больше рекламируют «западные ценности»), - следовало бы задуматься, что именно было «принято», что они рекламируют.

Лукавство византийцев было на Руси хорошо известно, и, как отмечает Н.А.Мещерский, книгу Эсфирь – один из самых откровенных еврейских опусов, минуя маскировавшие реальность - греческие тексты-посредники, на Руси переводили непосредственно с иврит, благо, книга не использовалась в православном богослужении, и Септуагинта, как источник перевода, здесь не детерминировалась канонически.

Но из ПВЛ, известной лишь по спискам 1377 года и позднее, в редакции как Лаврентьевской (Сев.-Восточной), так и Ипатьевской (Юго-Зап.) летописи, ровно ничего нельзя узнать о самой истории установления хазарского ига над Русью, самом факте оного. НИЧЕГО. А оно известно достоверно - из свидетельств еврейских путешественников, из писем членов Киевской еврейской общины, сохранившихся в архивах синагог Запада и Востока [см.: А.Кестлер «13-е колено», СПб., 2001]. Жетокая борьба, связанная с этим, рисуется материалами археологии. Ее засвидетельствовал и эпос, былина о Жидовине-нахвальщике. Она записана, но малоизвестна, потому что на нее исключительно редко ссылались в СССР, когда тиражи книгоиздания были большими. Былина запечатлела исполинский облик конного латника IХ века, на мощном среднеазиатском коне, каковые латники служили кагану Итиля. А известный ныне эпос - записывался в формах, выкристаллизовывавшихся в ХV веке, когда происходило «оцикливание» былинных сюжетов вокруг Стольного Киева [см. Д.С.Лихачев "Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого", М.-Л., 1962], и достоверные известия об Иге в тот век, в годы написания летописных кодексов, таким образом, существовали.

Войны каганата - были беспощадными, «т.к., согласно вавилонскому Талмуду, «неиудей, делающий зло иудею, причиняет его самому Господу и, совершая т.обр.оскорбление Величества, заслуживает смерти» (из трактата «Санхедрин», без указания листа и колонки)» [Л.Н.Гумилев «Древ.Русь и Вел.Степь», М., 2001, с. 126]! В руинах замков, возведенных тюркскими феодалами ранее, взятых ок. 800 г. юдо-хазарами, находят скопления сотен костяков женщин и детей - собранных в неукрепленных помещениях и иссеченных саблями уже после пленения, связанными [см. С.А.Плетнева "На славяно-хазарском пограничье", М., 1989 ] , что отвечает наставлениям времен Иисуса Навина. Судьбу же Руси сер. IХ века - можно представить себе, сравнивая ее с судьбой других покоренных. Меру эксплуатации порабощенных тюрко-хазар оценивают косвенно. Наемное мусульманское войско, бывшее в распоряжении иудейского бека (пеха) и кагана в Итиле, каравшее «делающих зло иудею», насчитывало 7 тыс. всадников, периодически возрастая до 12000. Известен бюджет Багдадского халифата за 869 год, где на содержание 70 тыс. наемных воинов ушло 2 млн. золотых динариев – огромная сумма, равная хараджу, собираемому в многолюдном Халифате за два(!) года [Гумилев, с.128]. А тюрко-хазары - были маленьким нищим народом, богатым лишь виноградом и волжской рыбой, всё прочее - в Итиль привозили купцы, приверженность которых к северо-каспийскому караванному маршруту была зависима от величины расходов на оном (от умеренности пошлин).

Ту суровость, с которою еврейскими сборщиками, защищаемыми профессиональными воинами-мусульманами из Сред.Азии (как современный режим Рфии..!), взыскивались подати с побежденных аборигенов, демонстрируют известия путешественников, как детей язычников-хазар продавали на невольничьих базарах Ближ.Востока [ Б.Н.Заходер «Каспийский свод сведений о Восточной Европе», т. 1-й, с.148], от чего, внешнеполитическим покровительством халифа и императора, защищались хазарско-подданные христиане и мусульмане (аланы и булгары). Последнее - обращает на себя внимание, уже постольку – поскольку ныне, патриарх Кирилл (Гундяев) - и вся гундяевская тусовка, брошенная к микрофонам и за клавиатуру медиа-холдингом «Радонеж», поддерживает путинскую инородческую диктатуру, не помышляя защищать свою русскую паству, от разборки на запчасти кремлевскими абреками.

Беспощадность тогдашних расправ над недовольными, живя на своей земле - не восстававшими против оккупантов, все годы владычества служителей Ягве, возможно - из этих фактов – себе представить. А славянскими рабами и рабынями - в ту эпоху торговали, как и сейчас, гораздо шире, нежели тюркскими; тогда, правда, работорговля не осуждалась, и пиарщики не пытались впаривать публике, будто русские рабыни «сами уехали и завербовались»…

Федераты Каганата - мадьяры, разгромленные в 890-х годах блгв.царем Симеоном Болгарским и ушедшие за Карпаты, оставались враждебны Киевскому государству Олега Вещего [А.Г.Кузьмин «Свержение Перуна», М., 1988, с.153], и утверждение ПВЛ о мирном их проходе через Русь - минуя Киев, без боя [«Повесть Временных лет», с.15], опровергается иными источниками [Ю.К.Бегунов "История Руси", СПб., 2007, т. 1-й, с.436]. Перевалив Карпаты, они начали с того, что в 903 году взяли Ужгородскую крепость, принадлежавшую славянскому князю Лаборцу, как пишет об этом венгерский Анонимный хронист [П.П.Сова "Ужгородський замок", Ужгород, 1972 (буклет), с.7]. Чтоб взять неприступный горный замок [см. там же, с.с. 4-5], кочевников д.б. сопровождать осадный парк, ведшийся представителями иной - оседлой цивилизации. Но от всей истории Хазарского ига в ПВЛ осталась лишь анекдотическая новелла об устрашившем, якобы, нашедших на Исполинское племя (на полян) хазар изнесении в дань по мечу с дыма [«Повесть Временных лет», с.12]. Меч - был дорогостоящим изделием, факт может пониматься - лишь как тотальное разоружение побежденных. Летопись обильно донесла византийскую – греческую лексику (скедии, Понт). Но такую глупость – о превосходстве обоюдоострого, т.е. прямого меча (тем более, речь о толстом, тупоконечном мече IХ - Х века) над изогнутой саблей, не мог написать не только русич, но даже грек: к тому веку византийцы были знакомы с тюркскими и персидскими саблями.

Объяснение м.б. проще, чем кажется. Летопись доносит критические отзывы старого воеводы Яна (это отождествление Д.С.Лихачева), об «уных» дружинниках Вел.князя Всеволода Ярославича, начавших хватать и продавать в рабство киевлян: «…Сь же Кыеве княжа, быша ему печали больши паче, неже седящю ему в Переяславли. Седящу бо ему в Киеве, печаль бысть ему от сыновець [племянников] своихъ, яко начаши ему стужать, хотя власть <ов сея, овоже другые; сей же, омиряя их, раздаваше власти имъ>. В сихъ печали всташа и недузи ему, <и> приспеваше старость к симъ. И нача любити смыслъ уных, светъ творя с ними; си же начаша заводити и, негодовати дружины своея первыя и людем не доводити княже правды, начаша ти унии грабити, людей продавати, сему не ведущу в болезнехъ своихъ» [там же, с.с. 91-92]. В угловых скобках – опущеное редакцией ПВЛ Лаврентьевской и Суздальско-Переяславльской (Архивского сборника) летописей, извесное по летописям Радзивилловской и Академической. Повтор речения «седящу бо ему в Киеве, печаль бысть ему» «проявляет» здесь наложение двух текстов – антивсеволодова, от которого осталось начало фразы, и апологетического – поставленного наместо ее конца. Речь о событиях кон. ХI века (ранее 1093 года), когда христианина нехристю приобретать в рабство запрещалось, но несложно представить, кто нарушал запреты.

Вторичная летопись сохранила и иные повторные записи. Напр., о насилии над Рогнедой - 980-й год, - и год 1128-й (с объяснением вражды Рогволожьих внуков с детьми Владимира от иных жен); о наречении Переяслава Русского - под 993, однако - уже после упоминаний града, под этим же именем: в 907 и 945 годах. Общеславянская легенда о победе Кожемяки над огненосным змеем, как показал Буслаев - общеарийская, восходящая к преданию о Геракле и Лернейской гидре, бытует на Украине дотеперь [ Буслаев, с.147 и дал. ]. Летописец - извлек из нее рассказ о Кирилле Кожемяке, сочинив ложную этимологию имени «переявшего славу» града, ради доказывания - позднего (993 г.) происхождения Переяслава Русского, для сокрытия связи его с Преславой Болгарской – с первоисточником христианизации Руси, подлинной родиной Ольги Равноапостольной, болгарской царевны.

Византийским фальсификатором истории, плохо владевшим русским языком и русской образной системой, сама запись извлекалась - в готовом виде, как это делается при создании разведывательных «легенд» дотеперь.

Что было в оригинале? Это нам сохранило извлечение из неведомого летописца, сделанное некогда писцом «Синодика Спасского, что в Рязани, монастыря». Оно сохранено в копии ХVIII века (когда ПВЛ была уже широко известна, и никакой «фальсификатор» не рискнул бы столь прямолинейно оспаривать известие, пусть ложное, но хрестоматийное), в рукописи т.наз. «Рязанских Достопамятностей». «В лето от Сотв.м. 6501 [993 г.] подвигшуся бранию из Тмутаракань великому князю Мстиславу сыну великого князя Владимира на косожского князя Редегу, и сразився с ним един на един и закла его ножем своим, а жену и дети взя в плен. И егда прииде великий князь в Тмутаракань и воздвиже церковь пресв.Богородицы и крести детей Редегиных…» (далее следует перечень родов, происходящих от Редеги). Как явствует из записи в первой редакции Достопамятностей под 1495 г., названный синодик принадлежал Василию Михайловичу Колтовскому – внуку Ивана Андреевича Чевкина, погибшего в кон. ХV в. в Литве» [А.Г.Кузьмин «Рязанское летописание», М., 1965, с.63]. Ярослав Владимирович родился ок. 978 года. Его младший брат Мстислав, при ориентации по Александрийской (Константинопольской) эре, оказывается в 6501 (993) году необычно молодым, еще отроком. Болгарская эра (Р.Х. в 5004 г. от Сотв.м .) [И.А.Климишин «Календарь и хронология», М., 1990, с.с. 328, 379] – применявшаяся в довизантийском русском лето писании, перенося дату в 997 год, превращает сцену поединка в реалистическую. Князь действительно был юношей, и это могло навести умудренного бойца Редедю на такую мысль - сыграть на юношеском самолюбии Мстислава (известном и в зрелости, когда за своего хромого мужа, Мстиславу предложила сразиться на поединке Ярославова княгиня, он же – оскорбился таким предложением), не учтя лишь его юношеского упорства. А Колтовские – это захудавшая, но знаменитейшая фамилия! После отравления царицы Марьи Черкасской, за государя Ивана Васильевича была выдана Анна Колтовская [см. Р.Г.Скрынников «Иван Грозный», 1980, с.210]! В русском оригинале же летописи - стоял рассказ о поединке Мстислава Владимировича с Редедей. В ПВЛ он передвинут под 6530-е лето, где уже велась речь о Мстиславе, и этот рассказ тут можно было связать с рассказом о походе Мстислава на Ярослава (6531): «В лето 6350. Приде Ярославъ къ Берестию. Въ ся же времена Мъстиславу сущу Тмутарокани поиде на касогы. Слышимъ же се князь касожьскый Редедя Изиде противу ему. И ставшема обема полкома противу собе, и рече Редедя къ Мъстиславу: «Что ради губиве дружину межи собою? Но снидеве ся сама боротъ. Да аще одолееши ты, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою. Аще ли азъ одолею, то возму твое всё». И рече Мъстиславъ: «Тако буди». И рече Редедя ко Мъстиславу: «Не оружьемъ ся бьеве, но борьбою». И яста ся бороти крепко, и надолзе борющемася има, нача изнемогать Мъстиславъ: бе бо великъ и силенъ Редедя. И рече Мстиславъ: «О пречистая Богородице, помози ми. Аще бо одолею сему, съзижю церковь во имя твое». И се рекъ, удари имъ о землю. И вынзе ножь, и зареза Редедю. И шедъ в землю его, взя все именье его, и жену его и дети его, и дань възложи на касогы. И пришедъ Тъмутороканю, заложи церковь святыя Богородица, и созда ю, яже стоить и до сего дне Тмуторокани» [«Повесть Временных лет», с.64].

Отметим злопыхательства борзописца, писавшего ПВЛ, добавившего в речь Редеди фразу-повтор: «Не оружьемъ ся бьеве, но борьбою». Разумеется, греческий литератор был искуснее лубянских урок-интернационалистов, его речь – далека от речи Эдички Багирова и членов антифашистского общества «Сова», но здесь, похоже, его прорвало, он проболтался! Новгородские былины доносят до нас многочисленные описания такого «кинокадра»: богатырь схватывается с противником врукопашную, валит его наземь (здесь – древнейшим приемом, употреблявшимся во времена битв пеших фаланг, для разрыва вражеской шеренги: оторвав от земли, подняв и бросив, хребтом оземь) и выхватывает нож, законно добивая побежденного. Это - было обычаем единоборств (если побежденный формально не признавал поражение, называя свое имя, чего Редедя не мог: он бы так сохранил жизнь, ценой бесчестья, отдавая врагу гарем). У воинов Редеди – черкесов, доныне не расстающихся с оружием, не возникло и тени сомнения, что побежден и зарезан их князь - законно, по правилам поединков, и они очистили поле боя, выдав противнику Редединых чад и домочадцев, а на себя приняв дань.

Како же «сему не ведущу», кому князь Всеволод «раздаваше власти» (1093 г.), нам демонстрирует запись 14 годами ранее, под 1079 (6587): «Приде Романъ [сведенный с княжения дядей] с половци къ Воину. Всеволодъ же ста у Переяславля, и створи миръ с половци. И възвратися Романъ с половци въспять, <и> убиша и [его] половци, месяца августа 2 день. Суть кости его и доселе <лежаче тамо>, сына Святославля, внука Ярославля. А ОлгА емше <козаре>, поточиша и - за море Цесарюграду. Всеволодъ же посади посадника Ратибора [в] Тмуторокани» [«Повесть Временных лет», с.87]. Чтения ПВЛ в редакции Радзивилловской летописи, удаленные из Лаврентьевской и Ипатьевской редакции, я беру в угловые скобки. Воин – это городок в Переяславской земле, в годы княжения Всеволода и Владимира Всеволодовича недоступный их противникам, и младшие братья убитого – лишены были даже возможности похоронить останки Романа Красного, что отметил летописец Святославичей. Сей источник, однако, ныне неизвестен, его поиски – дело будущего, когда будет низвергнуто хазарское иго над русской историографией.

Я специально привел цитату, ибо от времен филосемитов А.А.Шахматова и М.Д.Приселкова, держится нелепое мнение, будто Радзивилловская редакция – это 3-я (созданная в 1210-х), расширяющая текст 2-й редакции ПВЛ - Лаврентьевской. После поколений владения великокняжеской шапкой Киева князей-Ольговичей в ХII веке (Игоря, Святослава, Всеволода), оставление костей Романа Красного в степи, вызывая дополнение статьи, было невозможным, - это м.б. лишь ситуация кон. ХI – нач. ХII в.. Столь же очевидное указание, напр.: «В си же времяна родися Моисей въ жидехъ, <и реша волъсви египетьстии царю: «Родился есть детище въ жидехъ>, аще хощетъ погубити Еюпетъ». Ту абье [сразу, без промедления!] повеле царь ражающаяся дети жидовьския въметати в реку» [там же, с.43]. Есть и другие, якобы, «расширения», где первичность Радзивилловской редакции перед Лаврентьевской - очевидна, напр.: « Рече Каин: «Изидеве на поле, Авелю», - <и послушаше его Авель, и> яко изыдоста, въста Каинъ, и хотяше убити и, и не умяще, яко убити и » [там же, c .41]. Также, явно сокращается в Лаврентьевской, до потери смысла, обстоятельный рассказ об апоплексическом ударе и исцелении Феодосьевыми трудами инока Исаакия в Печерском монастыре [там же, с.с. 82-84].

Мир с Романом Святославичем, убийство его, пленение и ссылка Олега Святославича - требовали немалых денег. Источник их - раскрыла редакция Радзивилловской летописи (владимиро-суздальская великокняжеская редакция). Так же гласит ПВЛ в Троицкой и Академической летописях (митрополичье летописание ХV века): «Олега емше козаре». Лаврентьевская, Архивская и Ипатьевская летописи это умалчивают.

Так и сидел Олег Святославич в греческом плену на о.Хиос (место его содержания называет «Хождение» ходившего в Иерусалим в 1103 году игумена Даниила, черниговца родом), пока в 1081 власть в Царьграде не захватил Алексей Комнин. На век завладевшие Царьградским престолом малоазийские аристократы, чьими идеалами были Георгий Победоносец и Дигенис Акрит, жили с натурального хозяйства своих латифундий, к печалям и заботам цареградских олигархов и архиереев были равнодушны, чтоб не сказать - враждебны, манихейские учения хазарских ставленников [см. Гумилев, с.135] - презирали. И «солдатский император» - переправил врага Всеволода Ярославича (врага Мономахова зятя, вкупе с хазарскими союзниками того) на Русь: «В лето 6591. Приде Олегъ из Грекъ Тмутороканю; и взя Давыда и Володаря Ростиславича, и седе Тмуторокани. <И> исече козары, иже беша светници на <убьенье> брата его и его самого…» [«Повесть Временных лет», с.87]. Летописец особо оговаривает, что Олег вырубил хазар, а княжичей – внуков Владимира Ярославича, севших на его княжество, арестовав Всеволодова наместника Ратибора, он просто выслал [там же], явно противопоставляя их участь, в расчете на знающего (не нам чета) читателя. В следующем десятилетии Олег выгнал Владимира Мономаха из своей отчины Чернигова.

Подробности, связанные с Тмутороканским княжеством, «избыточные» для близкой к ней Лаврентьевско-Архивской редакции, нам доносит Ипатьевская редакция ПВЛ: «В лето 6572. Бежа Ростиславъ Тмутороканю, сынъ Володимерь, внукъ Ярославль, <и с немъ бежа Порей и Вышата, сынъ Остромирь воеводы Новгородьского. И пришедъ выгна Глеба изъ Тмуторокана, а самъ седее в него место.

В лето 6573. Идее Святославъ на Ростислава къ Тмутороканю>. Ростиславъ же отступи кроме изъ града, не убоявъся его, но не хотя противу стрыеви своему оружья взяти » [там же, с.71]. Видно сохранение здесь Ипатьевской редакцией исходного текста.

Принято, с времен ельциноида Лихачева, связывать их с игуменом Никоном, ставленником Святослава Черниговского. Это невозможно – уже постольку, поскольку Ипатьевская летопись расходится с Радзивилловской чаще, нежели с Лаврентьевской!

Вероятно, в лице ПВЛ Ипатьевской редакции - мы имеем дело с «редакцией Владимировичей», потомков Владимира Ярославича Новгородского, старшего сына Ярослава Мудрого; именно им - обязаны мы обстоятельными рассказами об убийстве Ростислава Владимировича и ослеплении Василька Ростиславича (Теребовлюского). Радзивилловская редакция – лояльная к половцам и враждебная хазарам является редакцией Изяславичей, потомков Изяслава Ярославича (близко ей, но пространно, вероятно, имея более ранний, нежели теперешние, список, освещает события В.Н.Татищев). Оппонирующая ей, враждебная половцам и маскирующая участие в событиях хазар, Лаврентьевская редакция - доносит до нас позицию Всеволодовичей: Мономаха и его наследника Мстислава Владимировича. Восходят Лаврентьевская и Ипатьевская к общей редакции, тенденциозно сокращавшей источник, сохраняющийся в Радзивилловской редакции.

Поскольку против потомства старшего Мономахова сына выступил младший Мономахович – Юрий Долгорукий, ростово-суздальские Мономаховичи, его потомки, можно думать, вернули в великокняжескую летопись известия, зачастую связанные с Черниговскими князьями (в нач. ХIII в. союзными Всеволодовичам), враждебные «мономашьему официозу», изъятые летописанием первых Всеволодовичей. Тут они и воспользовались летописью Изяславичей, бывшей ранее, в правление старших Мономаховичей и Ольговичей, одиозною, сохранив т.обр. в летописной памяти имя Печерского монастыря (где велась летопись при Святополке).

Все три редакции летописи складывались не ранее 2-й\4 ХII века.

Радзивилловская редакция излагает прихождение Олега на Тмуторокань подробнее, с вводным предложением, отсутствующим в оппонирующей редакции: «В лето 6602. Сотвори миръ Святополкъ с половцы, и поя собе жену дщерь Тугорканю, князя половецкаго» [там же, с.95]. Мир вокняжившегося Святополка с Тугорканом объясняет следующее, одинаково передаваемое летописями предложение: «Том же лете приде Олегъ с половци ис Тмуторокони, приде к Чернигову, Володимеръ же затворися в граде. Олегъ же приде к граду и пожже около града, и манастыре пожже [главный компромат, глазами летописца]. Володимеръ же створи миръ съ Олегомъ, и иде из града на столъ отень Переяславлю; а Олегъ вниде в град отца своего» [там же]. Как видно, князь-Изяславич попытался тогда избавиться от опеки сына греческой Цесаревны, Мономаха, воспользовавшись связями двоюродного брата - сына злейшего врага своего отца. Мы же открываем из этой новеллы, почему «Сказание о Киевских богатырях» - средневековая московская повесть по новгородским былинным мотивам, известная по спискам лишь от нач. ХVII века, считает Тугарина Змиевича («тёзку» Тугоркана) византийским(!..) богатырем: это объяснялось политическими связями Тугорканова союзника Олега Гориславича. Но дружба Святополка Изяславича с тестем продлилась недолго: «В лето 6603. Идоша половцы на Грькы с Девъгеневичемъ [сыном Диогена], воеваша по Гречьстей земли; и цесарь я Девгенича, и повеле и слепити. В то же лето придоша половци, Итларь и Кытанъ, к Володимеру на миръ. Приде Итларь в градъ Переяславль, а Кытанъ ста межи валома с вои; и вда Володимеръ Кытанови сына своего Святослава въ тали, а Итларь бысть въ граде с лепшею дружиною. В то же время бяше пришелъ Славята ис Кыева к Володимеру от Святополка <на некое орудие>, и начаша думати дружина Ратиборя съ княземъ Володимером о погубленьи Итларевы чади…» [там же]. Лишь Олег не поддался на эту византийскую провокацию, что следствием имело войну, которую открыли против него двоюродные братья.

Но заметим, что все это – было известно, предметно представлялось, создателями повести о Киевских богатырях, еще во времена Ивана Грозного представлоявших себе древнерусскую историю детально и без тех фантастических измышлений, что вырисовывают ее ныне!

2.Источник

Как мы видели, в редакции что передана Лаврентьевской и Ипатьевской летописями и Архивским (архива Посольского приказа и МИД) сборником ХV века (включившим Хронограф с «Историей Иудейской войны» и Суздальско-Переяславльскую летопись), известия об Иге передаются - с точностью дообратно к лицевой Владимирской летописи 1214 г., по которой была списана ПВЛ в ХIII – ХV веках Рязанской (о чем ниже), Троицкой (сгоревшей в 1812), Радзивилловской и Академической летописях. Нет, право, не даром благоверный князь Юрий Всеволодович, герой Китежской Легенды, удостоился и татарского нашествия 1237 года, и далее - той репутации в глазах историков, особенно советских «профессиональных тираноборцев» [напр.: В.Л.Комарович "Из наблюдений над Лаврентьевской летописью", Труды ОДРЛ, т. 30-й, 1976], что создали ему Ипатьевская, Софийская и Новгородская летописи! Такое не прощается!..

К сожалению, в Радзивилловской летописи здесь, в финале недатированной части, утрачен лист, но Академическая летопись, совпадая с нею по редакции, нам сохранила не «правленую» речь (пред нею редакторами ПВЛ внесена библеистическая вставка, частично меняющая смысл, но не перечеркивающая предлежащее) - речь летописца Х века, у которого рассказ о Хазарском иге был: «Тако и си владеша, а послеже самемъ [<«самеми»>] владеють; яко же <и> быть: володеютъ <бо> козары русьскии <князи и> до днешнего дне» [«Повесть Временных лет», с.12]. Сравним: «угри погнаша волъхи, и наследиша землю ту, и седоша съ словены, покоривше я подъ ся» [там же, с.15], - грамматически близкая фраза, о покорении хазарскими федератами венграми кельтов и славян в Паннонии, с глагольной связкой этнонимов. Определяющий этноним – первый, он стоит в именительном, определяемые - в (древнем) творительном падеже.

«Русский» перевод Д.С.Лихачева, борца с русским фашизмом, разумеется, толкует известие о «жертвах антисемитизма» донаоборот: «владеют русские князья хазарами и по нынешний день» [там же, с.148]. Однако наше толкование фразы по чтению Академической летописи подтверждается переводом на язык ХVI века, сделанным с древнего источника в Никоновской летописи: «Тако же и сии Козари, владеша Поляны, после же самеми Козары начаша. – иными словами, прошедшее противопоставляется будущему, прогнозу (издатели Никоновской здесь вписали «владети», впрочем, оговариваясь, что этого нет ни в одном списке, в этой крайне разноречивой по редакциям летописи!)… - Владеютъ бо Козары Русь и до нынешняго дни» [ПСРЛ, т. 9-й, с.7].

Связь с Переяславом Русским - стародавним доменом Всеволодовичей, подтверждает происхождение Лаврентьевской редакции. В руках Лаврентия был кодекс с Киевским Летописцем, где ПВЛ, как принято считать в советской науке, пополнялась по Переяславской епископской летописи во времена Андрея Юрьевича, а во времена Всеволода Юрьевича (сына греческой царевны) - по Переяславской княжеской [Д.С.Лихачев «Археографический обзор списков…»\ «Повесть Временных лет», 1996, с.361].

Радзивилловская, согласно той же схеме, редакция - восходит к Владимирскому лицевому своду 1214 г. [там же, с.364], «издававшемуся» при Юрии Всеволодовиче - сыне Всеволода Большого Гнезда. Ввиду падения в 1204 г. Царьграда, он (его сотрудники, лица духовного звания) от греческой цензуры не зависел, выбирая авторитетные списки по своей воле.

Доныне, однако, существует в ряде списков и фрагментов летописный текст, передающий известия Начальной летописи [Зиборов, с.10], статьи которого использовались при появлении Лаврентьевской летописи, - но, не смотря на конспективный характер, сохранивший первичное положение своих чтений: Владимирский Летописец. Допустим, рассказывая об ослеплении Василька Теребовльского, о мести Святополку Изяславичу, он пишет: «В лето 6605. …И нача Владимеръ [Всеволодович] и Давыдъ и Олегъ [Святославичи] подвизатися на Святополка. А Святополкъ хотя бежати ис Киева; Киане же не пустиша его, глаголя: «Пошли ко братии о миру». И послаша Киане Всеволожью княгиню и митрополита Николу к Володимеру и Давыду и Олгу, глаголя: «Не погубите Руския земли, своеи отчины и дедины». И умолен бысть Володимеръ и братья его княгинею Всеволожью и митрополитом Николою» [ПСРЛ, т. 30-й, с.53]. В «Повести Временных лет» - слово княгиня из речений Начальной летописи «Всеволожью княгиню» и т.п., выпало во всех списках [«Повесть Временных лет», с.112], - глазами писавшего ПВЛ византийца (не важно, этнического или политического), женщина не может осуществлять царские полномочия, посредничать между царевичами. Свои собственные взгляды, восхваляя императорского внука, летописатель запечатлел: «Володимеръ бо такъ бяше любезнивъ: любовь имея к митрополитом, и къ епископомъ, и къ игуменом, паче же и чернечьскый чинъ любя, и черници любя, приходящая к нему напиташе и напаяше, акы мать дети своя. Аще кого видяше ли шюмна, ли в коем зазоре, не осудяще, но вся на любовь прекладаше и <утешаше>. Но мы на свое възвратимся» [там же].

А так, напомним, описывается ПВЛ история убиения половецких ханов: «В лето 6603. Идоша половци на Грькы с Девгениевчемъ, воеваша по Гречьстей земли; и цесарь я Девгенича, и повеле и [его] слепити. В то же лето придоша половци, Итларь и Кытанъ, ста меж валома с вои; и вда Володимеръ Кытанови сына своего Святослава въ тали, а Итларь бысть въ граде с лепшею дружиною. В то же время бяше пришелъ Славята ис Кыева к Володимеру от Святополка <на некое орудие>, и начаша думати дружина Ратиборя со княземъ Володимером о погубленьи Итларевы чади, Володимеру же не хотящу сего створити, отвеща бо: «Како се могу створити, роте с ними ходивъ?». Отвещавше же дружина, рекоша Володимеру: «Княже! Нету в томъ греха; да они всегда к тобе ходячее роте, губять землю Русьскую, и кровь христьянску проливаютъ беспрестани». И послуша Володимеръ, и в ту же нощь посла Володимеръ Славяту с неколикою дружиною и с торкы межи валы. И выкрадше первое Святослава, потомъ убиша Кытана и дружину его избиша» [там же, с.с. 95-96]. Далее Владимир и Святополк пойдут войной на Олега Гориславича, отказавшегося преступить роту и выдать на расправу князьям-«византийцам» бежавших в Чернигов половецких ханов. Писавшийся, по-видимому, в Москве, отражающий интересы Мономаховичей, Владимирский Летописец, копируя ветхий текст (слепить писано как «скрепить») [ПСРЛ, т. 30-й, с.51], говорит: «Того же лета приидоша Тларь и Китан к Володимеру о миру. Тларь идее в Переяславль, а Китан ста меж волыма с вои. Владимеръ вда Катанови сына своего Святослава в тали. И бояре думаши князю о погублении ихъ. И посла Владимеръ Славяту, и выкрадше Святослава и убиша Китана и дружину его» [там же]. Тларь - именно такое написание имени передает Лаврентьевская летопись (1377 г.), к которой, однако, не смотря на свою конспективность, источник списков (1550-е г.г.) Владимирского Летописца демонстрирует первичность.

Позднейший, сравнительно с Начальной летописью, летописатель Лаврентьевской редакции, читаемой в ПВЛ (коего, однако, сводчик Владимирского Летописца отложил в сторону), переложил на Святополка Изяславича идею убиения доверившихся Мономаху ханов, вменяемую Начальной летописью, писавшейся в Киеве, жившем работорговлей, в 1090-х годах (т.е. по следам событий) - сыну Всеволода. Владимирский Летописец сохранил первичное чтение.

Лукавство летописателя ПВЛ (Лаврентьевской) выдают собственные признания в этом убийстиве, с гордостью произнесенные самим Владимиром Мономахом, чье «Поучение» - оказалось внесено в кодекс Лаврентьевской летописи (и только ее!) [«Повесть Временных лет», с.103].

Здесь мы видим, как ложная концепция, единожды созданная в филохазарской местечковой историографии ХIХ века, обесценивала всю позднейшую историографию Руси. Именно цитировавшейся концепции - излагаемой в публикующейся десятками изданий ПВЛ, доверился Лев Гумилев, исследователь и, собственно, открыватель Хазарии, в книге «Древ.Русь и Вел.Степь» - вменив служение еврейским работорговцам «западнику» Святополку Изяславичу (союзнику Польши, куда еврейская община была допущена лишь при Казимире Великом, 3 веками позже), проигнорировав те страницы, что посвящены этому, в общем, слабому государю - в «Истории Российской» В.Н.Татищева, ввиду сложившейся репутации этого источника.

Увы, Владимирский Летописец был издан лишь в 1960-х годах (тогда только по одному списку, без его конвоя); детального же анализа его текста, как мы видим, не существует доныне.

3.Фальсификаторы истории

После низвержения хазарского ига Святославом Великим (ок. 968 г., считая по Болгарской эре), известия о работорговле в Киеве прозвучат, вероятно, несколько странно, тем более, из жития св.мч.Евстратия известно, что обыденно, византийские власти того времени на берегах Понта еврейскую торговлю христианскими пленниками пресекали, судьба Печерского монаха оказалась экстраординарной.

Известие В.Н.Татищева о еврейском погроме в Киеве в 1113, после смерти Святополка Изяславича - союзника «византинистов» Всеволода Переяславского и его сына [см.: А.В.Назаренко "Владимир Мономах и Киевское столонаследие…"\ "Древнейшие государства Вост.Европы. 2004", 2006], - т.е. о самОм появлении там кагальной общины, к негодованию аборигенов, объясняет предисторию бунта против старших потомков «триумвирата Ярославичей».

После гибели в битве на Нежатиной Ниве Изяслава Ярославича - власть перешла к Всеволоду Ярославичу, мужу греческой царевны, «сукину сыну» императора Михаила Дуки (цитируя афоризм Рузвельта). После смерти его, Владимир Всеволодович (Мономах), номинально, уступил трон двоюродному брату Святополку. Однако правление его, практически, по соотношению сил и по взаимным обязательствам, оказывается дуумвиратом его и Владимира [см. там же].

По смерти Святополка, митрополит не участвовал в проводах князя-филокатолика, однако он же - с почетом встретил Мономаха [Лихачев, 1996, с.347], выславшего (без конфискации имущества) из Киева вероисповедных конкурентов византийца, митр.Нифонта, отредактировав, однако, историографию ПВЛ. След редактирования виден по сокращениям: «В лете 6596. Священна бысть церкы святаго Михаила манастыря Всеволожа митрополитомъ Иваномъ, а игуменьство тогда держащю того манастыря Лазъреви. <Того же лета иде Святополкъ из Новагорода к Турову жити. В се же лето умре Никонъ, игуменъ Печерскый. В се же лето възяша болгаре Муром.

В лето 6597. Священна бысть церкви Печерская> святыя Богородица манастыря Феодосьева Иоаномъ митрополитомъ, и Лукою, Белогородьскымъ епископомъ, Исаиемъ, Черниговьскымъ епископомъ, при благородьнемъ князи Всеволоде, державнемь Русьскыя земля, и чаду его, Володимере и Ростиславе, воеводьство держащю Киевьскыя тысяща Яневи, игуменьство держащю Иоану » [«Повесть Временных лет», с.88]. Видна полемика Выдубицкого монастыря (родового монастыря Всеволодовичей) с изымаемыми известиями, касавшимися юридического престолонаследника (каковым был в ХI в. князь Новгорода), писавшимися его (Выдубицкого монастыря) предшественником – Печорским монастырем, вплоть до различий в правописании.

Напомним, что «принятие христианства «варварскими народами» с точки зрения Византии заключало уже в себе и принятие Римского подданства, и являлось т.обр. сп-бом инкорпорации в состав империи… в Болгарии [Василий Болгаробойца, воюя с Болгарским царством, сражался] не как с воюющей стороной, а как с взбунтовавшимися подданными, и тысячами ослеплял плененных болгар, как бунтовщиков. …Но если в гражданском отношении Россия стала вассальной страной, то в церковном отношении она сделалась провинцией Византии под управлением посылаемых из Византии митрополитов. При этом… держались правила назначать этого митрополита из ромеев-греков, а не ромеев-славян» [Платон (Соколов) «Архирей из Византии и право его назначения до начала Х V века», Киев, 1913, с.с. 31-39]. Разумеется, греческий митрополит, завладевший в 1037 году Киевской кафедрой, ранее принадлежавшей болгарским назначенцам из Охрида, будучи церковным наместником греческого царя, власти светской – необходимой для осуществления наместничества политического, не имел. Его, фактически – узурпатора кафедры, после мира 1046 г., в Киеве терпели, предпочитая «забыть» о Болгарском происхождении царевны св.Ольги Равноапостольной [А.Л.Никитин «Основания русской истории», М., 2001, с.с. 209-210] – бабушки св.Владимира, как на Западе терпели таких же «наместников» Римского папы. Но не более того [см.: А.В.Назаренко ""Зело неподобно правоверным" (межконфессиональные браки на Руси в ХI - ХII в.в.)", "Вестник истории, литературы, искусства", М., 2005, т. 1-й].

И власть – митрополиту-греку была нужна. И она – «новым иудеям [сиречь грекам]» была предоставлена младшим сыном Ярослава Мудрого, Всеволодом Переяславским, за которого отец выдал замуж дарованную, во искупление мира, незаконную (и всяко, не рожденную в Порфире) дочь константинопольского узурпатора Константина Мономаха. Потому, пропало так много известий о св.Ольге, сохранившихся в Радзивилловской редакции, при тотальном истирании ее имени из истории - в редакции Лаврентьевской [см.: «Повесть Временных лет», с.с. 27-28], т.е. редакции Всеволодовичей.

Аналогично, власть экономическая – была Всеволодом, как не сложно понять, отдана евреям «старым» (прежде, после сокрушения Хазарского каганата, доступа в Киев не имевшим). Летописи же подверглись тотальной переписи… Возможно проверить по другой теме это: насколько цензурировались официозные летописи политическими господами княжений? Русские средневековые летописцы - оказываются очень неплохо осведомлены о Монгольском государстве 1220-х годов, лет, когда традиционно, монголы считаются нами «народом незнаемым», ориентируясь на «Сказание о татарах» из повести о битве на Калке. Они знают о войне Чингизхана с империей Тангут в те годы, знают о его смерти в этом походе. Зная о разбойничьем происхождении Тэмуджина, Чингиз-ханом лишь избранного, они, когда называют монгольского атамана по имени, не удостаивают его ханского титула, клича попросту Чингизом: Типографская и Воскресенская летописи, Московский свод кон. Х V века, Вологодско-Пермская летопись [ПСРЛ, т. 24-й, с.90; т. 7-й, с.132; т. 25-й, с.120; т. 26-й, с.69]. Московская летопись – это официозная государственная летопись, Типографская - церковная, и их взгляд можно считать официальным. Об этом должны были знать не позднее 1240 года, ибо Ипатьевская летопись сообщает о пленении защитниками Киева языка – знатного татарина Товрула, назвавшего имена и родств.связи татарских ханов и нойонов [там же, т. 2-й, с.781]. Мы знаем об этом, потому что это - известия Галицко-Волынского Летописца, писавшегося далеко на Западе. Но находим мы сведения, сообщенные Товрулом, лишь в рукописях Х VI века , спустя 3 века от событий, в эпоху, когда память о древнерусском государстве, тем более его далеких врагах, была весьма зыбкой. А в общерусской Софийской летописи, на которой основана Воскресенская, в Лаврентьевской - основе Вологодско-Пермской об этом – нет НИЧЕГО. То же происходит в сугубо церковных актах. «В первом приближении к истории канонизации князей-мучеников, создается впечатление, что русская православная церковь придерживалась той же политической направленности, которая характерна для гражданской литературы ХIII – ХIV в.. Это впечатление исчезает при обращении к истории канонизации. Ни один из перечисленных [цитируемых автором] святых князей не продемонстрировал военного мужества, необходимого для гражданского звучания культа. Их подвиг не представлял никакой «военной угрозы» золотоордынским ханам. Более того, церковь всячески стремилась обелить золотоордынских ханов в момент «мученического подвига» святых князей: Михаил Черниговский подвергнут пыткам и казни не по приказу Батыя, но по указанию вельможи Елдега, а палач князя – бывший христианин…» [А.С.Хорошев "Политическая история русской канонизации", М., 1986, с.77]. Таков вывод стороннего наблюдателя.

В историографии утвердились совершенно фантастические представления о Корсуни, как месте крещения Владимира Святославича. Напротив, сведения о реальном завоевании этого града, ФИНАЛЕ русско-византийской войны 1042-1045 годов, следствием имевшей женитьбу Всеволода и загадочную раннюю смерть героя этой войны – Владимира Ярославича Новгородского, старшего сына Ярослава, существующие и текстуально, и в виде свидетелей-артефактов [см. В.Г.Брюсова "Русско-Византийские отношения середины XI в.", "Вопросы Истории", №3, 1972], ИСЧЕЗЛИ.

Причина – опора историков на ПВЛ, где об этом ни слова, хотя так становится необъясним благоприятный итог войны [см.: «О происхождении празднования Влахернской Богородицы (14.10): Роман о любви и мести», Пролог\ www,zrd.spb, 2010, письма; «Св.прп.Илья Муромец: погромщик и антисемит», там же]; а ведь именно на этих событиях зиждется «Сказание о князьях Владимирских» - сложенное в ХV веке, основываясь на библиотеке тогдашних (а не нынешних!) летописных материалов.

Летописные известия, о взятии Корсуня в 1044 году Новгородским удельным князем (т.е. «наследным принцем» Руси) Владимиром Ярославичем, существовали в кон. ХV – нач. ХVI века: « Ссылаясь на новгородские летописи, С.Герберштейн пишет о взятии Корсуня новгородцами и сообщает, что они "привезли с собою медные врата покоренного города и один большой колокол" » [Брюсова, с.58]. Возможно – они сохраняются в новгородских летописях из современных рукописных фондов, каковые, от времени 1490-х годов (исключая список Дубровского 1539 г.), включая КРУПНЕЙШУЮ русскую летопись – Забелинскую, остаются НЕОПУБЛИКОВАННЫМИ.

В остатке же они известны дотеперь. "Книга о церквах Новгорода" сохранилась лишь в списках ХVIII века. Однако лишь она правильно называет имя византийской царевны-Мономаховны, выданной за Всеволода Ярославича, Анастасии [там же, с.60]. ПВЛ об этом молчит, и известно оно, кроме каталога храмов Новгорода, лишь синодику Выдубицкуого монастыря (связанного с Мономаховичами, потомками Всеволода Переяславского) - который не мог возникнуть позже 1240 г., позже разорения татарами Киева.

« Следует пересмотреть установившуюся в литературе традицию связывать все сказания о походах на Византию и на Херсонес с Владимиром Святославичем или Владимиром Мономахом. Напомним, что Сказание о Холопьей войне (в котором речь идет о взятии новгородцами Корсуня, привозе корсунских трофеев и возмущении холопов) впервые было связано с Корсунским походом Владимира Святославича А.И.Манкиевым, который отнес все эти события к походу на Корсунь 989 года. М.Стрыйковский называет князя просто "Владимир", Герберштейн говорит об осаде Корсуня новгородцами. Более вероятно, что описываемые в сказании события относятся к 40-м годам XI века. Непопулярность похода на Константинополь, неудачный его исход в 1043 г. послужили, по-видимому, причиной взрыва классовой борьбы. Не случайно Ярослав в 1044 г. строит в Новгороде Детинец » [там же], - пишет Вера Брюсова. Это, к слову – принципиальный вопрос, ибо от решения его зависит, насколько мы можем доверять спискам новгородских летописей, писавшимся уже в ХVII веке, русскоязычными историками традиционно относимым к «легендарным».

«Книгу…», из которой мы узнаем, независимо от Выдубицкого синодика, имя царевны, передавшей прозвание своего рода - Владимиру Всеволодовичу, можно проверить на достоверность. Новгородская Карамзинская летопись – копия, снятая в кон. ХV века с рабочей выборки статей текущего летописания, по-видимому, середины ХIV в., найденная в новгородских архивах и вывезенная в Москву в нач. ХVII века. И она - многими «уникальными» своими известиями, сообщающими о храмовом строительстве, дублируется лишь этим новгородским каталогом - списанным уже в кон. ХVII – ХVIII веке [Г.М.Прохоров «Летописные подборки рукописи ГПБ, F. IV .603», Труды ОДРЛ, т. 32-й, 1977, с.189].

А изданные летописи этих известий - о взятии Корсуня ок. 1045 года Владимиром Ярославичем, существовавших даже в ХVI, и, по-видимому, даже в ХVIII веке, но неудобных византийцам, - в стране, которой, надо полагать, доныне правят византийские шпионы и агенты влияния (судя по ажиотажу, устроенному властями с паломничеством к поясу, якобы, Богоматери, и истерии вокруг ареста его греческого экспонировщика Эфраима) - не сохранили!

…Такова академическая русистика, эпохи от Н.С.Хрущева и Л.И.Брежнева, до В.В.Путина включительно. Таков - общий подход к древнерусской книжности, диктуемый из-за рубежа, и политику Мазона и Зимина - ныне столь же последовательно определяет Э.Кинан. Замглавредактора журнала «Вопросы Истории» А.Г.Кузьмин вспоминал в 2005 году (ранее эта статья не публиковалась): «30 лет назад Р.В.Фридман, которуя я, будучи студентом, весьма уважал за прочитанный курс античной литературы, а она меня – за постоянно задаваемые вопросы, поделилась со мной радостью: «Какой всё-таки Сашка Зимин молодец! Как он ударил по русскому шовинизму!». «Да, - возразил я. – Но памятник-то – шедевр мировой культуры». «Правда, - легко согласилась она. – Надо так ударять, чтобы памятник не пострадал». Такой замысел мне показался нелепостью» [ А.Г.Кузьмин «Мародеры на дорогах истории», М., 2005, с.185 ]. Однако когда, подобно парторгу ОДРЛ ИРЛИ Зимину - врезавшему по «русскому шовинизму» в Лице «Слова о полку Игореве», по оному же «…шовинизму», в Лице «Влесовой Книги», врезал парторг ОДРЛ ИРЛИ Творогов, московский университетский(!) д.и.н. А.Г.Кузьмин встал в стройные ряды партайгеносцев. Что процитированный сборник статей покойного блестяще и демонстрирует, к слову…

4.Летопись эпохи многокняжия

Далее мы попытаемся «проявить» один из неизвестных источников древнерусского летописания, опирающийся на Радзивилловскую редакцию и обильно отразившийся в Новгородских летописях.

Новгородская I летопись, писанная ранее всего (2-я часть кодекса ХI V века, сводилась она в 1250-х годах), о Батыевой рати пишет: « В лето 6746. В то лето придоша иноплеменьиици, глаголами Татарове на землю Рязаньскую, множьство бещисла, акы прузи [саранча]; и первое приидеше и сташа о Нузле, и взяша ю, и сташа станомъ ту. И оттоле послаша послы своя жену чародеицу, и два мужа с нею, к княземъ рязаньскымъ, просяче у нихъ десятины во всемъ: и въ людехъ, и въ конехъ, и въ князехъ, и во всяком десятое. Князи же рязаньстии, Гюрги, Иньгворовъ брат, Олегъ, Романь Ингоровичь, и Муромьскы, и Проньскы, не впустяче къ градомъ, выехаша противу имъ на Воронажь. И рекоша имъ князи: Олна нас не будетъ всехъ, то же всё то ваше будетъ. И оттоль пустиша ихъ къ Юрью во Володимирь, и оттоль пустиша о Нухле Татары въ Воронажи. Послаша же рязаньстии князи къ Юрью Володимирьскому, просячи помочи, или самому поити. Юрьи же самъ не поиде, ни послуша князи рязаньскыхъ молбы, но самъ хоте особь брань створити. Но уже бяше Божию гневу не противися яко речено бысть древле Исусу Наугину Богомъ; егда веде я на землю обетованную, тогда рече: Азъ послю на ня прежде васъ недоумение, и грозу, и трепетъ. Такоже и прежде сихъ, отъя Господь у насъ силу, а недоумение, и грозу, и страхъ, и трепетъ вложе в нас за грехы наша. Тогда же иноплеменьница погани оступиша Рязань и острогомъ оградиша и; князь же Резаньскыи Юрьи затворися въ граде с людьми; князь же Романъ Инъгоровичь ста битися противу ихъ съ своими людьми. Князь же Юрьи Володимирьскыи тогда посла Еремея въ сторожихъ воеводоююю, и сняся с Романомъ; и оступиша ихъ Татарове у Коломны, и бишася крепко, и прогониша ихъ к надолобомъ, и ту убиша князя Романа и Еремея, и много паде су съ княземъ и съ Еремеемъ. Москвичи же <побегоша> ничесоже не видевшее. Татарове же взяша градъ месяца декабря въ 21, а приступили въ 16 того же месяца. Такоже избиша избиша князя и княгиню, и мужи, и жены, и дети, чернца и черноризиць, иерея, овых огнемъ, а инех мечемъ, поруганье черницамъ, попадьямъ и добрым женам и девицамъ пред матерьми и сестрами; а епископа ублюде Богъ: отъеха проче во тъ годъ, егда рать оступи градъ. И кто, братие, о семъ не поплачется, кто ся нас осталъ живыхъ, како они нужную и горкую смерть подъяша. Да и мы, то видевшее, устрашилися быхомъ и греховъ своихъ плакалися съ въздыханиемъ день и нощь, пекущееся о имении и о ненависти братьи. Но на предлежащая възвратимся.

Тогда же Рязань безбожнымъ и поганымъ Татаромъ вземшемъ, поидоша къ Володимирю множество кровопроливець крестьяньскыя кръви. Князь же Юрьи выступи изъ Володимиря и бежа на Ярославль, и въ Володимири затворися сынъ его Всеволодъ съ матерью и съ владыкою и со всею областию своею. Беззаконии же Измаильти приближашася къ граду, и оступиша градъ силою, и отыниша тыномъ жъ. И бысть заутрье, увиде князь Всеволодъ и владыка Митрофанъ, яко уже взяту бытии граду, внидоша въ церковь святую Богородицю, и истригошася вси въ образъ, таже къ сынму, от владыкы Митрофана, князь и княгыни, дчи и сноха, и добрии мужи и жены. И яко уже беззаконьнии приближишася, поставившее порокы, вземша град и запалиша и огнемъ, в пяток преже мясопустныя недели. И увидевшее князь и владыка и княгини, яко зажженъ бысть градъ, и людье уже огнемъ кончавшется, и инии чечемъ, избегоша въ святую Богородицю и затворишася в полате. Погани же, отбившее дверь, зажгоша церковь, наволочившее леса, и вздушиша вси: ти тако скончашася, придавшее душа свои Господеви, инии же погнашася за Юрьи князи на Ярославль. Князь же Юрьи посла Дороша въ просокы въ 3-х тыс., и прибежа Дорожь, и рече: «а уже, княже, обошли нас около». И нача князь полкъ ставити около себе, и се внезапу Татарове приспеша; здексь же не успевъ ничтоже, побеже; и бы на реце Сити, и постягоша и, и животъ свои сконча ту. Богъ же весть, како скончася: много бо глаголютъ о немъ инии. Ростовъ же и Суждаль разидеся ровно. Окаяньнии же они оттоле пришедше, взяше Москву, Переяславль, Юрьев, Дмитров, Волок, Тферь, ту же и сын Ярославль убиша » [ПСРЛ, т. 3-й, с.с. 74-76]. По наблюдениям В.Л.Комаровича и Д.С.Лихачева, Новгородская летопись сохранила извлечение летописи Рязанской, введенное в 1250-х годах сводчиком кодекса, пономарем Тимофеем. Извлечение очерчено «ссылкой на источник», а речь – сообщением о личном свидетельстве: «…кто ся нас осталъ живыхъ, како они нужную и горкую смерть подъяша. Да и мы, то видевшее, устрашилися быхомъ и греховъ своихъ плакалися».

Ниже цитируется Лаврентьевская летопись, используемая как исторический источник чаще всего.

«В лето 6745. …Того же лета на зиму придоша от всточьные страны в Рязаньскую землю лесом безбожнии татари, и почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху и до Проньска, попленивше Рязань весь, и пожгоша, и князя ихъ убиша. Их же емше овы растинахуть, другыя же стрелами растреляху в ня, а ини опакы руце связывахуть; много же святыхъ церкви огневи предаша и монастыре и села пожгоша, именья не мало обою страну взяша, потом поидоша на Коломну.

Тое же зимы поиде Всеволодъ, сынъ Юрьевъ, внук Всеволожь, противу татаром. И сступишася у Коломны, и бысть сеча велика. И убиша у Всеволода воеводу Еремея Глебовича и иных мужей много убиша у Всеволода, и прибежа Всеволодъ в Володимерь в мале дружине. А татарове идоша к Москве.

Тое же зимы взяша Москву татарове , и воеводу убиша Филипа Нянка за правоверную хрестьянскую веру, а князя Володимера яша руками, сына Юрьева, а люди избиша от старьца и до сущаго младенца; а град, и церкви святыя огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша, и много именья въземше, отидоша.

Тое же зимы выеха Юрьи из Володимеря в мале дружине, урядив сыны своя в собе место Всеволода и Мстислава. И идее на Волъгу с сыновцы своими с Васильком, и со Всеволодом, и с Володимером, и ста на Сити станом, и ждучи к собе брата своего Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею. И нача Юрьи князь великый совокупляти все противу татаром, а Жирославу Михайловичю приказа воеводство в дружине своей.

Тое же зимы придоша татарове к Володимерю, месяца февраля въ 3, на память святаго Семеона, во вторник преже мясопуста за неделю. Володимерцы затворишася в граде, Всеволод же и Мстиславъ бяста, а воевода Петръ Ослядюковичь. Володимерццем не отворящемся, приехаша татари к Золотым воротам, водя с собою Володимера Юрьевича, брата Всеволожа и Мстиславля. И начаша вопрошати татарове князе великого Юрья, ест ли в граде. Володимерци пустиша по стреле на татары, и татарове тако же пустиша по стреле на Золотая ворота, и по сем рекоша татарове володимерцем: «Не стреляйте!» Они же умолчаша. И приехаша близь к воротом, и начаша татарове молвити: «Знаете ли княжича вашего Володимера?» Бе бо унылъ лицеем. Всеволодъ же и Мстиславъ стояста на Золотых воротех и познаста брата своего Володимера. О умиленное виденье и слез достойно! Всеволодъ и Мстиславъ с дружиною своею и вси гражане плакахуся, зрящее Володимере. А татарове отшедше от Золотых воротъ, и объехаша весь градъ, и сташа станом пред Золотыми враты на зрееме – множество вои бещислено около всего града. Всеволод же и Мстиславъ сжалистася брата своего деля Володимера и рекоста дружине своей и Петру воеводе: «Братья, луче ны есть умрети перед Золотыми враты за святую Богородицю и за правоверную веру христьянскую»; и не да воли ихъ бытии Петръ Ослядюковичь. И рекоста оба князя: «Си вся наведе на ны Богъ грех ради наших»; яко же пророк глаголет: «Несть человеку мудрости, ни е мужества, ни есть думы противу Господеви. Яко Господеви год бысть, тако и бысть. Буди имя Господне благословенно в векы». Створися велико зло в Суждальской земли, яко же зло не было ни от крещенья, яко бысть ныне, но то оставим.

Татары станы свои урядиша у города Володимеря, а сами идоша взяша Суждаль, и святу Богородицю разграбиша, и дворъ княжь огнемъ пожгоша, и манастырь святаго Дмитрия пожгоша, и прочия разграбиша. А черньци и черници старыя, и попы, и слепыя, и хромыя, и слукыя, и трудноватыя, и люди вся – иссекоша, а что чернець уных, и черниць, и поповъ, и сыны ихъ, то все ведоша в станы свое, а сами идоша к Володимерю. В субботу мясопустную почаша наряжати лесы и пороки ставиша до вечера, а на ночь огородиша тыном около всего города Володимеря. В неделю мясопустную по заутрени приступиша к городу, месяца февраля въ 7, на память св.мч.Феодора Стратилата. И бысть плач велик в граде, а не радость, грех ради наших и неправды. За умножение беззаконий наших попусти Богъ поганыи не акы милуя ихъ, но нас кажа, да быхом встягнулись от злых делъ. И сими казньми казнить нас огъ, нахоженьем поганых; се есть батогъ Его, да несли истягнувшеся от пути своего злаго. Сего ради в праздникы нам наводитъ Богъ сетованье, яко же пророкъ глаголаще: «Преложю праздникы ваша в плачь и песни ваша в рыданье». И взяша град до обеда от Золотых ворот, у святаго Спаса внидоша по примету чересъ город, а сюде от северныя страны от Лыбеди ко Орининым воротом и к Медяным, а сюде от Клязьмы к Волжьскым воротом, и тако вскоре взяша Новый град. И бежа Всеволодъ и Мстиславъ, и вся люди бежаша в Печерний градъ. А епископъ Митрофанъ, и княгыни Юрьеви с дчерью, и с снохами, и со внучаты и прочие, княгини Володимеряя с детми, и множество много бояр, и всего народа людий затворишася в церкви святыя Богородица. И тако огнем безъ милости запалени быша. И помолися боголюбивый епископъ Митрофанъ, глаголя: «Господи Боже Силъ, Светодавче, седяй на херувимехъ, и научив Осифа, и окрепивъ пророка Своего Давида на Гольяда, и воздвигнувый Лазаря четверодневнаго на мертвыхъ, простри руку Свою невидимо и прими в миръ души рабъ Своих»; и тако скончашася. Татарове же силою отвориша двери церковныя и видеша оны огнем скончавшася, оны оружиемъ до конца смерти предаша. Святую Богородицю разграбиша, чюдную икону одраша украшену златом, и серебром, и каменьем драгым, и манастыре все и и оконы одраша, и иные исекоша, а ины поимаша, и кресты честныя, и съсуды священныя, и книгы одраша, и порты блаженных первых князей, яже бяху повешали в церквах святыхъ на память собе. То же все положиша собе в полонъ, яко же пророкъ глаголетъ: «Боже, придоша языци в достоянье Твою, оскверниша церковь святую Твою, положиша трупья рабъ Твоих зверем земным, прольяша кровь их акы воду». И убьен бысть Пахоми, архимандритъ манастыря Рожества святы Богородица, да игуменъ Успеньскый, Феодосий Спасьскый, и прочия игумени, и черньци, и черници, и попы, и дьяконы от унаго и до старца и сущаго младенца. И та вся иссекоша, овы убивающее, овы же ведущее босы и безъ покровенъ въ станы свое, издыхающа мразомъ. И бе видети страх и трепетъ, яко на христьяьске роде страх, и колебанье, и беда упространися. Согрешихом казнями осмы, яко же ны видети бедно пребывающа. И се нам сущюю скорбь, да и не хотящее всякъ и будущий векъ обрящем милость. Душа бо де казнима всяко в будущий суд милость обрящет и лгыню от мукы. О неизреченьному Ти человеколюбью! И тако подобаеть благому владыце казати. И се бо и азъ грешный много и часто Бога прогневаю и часто согрешаю во вся дни; но ныне на предреченная взидем.

Татарове поплениша Володимерь, и поидоша на вел.князя Георгия окаяннии ти кровопийци. И ови вдоша к Ростову, а инии к Ярославлю, а ини на Волгу на Городець, и ти плениша все по Волзе доже и до Галича Мерьскаго; а инии идоша на Переяславль, и тъ взяша, и оттоле всю ту страну и грады многы все то плениша доже и до Торжку. И несть места, ни вси [веси] ни селъ тацех редко, иде же не воеваша на Суждальской земли. И взяша городовъ 14 опричь слободъ и погостовъ во одинъ месяцъ февраль, кончевающюся 45-му лету [6745. – мартовский счет новолетий]; но мы на предняя взидем.

Яко приде весть к великому князю Юрью: «Володимерь взятъ, и церквы зборънаа, и епископъ, и княгини з детми, и со снохами, и со внучаты огнемъ скончашася, а старейший сын Всеволодъ с братом вне града убита, люди избиты, а к тобе идут». Он же, се слышавъ, възпи гласомъ великым со слезами, плача по православной вере христьянстей, преже и наипаче о церкви, и епископа ради, и о людех (бяша бо милостивъ), нежели собе, и жены, и детей » [ПСРЛ, т. 1-й, с.с. 460-465].

Исследование тетрадей показало [Г.М.Прохоров "Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи", "Вспомогательные исторические дисциплины", вып. 4-й, Л., 1972], что на пространстве 1223-1238 годов кодекс расшивался, содержимое статей переписывалось, причем неоднократно - не попадая в отведенный размер, листы с негабаритными статьями заполнялись и вшивались, перегнутыми наобратно (это выдают вмятины разлиновки). Эта и вторая (1261) вставки приходятся на ту часть кодекса 1305 года, списывавшегося Лаврентием, что механически надстроила летопись дотатарских времен.

Нас будет интересовать повесть о Батыевой рати (как она именуется в позднейших летописях) 1237-1238 годов. Лаврентий рекомендует себя как «книжный описатель». Датировал он время создания «книги сия, глаголемый Летописец» (больш.часть которого, включая часть вставки, списана одним профессиональным почерком) январем – мартом 1377 года, он едва ль располагал временем на особую правку. Сославшись на «книгы ветшены», в заключение писец извиняется перед «отцами и братией» в троякого рода погрешностях: «…оже ся где буду описал или переписал или не дописал», - иными словами, претендует на точность цитирования. Вопрос - чем являлось цитированное. И мы рассмотрим повесть о Батыевой рати в «Редакции Вставки», как отдельное произведение.

Оно содержит многочисленные цитаты из Киевской летописи (ПВЛ + статьи 1118-1210 годов в редакциях Лаврентьевского и Радзивилловского кодексов). Обилие цитат, вкупе со следами редактирования по уже переписанному источнику, вызвало гипотезу о творческой работе еп.Дионисия Суздальского и нижегородского мниха Лаврентия над отрывком [ Г.М.Прохоров. «Повесть о Батыевом нашествии в Лаврентьевской летописи», Труды ОДРЛ, т. 28-й, 1974 ]. И действительно, есть признаки того, что весной 1377 года кодекс уже лег на стол перед Суздальско-Нижегородским князем Дмитрием.

Однако попробуем вначале разложить рассказ на составляющие. Методы цитирования, в том числе свободного цитирования источников в древнерусском летописании известны, окончание цитат м.б. обозначено фразой : «на предреченная взыдем» [Комарович, с.32]. На некий, м.б. лишь тематический переход, может также указывать ремарка, вроде «тoe же зимы», «поидоша» [там же], - появляющаяся на протяжении одной и той же статьи.

Мы с интересом отмечаем, после вычленения этих формул, что в статье 6745-го лета первая и вторая формулы применяется лишь двумя группами. Вторая – в начале повествования, пять раз подряд, первая – трижды закрывая предпоследний и отграничивая последний «абзац». Тематически, речения первого типа относятся к рассказам о взятии Суздаля, Владимира и далее.

И небезынтересно отметить, как последнее указание, прозвучав в первом абзаце, после общего указания «придоша», глагол «поидоша» употреблен лишь единожды – далее употребляются, избегая повторов, лишь его варианты («отидоша», «приидоша», «приехаша», «отшедше», «идоша»). Возобновляется оборот лишь в последнем абзаце, отграниченном оборотами «…на пререченная [предняя] взидем».

В интерполированном повествовании 1237-1238 г.г. выделены цитаты обильно цитируемой Лаврентием Киевской летописи: «а других растреляхуть, …вязаху, …прочих имше, …а именье не мало взяша» (из статьи 941 г.) [Прохоров, 1974, с.78], «он же, си слышав, възопи… паче же и о церкви», на основе статьи 1015 г. [там же, с.80], «но не предай же нас… милости Твоея от нас» (статья 1185 г.) [там же, с.82], «си вся наведе на ны Бог грех ради наших… противу Господеви» (из статей 1185 и 1186 гг.) [там же, с.78], «…а святую Богородицю церковь разграбиша и чюдную икону ея одраша» (1203 г.) [там же], «…и чернци, и черници, слепыя и хромыя, и глухия» (оттуда же) [там же], «Господи! Се ли годе есть… терпением и верою… молящуся с слезами… остах аз един», на основе статей 1206 и 1015 гг. [там же], «…поминая слово господне… милостынями и верою очищаются греси», из статей 1125 и 1206 гг. [там же, с.81]. Среди выделенных, преобладают цитаты летописи 1118-1210 годов. Все они находятся в абзацах, говорящих о разорении Суздаля, Владимира и битве на Сити, дополняет их вставная новелла ПВЛ 1015 года – летописная повесть об убиении Бориса и Глеба. Поскольку эта повесть была популярна, имеет много веков редактирования, сказать с уверенностью, что цитируется здесь она по Киевской летописи, нельзя.

На «тоезимних» участках стоит лишь одна цитата ПВЛ, передаваемая очень приблизительно… - если это вообще цитата, настолько приблизительно она передана! – цитата статьи 941 года (о разорении Игорем Старым берегов Пропонтиды). ПВЛ (лета 6449-го) говорит: «…И всю страну Никомидийскую попленише, и Судъ весь пожъгоша; их же емше, овехъ растинаху, другии аки странь поставляющее и стреляху въ ня, изимахуть, опаки руце съвязывахуть, гвозди железныи посреде главы въбивахуть имъ. Много же святыхъ церквей огневи предаша, манастыре и села пожгоша, и именья немало от обою страну взяша» [«Повести Временных лет», с.22]. Выглядит она так - в редакции Радзивилловской и Академической летописей [там же, с.133]. Лаврентьевская летопись здесь дает разночтение: «огню предаша» [там же]. Иными словами, употребив дательный падеж в изложении старой-престарой ПВЛ, в новосозданной – вставной новелле Лаврентий почему то берет иной список, где ПВЛ изложена в Радзивилловской редакции (доводившейся лишь до 1212 г.), воспроизводя ее ошибку в роду и падеже «огневи предаша».

Применяется цитата дважды: «много же святыхъ церкви огневи предаша и монастыре и села пожгоша, именья не мало обою страну взяша, потом поидоша на Коломну» (к Рязани) и « град, и церкви святыя огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша, и много именья въземше, отидоша » (к Москве), - с небольшими вариациями – избегая дословного повтора в повествовательном тексте но удержав положения ее как рефрена.

В дальнейшем такое выражение в Лаврентьеской летописи отсутствует. Она говорит: «огнемъ пожгоша» (княжий двор Суздаля), «огнем безъ милости запалени быша» (княгини в Владимирском Успенском соборе), «огнем скончавшися» (о них же), «огнемъ скончашася» (весть в стан на Сити), «а град пожгоша огнем». Последняя цитата – из статьи уже лета 6747, о Переяславе Русском, после перечисления уцелевших владимиро-суздальских князей, завершаемого фразой «но мы на предреченная взидем».

Сличим обнаружившуюся радзивилловскую цитату, с речью прочих летописей. Новгородская I летопись лишена такого оборота, вообще, она очень далека от лексики Лаврентия. Летопись (Синодальный список) писана в кон. ХIII (в части до 1234 г.) – 1-й\2 ХIV века. Она старше кодекса Лаврентия, и, как видим, кроме одного, не тождественного Лаврентьевскому, указания на конец цитирования, чужда его «технической» лексики. В ней любимое выражение новгородских летописцев «огнем и мечем» (ср.: «Добрыня крестил Новгород огнем, а Путята мечем») употребляется в должном падеже.

Столь же различною оказывается Ипатьевская летопись – с летописью Новгородской, напротив, сближаясь.

А теперь сравним с малоизвестным, хотя крайне интересным источником – Владимирским Летописцем, известным по двум спискам нач. Х V I века, содержащим оригинальную подборку летописных статей до 1388 года и извлечения из известных летописей до 1520-х годов. Так выглядит статья 6745 лета Владимирского Летописца: "Благоверныи епископъ Митрофанъ постави киотъ а Пречистои и соборнои церкви в Володимери и украси златом и сребром.

Того же лета подписа притворъ святея Богородица.

Того же лета Немци ходиша на Литву, вся Чюдская земли, а Пьсковичи даша им в помочь 200 муж, и победишя Литва Немець всех, мало избыша их.

В се же лета на зиму придоша Татарове с Батыем на Рязаньскую землю и плениша всю землю Рязанскую, и до Пронска, Рязань пожгоша, и князеи их избиша, а людеи всех побиша от мала и до велика, и много зла сътвориша, а отоле поидоша на Коломну. Изыде противъ Татаръ князь Всеволод Юрьевичь, и бысть бои великъ с ними. И победиша Татарове Всеволода, и убиша у него воеводу Еремея Глебовича, и бежа Всеволод къ отцю в Володимерь в мале дружине, а Татарове поидоша к Москве, а князь Володимеръ затворися въ граде Москве. И Татарове взяша Москву, а Филипа Нянка въеводу убиша, а князя Володимера Юрьевича руками яша, а людии всех избиша от стара и до сущаго младенца, а град и церкви огню предаша. И на болшее зло подвишися, идоша к Володимерю. И се слышавъ князь великии и выеха из Володимери, иде на Волгу съ сыновци своими с Василком и с Володимером и ста на Сити реце станом, а ждучи к себе Ярослава с полкы и Святослава; и нача князь великии вои съвокупляти, а воеводу приказал дружине своеи Жирославу Михайловичю.

И тогда же время приидоша Татарове къ граду Володимерю месяца февраля 3 день въ вторник преже мясопустныя недели. Володимеръ же затворися въ граде князь Всеволод и Мстиславъ ту бяста въ граде, а воевода Петръ Ослябуковичь. И приидоша Татарове к Золотым воротам, водячи с собою князя Володимера Юрьевича, брата Всеволожда и Мстиславля, и глаголя: "Знаете ли княжича вашего Володимера?". Всеволод же и Мьстиславъ, видевше брата своего Володимера унылым лицем, Всеволод же и Мстиславъ и все люди плакахуся о немъ, а Татарове объедоша весь град. Всеволод и Мьстиславъ сжалися о брате своем Володимери, и глаголя: дружине своея и Петру Ослябуковичю (отчества не указано в Чертковском списке), воеводе: "Лутче ны умрети пред Златыми враты за святую Богородицю и православную веру крестьяньскую". И не дастъ ны воли Петръ Ослябуковичь, и рекоста князя оба: "Си вся наведе Богъ грех ради наших, яко же пророк глаголетъ: несть человеку мудрости и несть мужества и несть думы противу Бога, яко годе есть Богу, буди Имя Господне благословено от ныне и до века".

А Татарове уставиши около града Володимеря станы и люди, а сами идоша к Суздалю и взяша град Суздаль, и церкви и манастыри и весь град пожгоша, а люди от стара и до младенца всех избиша и възвратися к Володимерю; а в суботу мясопустную начаша наряжати лесы пороке, а ночи тынъ около всего града огородиша. А в неделю мясопустную по заутрени и приступиша ко граду месяца февраля 7 день; и бысть во граде плач великъ грех ради наших великих; и до обеда взяша град Володимерь, от Золотых ворот у святаго Спаса внидоша по примету через город, а северном страны от Лыбеди от речных ворот Медяных, а от Клязмы Волшеских ворот. И тако взяша град новыи въскоре. А князь Мстиславъ и Всеволод бежа въ среднии городок, а епископъ Митрофан и княгини великая Юрьева съ дщерми и снохами и съ внучаты и съ прочими княгини и бояръ и боярынь и всякъ народа людеи затворишася въ церкви святея Богородици, и та огнемъ без милости запалены быша. И тогда боголюбивыи епископъ Митрофанъ помолися Богу, глаголя сице: "Господи силъ, светодавче, седяи на херувимех и научивыи Иосифа и укрепивыи пророка на Голяда Давида, въздвигнувыи Лазаря четверодневнаго изъ мертвых, ныне простри руку Твою невидимую и прими всех в миръ душа рабъ Твоихъ сихъ". И тако скончашася. Татарове же силою отвориша двери церковныя и видеша оны огнем скончишася, а иныя оружием* до конца смерти предашася; а святую Богородицу разграбиша, а чюдную ону икону одраша; иже суть в церквах, в манастырех, то все взяша в полонъ, яко же пророкъ глаголет: "Боже, приидоша языци в достояние Твое, оскверниша церковь святую Твою и положиша трупиа рабъ Твоих брашно птицам небесным, плоти преподобных Твоих зверем земным, и пролииша кровь их, яко воду", около Володимеря и не бе погребая ихъ " [ПСРЛ, т. 30-й, с.88].

Летописец насыщен фактами и весьма беден риторикой. Он сохранил утраченные в кодексе Лаврентия известия, напр., пропавшее при переворачивании листа имя Успенского игумена Данилы, весть о доле княжича Владимира Юрьевича: "все огнем скончашася, а стареишая сына - вне града убиена бысть Всеволод съ братиею" [там же, с.89]. Устройство фразы объясняет, почему данные о Владимире Юрьевиче пропускают летописи (а Ипатьевская и Новгородская также и о Мстиславе). Писцы принимали оборот черновиков "старейший сын" за противопоставление и толковали определение "Всеволод съ братиею" как фигуральное, не касавшееся княжича Владимира. Весть о сожжении Рязани поясняет, как этому граду Лаврентием был придан мужской род. В источнике он неопределен, и названию града, в глазах неловкого списывателя, переходит мужской род предыдущего града перечня – Пронска: «плениша всю землю Рязанскую, и до Пронска, Рязань пожгоша».

Цитата ПВЛ, применяемая в кодексе Лаврентия к Москве и Рязани, применена в выборке Владимирского Летописца лишь к первой, причем без извлечения массива текста статьи 941 года (в нем, к слову, отсутствующей): «град и церкви огню предаша». Форма слова правильная, фраза далека от цитатности. А у Лаврентия: « « град, и церкви святыя огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша, и много именья въземше, отидоша » ».

Есть признак, что писец Владимирского Летописца списка Рождественского монастыря работал механически: перед словом "оружие" в этом списке стоит вычеркнутое слово "огнемъ" - повторенное по ошибке [там же, прим.]. Но ни этот, ни Чертковский списки, нигде, не расходятся в написании слова "огнем", не оставили оборота «огневи». В источнике Летописца - его не было!

Источник, отражающийся в Владимиро-Суздальских летописях, позволяет считать что подборка летописания, бывшая протографом, изначально разбивалась на две редакции: владимирскую (в кодексе 1305 года и в Архивском сборнике; выборка Владимирского Летописца) и, видимо, рязанскую. Кратко ее процитировала «Редакция Вставки» Лаврентьеской летописи, подробно – Симеоновская летопись.

Владимирский первоисточник, не смотря на конспективность, был весьма близок рукописи Лаврентия, например, так же он говорит "наряжати лесы, пороке [пропущено: ставить]". Прочие летописи упрощают иначе: «лесы рядити, пороки ставити». Так же, он вменяет княжичам сентенцию воеводы Петра (ошибка, устраненная в летописях младше Софийской).

Многократное введение «тое же зимы» им не использовано. Видимо, источник Лаврентия был уже распространен, обрел литературную форму и им конспектировался, в то время как Летописец оставался выборкой известий. Близкими оборотами в нем лишь были разграничены новеллы об обложении и разорении Рязани и Владимира, подлежащими которым оказались рассказы о взятии Москвы и Суздаля. Это ценное свидетельство ибо риторическое цитирование «предаша огню [огневи]», применительно к Рязани, Владимирский Летописец, характерный московской своей ориентацией, не употребил, и мы не были бы уверены, что маркирование радзивилловским оборотом взятия Рязани в Лаврентьевской летописи первично, относительно такого же оборота в рассказе о взятии Москвы, не будь тематического подразделения повести о Батыевой рати в Летописце.

5.Летопись о Батыевой рати

В Симеоновской летописи, подобно Лаврентьевской, и в зависимых от Лаврентьевской и Симеоновской – в Софийской и Воскресенской, в Никоновской и в Русском Хронографе 1512 года, в новеллах о разорении Рязани и Москвы одинаково присутствует оборот с нарушением падежа «огневи», при том что в Софийской, цитаты Лаврентия из ПВЛ подверглись правке и устранению [Прохоров, 1974]. Такое упорство трудно объяснить, кроме как предположением, что во времена составления летописей – летописцам был доступен и источник, по которому писались предложения.

К сожалению, статья Симеоновской летописи, целиком, но не сплошняком содержащая в себе предложения Лаврентьевской и Новгородской, иными словами – передающая источник подробно, исследуется крайне редко, по соображениям «политкорректности»: изучать статьи деяний черножопых садистов, явившихся в русские города, что современных, что «опрокинутых в прошлое», неизменно, казенному историку в Россиянии оказывается накладно. Я довожу цитату Симеоновской до Суздальской экспедиции татар, подчеркнув фразы, совпадающие с фразами Лаврентия (пунктиром – совпадающие примерно), абзацы же считая по ссылкам Лаврентия «тое же зимы».

«Батыева рать

Въ лето 6745 .

Приидоша отъ всточьныя страны на Рязаньскую землю лесомъ безбожнии Татарове съ царемъ ихъ Батыемъ, и пришедшее, сташа первое станомъ по Онузе, и взяша ю и пожгоша. И оттоле послаша послы своя къ Великому князю Юрью Рязаньскому Иньваровичю и брату его Олгу и прочимъ княземъ Рязанскымъ, просящее у нихъ десятины въ всемъ: в князехъ и въ людехъ, и въ конехъ и въ доспесехъ. Князи же Рязанстии, князь велики Юрьи Иньгваровичь и братъ его Олегъ, и Муромскыи и Пронскыи князи отвечаша посломъ Батыевымъ глаголющее: «Коли насъ не будеть, то все ваше будеть». И послаша князи Рязанстии послы своя къ великаму князю Юрью Володимерьскому, зовущее его къ собе на помощь противу безбожнаго царя Батыя. Князь же Володимерскыи Юрьи самъ не поиде, ни силы своея не посла и не послуша молбы Рязанскыхъ князеи, но хоте о себе самъ особь сътворити брань. Но уже бяше Божию гневу не противися, недоумение бо и грозу и страхъ и трепетъ наведе на ны, за грехы наша. И начаша воевати Татарове землю Рязаньскую, и грады ихъ розбивающе и люди секуще и жгущее, и поплениша ю и до Проньска. И приидоша окааннии иноплеменници подъ столныи ихъ градъ Рязань месяца Декамвриа в 6, и острогомъ оградиша ю. Князи же Рязанстии затворишася въ граде съ людми, и крепко бившееся, и изнемогша. Татарове же взяша град ихъ Рязань того же месяца 21 и пожгоша весь, а князя великаго Юрья убиша и княгиню его, и иныхъ князеи побиша, а мужеи ихъ и женъ, и детеи, и чернца и черница, и иереа, овых разсекаху мечи, а другыхъ стрелами състреляху и въ огнь вметаху, а инымъ иглы и щопы за ногти биаху, и поругание же черницам и попадьямъ, великимъ же княгинямъ и боярынямъ, и простымъ женамъ и девицамъ предъ матерьми и сестрами творяху. Епископа же ублюде Богъ, отъеха прочь в тои годъ, егда рать оступила градъ. Много же святыхъ церквеи огневи предаша и монастыре и села пожгоша, а имение ихъ поимаша. Потом же поидоша Татарове на Коломну.

Князь же велики Юрьи посла противу имъ сына своего своего Всеволода из Володимеря и съ нимъ князь Романъ Ингоровичь Рязанскыи съ силою своею, а воеводу своего Еремея Глебовича послалъ князь велики Юрьи напередъ въ сторожехъ. И снястася Всеволодомъ у Коломны, и ту оступиша ихъ Татарове, и бысть сеча зла зело, и прогнаша ихъ къ надолобомъ, и ту убиша князя Романа Ингваровича Рязанского, а у Всеволода воеводу его Еремея Глебовичя убиша и иныхъ много мужеи побиша. А Всеволодъ в мале дружине прибеже въ Володимерь, а Татарове поидоша к Москве. И пришедъ, взяша Москву, и воеводу ихъ убиша Филиппа Нянька , а великаго князя Юрьева сына – князя Володимера руками Яша, а люди вся избиша отъ старець и до младенець, а иныхъ въ пленъ поведоша и многа имениа вземше, отъидоша.

Князь же велики Юрьи, услышавъ то, и поиде изъ Володимеря и еха на Волгу съ сыновцы своими, съ Василкомъ и Всеволодомъ и Володимеромъ, а въ Володимери остави въ себе место сына своя Всеволода и Мстислава.

Тогда же прииде множество кровопроливець христианскыхъ безчислено, аки прузи, пригнаша къ граду Володимерю месяца Февраля въ 3 день, а Володимерци затворишася въ граде съ Всеволодом и съ Мстиславомъ, а воевода бе у нихъ Петръ Ослядюковичь. Татарове же приидоша къ Золотымъ воротамъ, водящее съ собою княжича Володимера, сына великого князя Юрьева, и начаша вопрошати: велики князь Юрьи есть ли въ граде?», и приидоша близь къ вратамъ и показаша имъ Володимира, сына Юрьева, и рекоша Татарове Володимерцамъ: «Знаете ли княжича вашего?». Бе бо уныл лицемъ и изнемоглъ бедою отъ нужа. Всеволодъ же и Мстиславъ стояста на Златыхъ воротехъ и познаста брата своего Володимера. О, умиленное брата видение и слезъ достоино! Всеволодъ же и Мстиславъ з боляры своима и все граждане плакахуся, зрящее Володимера въ рукахъ Татарскихъ дръжима. Татарове же отступише отъ Золотыхъ воротъ и объехаша весь градъ и станы сташа предъ Золотыми вороты, и бе многое множество вои около всего града. Всеволодъ же и Мстиславъ сжалиста си брата деля своего Володимера и рекоста всеи дружине своеи и Петру воеводе: «Братие, лучше ны есть умрети предъ Златыми вороты за святыа церкви и за православную веру христианскую, нежели воли ихъ бытии надъ нами». Воевода же Петр рече: «Сиа вся наведе Богъ на ны грехъ ради нашихъ; яко же пророк глаголет: несть человеку мудрость и несть мужества, ни думы противу Господеви»» [ПСРЛ, т. 18-й, с.с. 55-56]. Здесь издатели летописи делают недоуменное примечание: «не воевода, а князья так рассуждали – по Троицкой и Пушкинской [Лаврентьевской] летописям: «И рекоста оба князя: си вся наведе на ны Богъ».» На самом деле, несомненно, ошибочно чтение в Троицкой и Лаврентьевской летописях (и Владимирском Летописце).

Софийская летопись, правившаяся по Лаврентьевской, сохранила ее. В Московском своде - цитата из пророка была возвращена воеводе Петру.

Бытующее представление, о правке Симеоновской летописи - ведшейся по «своду 1479 г.» Московской летописи, широко растиражированное выборочно цитировавшим А.А.Шахматова М.Д.Приселковым [см. М.Д.Приселков «Троицкая летопись», М.-Л., 1950], лишено оснований. Архивская рукопись оной, по слову Шахматова, «ученой фикции», которая лишь и м.б. сближена с Симеоновской летописью и «Повестью о разорении Рязани», датируется лишь 1700-ми годами, и в своем повествовании – она была правлена по летописи Дубровского, Никоноской, Симеоновской летописям; по содержанию, до 1479 года «текст компилятивен» [С.Н.Азбелев "Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли", СПб., 2007, с.141]. В озраст старшей рукописи «свода 1479» - Уваровской [см. ПСРЛ, т. 25-й], как и Симеоновского кодекса, одинаков, это начало ХVI в., как и время завершения летописания в них – 1493\1494 [см. Кузьмин, 1965, с.15]. В своде богопочтительная речь, Лаврентьевской и Троицкой (и Софийской) летописями вмененная княжичам, переложена в уста воеводы Петра, как она стоит и в Симеоновской летописи. Но уже разорение Суздаля Уваровской рукописью излагается по прежденазванным. Взятие Рязани и разорение суздальских городов, оригинально описываемое Симеоновской, в Уваровской - изложено по Софийской летописи (правившейся по Лаврентьевской). Владимирский Летописец (основная часть сведена к 1389 году, списки середины ХVI века ) [см. Л.Л.Муравьева "Об общерусском источнике Владимирского Летописца", "Летописи и хроники. 1973", М., 1974] сохраняет как фрагменты, общие Симеоновской летописи (разорение Суздаля, каталог городов, разоренных после стольного града), так и Лаврентьевской (Коломенская битва, разорение Владимира), минуя Софийскую, и в нем эта правка отсутствует.

Русский Хронограф, независимый от Московской летописи, изложил речь воеводы осмысленно, подобно Симеоновской: «Несть противу Божиа гнева, еже попусти на насъ грехъ ради нашихъ, ни мудрости, ни мужества» [ПСРЛ, т. 22-й, с.397].

В Лаврентьевском тексте видны и иные примеры неловкого соединения извлечений из пространного текста. Напр.: «князя ихъ убиша. Их же емше овы растинахуть, другыя же стрелами растреляху». Кого «ихъ» - здесь неясно. В конспективно использованном источнике стояло «князя и княгиню убиша, а мужеи ихъ…». Создатели же «Редакции Вставки» - попытались выправить незнакомый текст по схожей своими глаголами (бить, стрелять) цитате из ПВЛ – распространив ее к началу, хотя в источнике она ограничивалась словами: «много же святыхъ церквеи огневи предаша и монастыре и села пожгоша, а имение ихъ поимаша».

Сравнение цитаты статьи 941 года показывает, что в Симеоновском кодексе изъято положение ее, как рефрена, она передается сокращенной фразой «многа имениа вземше, отъидоша». Первое цитирование сохранило связь с источником, с Радзивилловской летописью: «Много же святыхъ церквеи огневи предаша и монастыре и села пожгоша, а имение ихъ поимаша», - и в нем можно узнать точную – не сокращенную цитату, как они стоят в Лаврентьевском кодексе, памятнике летописания ХIV века. Подобный принцип работы, когда текст очищается от приемов риторического и поэтического характера, в частности рефренов, распространяется с ХV века [см. Лобакова, 1993].

Симеоновская летопись в речи и деталях повести о разорении Владимира рознится с летописями Лаврентьевской и Троицкой. Убитый Успенский игумен Данило поименован. В Лаврентьевской вставке, при переворачивании листа, писавший позабыл назвать его по имени.

До начала известий о Владимирских княжичах (Всеволоде Юрьевиче под Коломной) известия Симеоновской летописи гораздо подробней, нежели Новгородской и (особенно) Лаврентьевской, причем цитируют летописцы источник по-разному (одинаково начало, розно – конец новеллы). Н аложение текстов сказало, что цитировался источник, использованный в 1377 году, крайне конспективно. На пространстве Рязанской новеллы, статья Симеоновской летописи практически закрывает текст кодекса 1377 года (сократив оригинальный текст, расширившего цитату 941 г.). Напротив, повествование о взятии Владимира в нем содержит немало дополнительных сообщений.

Источник именно цитировался, и пустых от извлечений Лаврентьевской летописи абзацев, означенных вводом «тое же зимы», не обнаруживается - каждое предложение, открывающее и закрывающее абзац, имеет извлечения.

Рассказ о разорении Суздаля в двух летописях имеет индивидуальные особенности, не сводимые к взаимозависимости: «Татарове же станы своя урядиша около Володимеря, и шедшее взяша градъ Суздаль и церковь Св.Богородицу розграбиша, а прочее все огнемъ пожгоша, церкви же и манастыри розграбиша и пожгоша, и чернци, и черница всех изсекоша, а иныхъ съ собою въ пленъ поведоша, босыхъ и безпокровныхъ, издыхающее отъ мраза. И бе тогда видети трепетъ зело. Сведоша же множество полона въ станы своя и приидоша къ Володимерю въ неделю мясопусную, и начаша туры рядити и порокы ставити отъ утра и до вечера, а на ночь огородиша тыномъ около всего града Володимеря» [ПСРЛ, т. 18-й, с.56]. Интересно терминологическое разночтение: плен и полон, - показывая пользование разными источниками (не характерными Лаврентию). Похожая фраза сопровождает падение Владимира: «…прочии игумени и черньци, и черници, и попы, и диакони, отъ уного и до старца, и до ссущаго младенца, та вся изсекоша, овы убивающее, овы же ведуть босы, безпокровены, въ станы своа, издыхающеи зимою и мразом. И бе видети страхъ и трепетъ, яко на христиансктемъ роде страхъ и колебание, и беда упространися» [там же, с.57]. Источник перенес описание подготовки штурма Владимира и описание штурма в один день – воскресение. В Лаврентьевской летописи оно скрупулезнее, разнесенное на вечер субботы и воскресное утро.

Так цитировавшиеся речи писаны в 1377: «…святу Богородицю разграбиша, и дворъ княжь огнемъ пожгоша, и манастырь святаго Дмитрия пожгоша, и прочия разграбиша. А черньци и черници старыя, и попы, и слепыя, и хромыя, и слукыя, и трудноватыя, и люди вся иссекоша, а что чернець уных, и черниць, и поповъ, и сыны ихъ, то все ведоша в станы свое, а сами идоша к Володимерю. … Прочия игумени, и черньци, и черници, и попы, и дьяконы от унаго и до старца и сущаго младенца. И та вся иссекоша, овы убивающее, овы же ведущее босы и безъ покровенъ въ станы свое, издыхающа мразомъ ». Летописец Симеоновской летописи - не прилагает цитату из Киевской летописи 1203 года (о взятии Киева Рюриком Ростиславичем, Ольговичами и всею силой Половецкой), об истребленных инвалидах. И не сложно понять, почему: он не знает ни имени Суздальского Дмитровского монастыря (говоря общо: «церкви же и манастыри»), ни княжего двора. Наверно, не знал он и об богодельне. В его источнике, по-видимому, фраза была. Об этом говорит, во-первых, двоякое описание гибели «всех» духовных лиц во взятых городах – иссекаемых и уводимых в татарские станы, а также разночтение «плен» и «полон», в Суздальской новелле. Она, однако, была изъята. Никоновская летопись - известия-дубль об уведенных в татарские станы лишена, в описании же взятия Суздаля, кроме Голицинского списка, она согласна с Симеоновской [ПСРЛ, т. 10-й, с.108]. Можно думать, здесь она сохранила форму источника, служившего Симеоновской летописи (рязанского, цитировавшего владимирскую статью?).

Альтернативная повесть о разорении Суздаля – «Редакция Вставки» знала Суздаль подробнее, и она сочла убедлительным цитирование статьи об памятном разорении Киева в 1203 году, как можно думать, бывшей в источнике, не изобретавшейся, а лишь переписанном Лаврентием и Дионисием Суздальским.

Редактор митрополичьего летописания, сохранившего этот его этап в 2-й выборке Новгородско-Карамзинской летописи, располагая центрально-русским источником, хранившим повествовательный текст без цитат-интерполяций, напротив, эту цитату сохранил, перенеся ее в описание разорения Владимира (Новгородская IV летопись ). «В составе текста, взятого из Лаврентьевской, в Софийскую I перешел ряд несамостоятельных мест рассказа – заимствований из предыдущей части летописи. В НК-2 знач.часть этих заимствованных отрывков оказывается удаленной, причем в ряде случаев это сделано так точно, словно редактор видел, что перед ним – инородные вставки. Только следы трех интерполяций-заимствований (не будь этих следов, мы вообще м.б. усомниться, что перед редактором НК-2 был тот текст, что в Софийской I) заметны… » [Прохоров, 1977, с.с. 179-180, см. там же, прим.58-59]. Это доказывает независимость линии Симеоновской летописи – от летописания митрополичьего, как и от летописания Суздальской епископии.

Так мы получили границу первого источника, цитируемого в «Редакции Вставки». Он, действительно, прерывается фразой: «Створися велико зло в Суждальской земли, яко же зло не было ни от крещенья, яко бысть ныне, но то оставим».

6.Летопись о Русских богатырях

Ложноэтимологическое «Сказание о татарах», написанное до 1228 г. и рассказавшее о битве на Калке, было внесено в нач. 1230-х годов из Переяславской - в Рязанскую, а оттуда в Новгородскую летопись. Оно было необыкновенно популярно, предложения его дошли в аутентичной форме даже до Германии. «Цезарий Гейстербахский в 47-й главе X книги своей хроники пишет о Калкской битве в форме более или менее сходной с формой русских летописей: «В прошедшем году еще какой-то народ вошел во владения Руссов и истребил там весь народ унский [половцев]: нам неизвестно, что это за народ, откуда идет и куда стремится»; ср. в Новгородской I по Синодальному списку: «Том же лете, по грехом нашим, придоша языци незнаеми [ ПСРЛ, т. 3-й, с.62 ], их же добре никто же не весть, кто суть и отколе изъидоша, и что язык их, и котораго племене суть, и что вера их…». «Бог един весть, кто суть и отколе изъидоша …мы же их не вемы, кто суть. …И не съведаем откуду суть пришли, и кде ся деша опять; бог весть, отколе приде на нас, за грехы наша » [Д.С.Лихачев "Летописные известия об Александре Поповиче", Труды ОДРЛ, т. 7-й, 1949, с.с. 322-323].

Софийская I летопись, связанная с общерусскими черновыми летописными подборками приямо, говорит так: «…Батыево побоище. Того же лета на зиму приидоша от восточные страны на Рязаньскую землю лесом безбожнии Татарове со царем Батыемъ и пришедшее сташа станомъ ту о Нузе, и взяша ю. И оттоле послаша послы своя жену чародеицю, и два мужа с нею, к княземъ рязаньскымъ, прося у них десятины во всем: во князех, и в людехъ, и в конех: 10-е в белых, 10-е в вороных, 10-е в бурых, 10-е в рыжих, 10-е в пегых. Князи же резаньстии Юрьи Инъвгоровичъ, брат его Олег Инъвгоровичъ, и Муромьскыи, и Проньскыи, и не впустячи къ градомъ, и съехаша противу имъ в Вороняжь. И ркоша князи: Коли нас не будетъ всех, то всё то ваше будетъ. И оттоле пустиша ихъ къ Юрью в Володимеръ. И начаша воевати землю Рязаньскую, и пленише ю до Проньска, а из Володимеря пустиша ихъ от Нузле в татары в Вороножь. И послаша же князи резаньстии къ князю Юрью Володимерьскому, просячи себе помощи или самому поити. Князь же Юрьи самъ не иде, не послуша князь разаньскых молбы, но хоте самъ особь брань створити: ино уже бяше Божию гневу не противися, яко же речено бысть древле Иисусу Навину гласомъ: Егда веде я Господь на землю обетованную, тогда рече: Азъ послю на ня прежде васъ недоумение и грозу, и страх, и трепетъ вложу и в насъ за грехы наша. Тогда иноплеменницы оступиша град Резань, декабрия въ 16, и острогомъ оградиша, князь же резаньскыи затворися въ граде съ людьми. Татарове же взяша Рязань того же месяца въ 21 день и пожьгоша весь, и князя ихъ Юрья убиша и княгиню его, а иных же имъше мужеи и жены, и дети, и черньцы и черниць, и ерея, овых рассекаху мечи, а другых стрелами стреляхуть, и в огнь вметаху, и иныя, имающа, вязааху, и поругание черницамъ и попадьямъ, и добрымъ женамъ и девамъ пред матерьми и сестрами» [ПСРЛ, т. 6-й, с.с. 288-289].

Редактор 2-й выборки Новгородской Карамзинской летописи (черновик Н4Л), наряду с Софийской летописью – использовавшей Лаврентьевскую, имел перед глазами центральнорусский источник, повествовавший о Батыевой рати и лишенный интерполяций (снимая их по нему). И методом его работы, как полагает исследователь, было удаление цитат, внесенных раньше Лаврентием [Прохоров, 1977]. Так получился текст Н4Л. Это заключение важно, ибо эта летопись, как показал Д.С.Лихачев, знала о «Повести о разорении Рязани» (цитируя ее в повести о Тохтамыше) – имела доступ к Рязанским источникам, более широким, нежели нынешние, где современные редакции А-основная и хронографическая были соединены вместе.

Симеоновская летопись в повести о битве на Калке, не мудрствуя лукаво, в сохранившемся списке, попросту пропустила описание боя с татарами, сохранив «повисшее в воздухе» известие Ростовской летописи (равно Московской летописи, перенесенное некогда в Лаврентьевскую), о спасении князя Василька Константиновича, не поспевшего к битве: «…То же слышавъ, Василько приключившееся въ Руси, възвратися отъ Чернигова, съхраненъ бысть Богомъ и силою креста честнаго и молитвою отца своего Константина и стрыя своего Юрья и вниде въ свои Ростовъ, славя Бога и святую Богородицю» [ПСРЛ, т. 18-й, с.52].

Лаврентьевская летопись «препарирует» повесть о битве на Липице (1216 г.), тем же образом ее препарирует и Симеоновская [там же, с.49]. Видимо, это свойство названного источника Лаврентия – кодекса 1305 года (летописи тверских потомков Ярослава Всеволодовича). Потому мы сравниваем их известия о следующих битвах общерусского веса. В Симеоновской рассказ о битве на Калке изъят. В кодексе Лаврентия, под 6731 лето, начинается вставка [Прохоров, 2010, с.181]. Видимо, изъятие повести о битве – также было уже свойством летописи Тверских Ярославичей. Им было неудобно писать о том, как Мстислав Удатный, тесть Ярослава, разбив на Липице младших Всеволодовичей, забрал из семьи основателя фамилии свою дочь, и связанные с ним повести - при составлении кодекса 1305 года стирались из повествования.

Откуда – из какого источника они изымали описание? Судя по одинаково сохранившейся фразе-остатке про Василька Константиновича, о «съхраненом Богомъ» князе, из Ростовской летописи. Полагаем, рассказ о битве на Липице и битве на Калке (с похожим фрагментом), приводимый Тверским сборником, передает ее статьи вполне адекватно. Поскольку Ростовские князья близко породнились со Смоленскими-Ярославскими князьями, в летописную повесть о Липицкой битве рано попали хвалебные упоминания о Смоленских Мономаховичах, известные по летописям ХV века [Л.Л.Муравьева «Летописание Сев.-Вост.Руси ХIII – ХV в.в.», М., 1983, с.238]. И т.обр., «Сказание о богатырях», цитируемое в Тверском сборнике 1534 года - составленном «ростовским селянином», вопреки «фоменковским» соображениям Д.С.Лихачева [1949], м.б. отнесено к сер. ХIII века. Поздней, относительно Ростовской летописи, припиской может лишь считаться текст, начинаемый с ремарки «Видевъ же Александръ князя своего умроша…» [ПСРЛ, т. 15-й, с.338], - об отъезде богатырей в Киев, - где упоминается о валах замка Поповича под Гремячим Колодезем, как давно опустевшего.

Во Вставке Лаврентия о битве на Калке повествуется [там же, т. 1-й, с.446], но отлично от Софийской и от Владимирского Летописца. <Карамзинская летопись на указанном промежутке, как заключает Г.М.Прохоров, была заполнена после 1311 задним числом [Прохоров, 1999, с.140] – по иным источникам. Промежуток 1238-1249 остался незаполненным вовсе…>. Статья присутствовала в Троицкой летописи 1410-х [ПСРЛ, т. 18-й, с.52, прим.1], писавшейся после Едигеева пленения.

Хотя известия Владимирского Летописца - это лишь краткие выписки, но они есть об обеих названных битвах, Липицкой и Калкской [там же, т. 30-й, с.с. 84-85], избежав изъятий и переделок. Попович – собственно, ЕДИНСТВЕННОЕ имя погибшего на Калке, названное Владимирским Летописцем, при том, что он ложно именует татар половцами и почему-то, добавляет о взятии ими Киева (м.б. запись была сделана в том же году, когда глубина набега татар на пределы Руси еще была неизвестна, но все были под впечатлением тотальной гибели Киевского войска?). И это – веское основание, позволяющее считать летописное известие о Поповиче исходным. Подробно статьи раскрывались в Ростовском своде, созданном княгиней Марьей Михайловной, вдовой Василька Ростовского, в ХIV веке - использованном летописцами Твери (с переходом великокняжеского ярлыка, со смертью Андрея Городецкого, к Михаилу Тверскому). Наверно, Ростовская княгиня брала исходный материал, не связанный с летописанием Юрия Всеволодовича – противника Ростовских князей, и т.обр. оказались вновь задействованными материалы «редакции Всеволодовичей», для эпохи «радзивилловской» редакции ПВЛ на Руси необратимо устаревшие, свидетельствовавшие лишь о византийском церковном иге. Так «лаврентьевская» редакция ПВЛ оказалась слитой с редакцией Владимирского Летописца, непрерывно отражавшего текущее летописание ее же.

Известие о гибели храбра Александра Поповича, первого былинного богатыря, называемого летописями, в битве на Калке, было изначальным летописным известием - не созданным в 1400-х, как попытался это доказать в 1949, «низвергнув» В.Ф.Миллера, Д.С.Лихачев, а напротив - изъятым из повествования Лаврентьевской и Симеоновской летописей (их тверского источника).

…И, по наблюдениям А.А.Шахматова, до 1390 года княжеская Симеоновская летопись согласуется с митрополичьей Троицкой (близкой Лаврентьевской летописи), за исключением участков 1235, 1237-1238 (под этими же годами в Лаврентьевский кодекс внесена вставка), 1240-1249, 1361-1364 г.г. [Шахматов, 1900, гл. 4-я]. В Лаврентьевской летописи 1377, основанной на списке 1305 года, не имея никаких промежуточных летописей, вся повесть о нашествии Батыя на Низовскую Русь, от разорения Рязани до битвы на Сити, подверглась правке и перекомпановкам, должным обелить и восставить Юрия Всеволодовича [«История русской литературы», 1945, с.с. 92-93]. В Симеоновской - правлены лишь рассказы о разорении Владимира и битве на Сити, одинаково обозначенная вставка-каталог, меж ними, более подробна. Независимо от политической тенденциозности, от трактовки первоисточника, 1239-1248 годы княжий и митрополичий летописцы - вынуждены заполнять из разных источников (источник Симеоновской общ с Никоновской летописью).

Роман Жданович
 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.