|
До 1492 года наша страна
традиционно отмечала Новолетие 01 марта. Ныне, оно поглощено двумя «гендерными»
советскими праздниками, с 2000 г. возвращаемыми в нашу жизнь.
Когда в позапрошлом веке
международным Социал-Демократическим движением учреждался День
международной солидарности женщин-трудящихся, он был назначен на
последнее воскресение февраля. Начало антимонархических выступлений
петроградских работниц в февр.1917 было приурочено к совсем иному
«женскому дню» - к веселому празднику Пурим, дню Эстерки и Мардохея.
23 февраля Старого (08 марта
Нового) Стиля 1917 г. открылось в Петрограде восстанием работниц,
пошедших громить не отоваривавшие карточки булочные. Выведенные на
улицы для подавления беспорядков - на их сторону перешли тыловые
солдаты ("легальные дезертиры") столичного гарнизона, победное
завершение войны (для которого предстояло отправиться на фронт им)
которым отнюдь не улыбалось.
Не сложно понять, что именно
этот бунт "беглых солдат и неверных женок", по слову Марины Цветаевой,
лежит в основе празднования, приуроченного в 1919 году Л.Д.Троцким к
23-му числу февраля уже по Григорианскому календарю. Из военных
событий февраля 1918 - празднование совпадало лишь с актом саботажа,
имевшим место на уже подготовленной для подрыва Псковской ж\дороге,
благодаря чему, по неразрушенной железной дороге, Псков был занят
немцами. Да еще с "революционным" драпом от Нарвы до самой Самары
матросов возглавлявшихся любовником Ал-дры Коллонтай, курсантом
квартирмейстерской школы (т.е. тем же "легальным дезертиром") - Павлом
Дыбенко… Однако, 10 (23) февраля, действительно, м.б. назван Днем
защитника Отечества, и даже - остаться при этом Русским Женским днем,
основываясь на событиях календаря Отечественной истории
***
В 1037 византийскими
завоевателями упраздняется болгарское Охридское архиепископство (с
патриаршими правами). В прошлом - именно его поставленцы возглавляли
Русскую епархию [см. Карташев, 2007, т. 1-й], просвещенную благоверной
Болгарской царевной св.Ольгой.
Эта история - сильно отличается
от "школьной" филовизантийской легенды, известной нам, но она была
раскрыта русскими исследователями позапрошлого века, начиная от
архм.Леонида (Кавелина), и современными болгарскими учеными [Никитин,
2001, с.209-210]. Искажалась в прошлом она - теми, кто имел власть -
по банальной причине: Мизия (Болгария) издавна была диацезом Римского
епископа, и греки, не имея над ней власти в годы суверенитета
Болгарских царей, мстили славянам. Интерес был и чисто
«государственно-патриотический»: Русская великокняжеская династия,
ведя происхождение от Игоря Старого и Ольги Равноапостольной, имела
права на престол подорванного изнутри мироотрицающей ново-манихейской
пропагандой и уничтоженного греками Болгарского царства. Понятно,
зачем над фальсификацией истории славян тысячу лет назад трудились
греки; теоретически, может быть понят аналогичный труд этих
турецкоподданых во времена Никона. Больше удивления вызывает
смердяковство русских историков и политиков, светских и церковных,
последних веков, включая наше время. И, например, осуждение их за
шпионаж в пользу Византийской империи, состоись оно ныне, могло бы
быть доказано достаточно строго, на фактах их научной и идеологической
работы.
Вслед за аннексией материнской
кафедры, происходит захват греками кафедры Киева, по-видимому, при
попустительстве Ярослава Мудрого – недалекого правнука Руянского
короля Гостомысла [см. Азбелев, 2010], едва ли оправдавшего свое
льстивое прозвище, ради копеечной цели - обретения митрополичьего
статуса Киевской кафедрой, отдавшего ее грекам.
Это деяние не может быть
списано на Болеслава Храброго и Святополка Ярополчича. Епископ Анастас,
болгарин родом, оказался сторонником старшего княжича, в 1016 он бежал
в Польшу - при свержении власти Святополка и захвате Киева Ярославом.
Разумеется, оформлено это было как «месть» братоубийце Бориса и Глеба,
но то, что убийцею их был Святополк, в те годы, в самом роду Рюрика,
едва ли было очевидно. Так было еще в 1050-х годах, когда таким
именем, в родовом древнерусском обществе(!), нарекается
престолонаследник Святополк Изяславич. Лишь с 1070-х оно выходит из
княжеского обихода. Вновь сомнения в этом, вероятно, возникают в кон.
ХII века, когда его получают праправнук Всеволода Переяславского (внук
Мстислава Великого) и праправнук Изяслава [см. Соловьев, 1960, т. 1-й,
с.с. 736, 739].
А тогда, одновременно с Борисом
и Глебом Владимировичами, был убит и бежавший с Руси, от, вероятно,
столь же серьезно грозившего ему убийства, княжич Святослав. Его
убийцею летописи столь же однозначно указывают Святополка. Но
прославление старшего(!) единокровного брата сыновей Анны Романовны -
и близко не лежало.
Причина, полагаю, проста: Борис
и Глеб были детьми Порфирогениты, они принадлежали к Императорскому
роду. Завещая престол Борису - Владимир Святославич рассчитывал на
овладение им же тронами Византии и Болгарии. Собственно, благодаря
происхождению императорских внуков, хотя с огромным трудом, у
греческого духовенства и удалось - к 1070-м годам [см. Хорошев, 1986]
вырвать согласие на местное прославление «варваров» по отцу.
Святослав Владимирович был
старше их, он был рожден иной, языческой женой Владимира
Равноапостольного (хотя наверняка был отцом крещен), и до его судьбы,
вершителям судеб Руси ХI века, самим – рожденным в язычестве Рогнедою
Рогволодовной, дела уже не было. Но, то, что Борис и Глеб могли
претендовать на императорский титул, позволяет понять, кто стоял за их
убийцами. Убивать их - не было никакого интереса Болеславу Храброму,
тестю Святополка (обеспокоившемуся арестом дочери и зятя, еще до
смерти Владимира Святого), христианину латинского обряда – занятому
войнами за интересы немцев, против единокровных себе «язычников», - и
равнодушному к мишуре столицы Мирового Православия. Зато в убийстве
русских князей существовал прямой интерес, прямая выгода – именно
Константинопольскому кесарю, императору Василию Болгаробойце, с
которым дети порфирородной царевны могли соперничать, опираясь на
военную силу собственного домена, Русского государства.
Василий показывал и ранее
беспринципность (по критериям византийцев), выдавая порфирородную
сестру замуж за варвара – ради военной помощи против
мятежников-единоверцев, убийство племянников – руками своих киевских
агентов (Киев издавна был христианским городом), имевших теперь
династические права на императорский трон, едва ли было для него
невозможно. А убиты были царевичи, один - под Вышгородом, второй – под
Смоленском, оба вдали от своих уделов, но близ Киева.
Захваченная византийскими
священниками, в 1039 Десятинная церковь - бывшая центром Киевской
епископии (именно на нее взималась церковная десятина), подверглась
переосвящению, как осквернявшаяся врагами веры(!). Это было -
типическое византийское отношение к "варварам", и мартиролог
древнерусских мучеников, принявших страдания и смерть от православных
византийцев, еще ждет своего создателя. О судьбе 1-го русского
митрополита Иллариона - автора "Слова о Законе и Благодати",
поставленного волею Вел.князя, по его смерти, мы не знаем НИЧЕГО (хотя
можем строить красноречивые догадки). 2-й выдвиженец Ярослава,
еп.Новгородский Лука Жидята, Илларионовым преемником, Ефремом-греком -
был предан суду по смехотворному доносу епископского холопа. В
следующем веке, 2-го этнически-русского митрополита, Клима Смолятича,
низвергнутого новым князем (мужем греческой царевны Юрием Долгоруким),
сменил присланный из Царьграда Константин. Им русские епископы (они
ставили Клима), были смещены и лишены сана, а частью -
анафематствованы, вкупе с Киевским князем Изяславом, извершены
рукоположенные ими священники; София Киевская - переосвящалась, как
оскверненная схизматиками [Воронин, 2007, с.117]. Кандидата,
выдвинутого на кафедру стольного Владимира-на-Клязьме Андреем
Боголюбским (на что князь-суверен имел юридическое право), еп.Федора,
прибывшего в митрополию, "увези на Песий остров, где ему урезали
язык, руку правую отсекли и глаза выкололи" [Горюнков, 2005].
Потому, не должно удивлять, что на Украине в ХVI веке, а затем и в
веке ХХ - в 1991 году, Русь оказывалась свидетельницей бесчинств
латинян против паствы Киевского митрополита (в прошлом подчинявшегося
не Московскому, а Константинопольскому первосвященнику), редких по
своей бесцеремонности. Пример малороссийским папежникам показывали
некогда греко-христиане, и теперь, воюя с православными за интересы
Ватикана, свидомые украинцы лишь мстят грекам (и греческим агентам
влияния) за своих славянских мучеников (иных выгод в послевоенное
время это им не принесет).
"Меняется и сам характер
христианства на Руси. Русь была наводнена греческим духовенством,
которое принесло с собой монашеско-аскетическую струю. Наряду с
церквами возникали монастыри, наряду с белым появилось черное,
монашествующее духовенство. При Ярославе "черноризцы почаше множитеся,
и монастыреве починаху быти. …И бе Ярослав любя церковныя уставы, попы
любяше по велику, излиха же черноризце". Так возникло монашество и
церковный "устав", а вместе с ними обрусевшее христианство Владимира,
проникнутое религиозным оптимизмом, жизнерадостностью, "мирским
духом", уступало свое место аскетическому христианству греков, чуждому
"мира", монашеству и черному духовенству" [Мавродин, 1945, с.367],
- писал в 1945 декан истфака ЛГУ. Святоотеческая литература даровала
нам интересный сравнительный материал. Повести о Клименте Римском и об
Алексие, человеке Божьем (числясь житиями, фактически это
беллетристические сочинения), равно принадлежат ромейской литературе.
Обе они созданы в 2-й\2 1-го тыс. до н.э. (IХ – Х и, видимо, VII –
VIII века), обе переносят действие в Ветхий Рим, тогда уже лишь
номинальную столицу Империи. В обеих герой принадлежит к большой и
знатной семье, обе повести следуют греческому жанру (эллинистический
роман-путешествие и классическая трагедия). Разница лишь в этническом
авторстве. Первую писал славянин, вторую – левантиец (сириец либо
египтянин). И первая – освящает идеалы семьи и кровного родства (хотя
в повести о епископе Церкви это представляло немалую сложность).
Вторая – их отрицает; хотя речь в ней ведется о счАстливом сыне и
любимом женихе. Для своей цели, кроме агиографических шаблонов, житие
Алексия использует и такой сильнейший художественный наркотик, как
ощущение катарсиса, подведение к которому было технической частью
сюжетов классических трагедий. Изменился лишь смысл. Эллинские
трагедии, в конечном счете, выводили в финале одну из житейских истин
(судьба слепа: «Эдип»; женская страсть осиливает родовую мораль:
«Медея»; титаническая воля переломит консерватизм богов: «Прометей»).
Когда Френих попытался стимулировать переживания сограждан рассказом о
горькой доле соплеменников («Падение Милета»), его присудили к штрафу,
а постановку запретили: нечего играть людскими страстями, вспоминая
судьбу реальных людей – своих соплеменников! Здесь же, в житии Алексия
- предметом разработки стала евангельская сентенция «враги человека
[христианина] – домашние его», и нет выше наслаждения, как,
страдая, в нищем образе, жить неузнанным перед ними, взирая на горькое
оплакиванье ими твоей смерти… Не случайно, поэма об Алексии - применив
в своей проповеди такое сильное и тонкое оружие, как психологические
открытия эллинских драматургов, равно стала достоянием культуры стран
Запада и Востока, и монастырь св.Алексия возник даже в Риме.
Популярность духовного стиха
«Алексий» на Руси известна. Влияние, однако, было гораздо шире,
затронув не лишь безграмотных и забитых крепостных мужиков феодального
века, но и воспитанных на греческой книжности древнерусских
интеллектуалов Печерского монастыря. Оно хорошо заметно уже в том,
какие черты биографии Феодосия Печерского, первого монаха, чье житие
сохранилось, выписываются его агиографом (не важно, вымышленные ради
сюжетного шаблона, или реальные: готовность древнерусских боярынь
применять чисто мужские навыки - уже в 1407 году, 4 века спустя, так
же показывала княгиня Ульяна Максимовна Вяземская, урожденная
Гостомыслова…). Это – разрыв с семьей и родом, ближними и сюзереном,
представляемыми олицетворением зла, в биографиях героев «Печерского
патерика» видится важнейшим эпизодом. Святые побуждения князя
Николая-Святослава Давидовича – нежелание участвовать именно в
братоубийственной войне, в патерике представлены - как стремление
отвергнуть славу мира и рода. И так же, в дальнейшем, по наблюдению
В.О.Ключевского [1871], разрыв с семьей и родом - является необходимым
признаком святости в русской агиографии. Идеи «Жития и страдания
Климента Римского» - созданного древнеславянским книжником и даже
внесенного в расписание церковных служб (Минею), ее - не коснулись.
Более того, они оказались чужды всей интеллигентской – мироотрицающей
традиции русского манихейства (православия), не исключая «научную» ее
часть, и ряд древнерусских повестей Климентова цикла, напр., «Чудо
св.Климента, папы римского, о отрочати» (в списках от ХIV века) и
«Слово на обновление Десятинной церкви» (известное по копии с
погибшего в ХIХ в. сборника, снятой князем М.А.Оболенским), даже
оказались исключенными из научного каталога(!) - «Словаря книжников и
книжности Древней Руси» [1987], претендовавшего на полноту.
Однако на Западе - не знавшем
культа св.Климента в Раннем Средневековье, получившем его из
довизантийской Руси, как ни невероятно это прозвучит [см. Карпов,
2007], - этого не происходит. И не смотря на давление агиографического
жанра – проповедовавшего тот же самый абсолютизированный родовой
целибат, в культуре остались основополагающими межчеловеческие связи,
не истребленные связью с Богом (как в деспотической восточной
религии), что блестяще демонстрирует «Песнь о Нибелунгах» и иные
средневековые поэмы.
***
С захватом Киевской кафедры
греками, начинается "переписывание" русской историографии, удаление из
летописей известий о догреческом Русском христианстве, а с ним - и о
прошлом русской цивилизации вообще [Приселков, 2003, с.36 и дал.]. В
Киеве - богослужение переводится на греческий язык [Мавродин, 1995,
с.367]: вопреки современным легендам - в те времена не латиняне [см.
Истрин, 1988, с.88], а именно греки (исключая патр.Фотия) были ярыми
врагами национального, общедоступного языка литургии [см.:
«Македония…", 1980, с.62].
Наступление идеологическое -
сопровождалось тогда наступлением военным. В 1036 происходит
ожесточенный натиск на Киев печенегов [Мавродин, 1945, с.368],
федератов Константинополя, прорвавших оборонительную линию "Змиевых
валов".
Источники подробно
рассказывают, - пишет советский историк, - о восстании цареградцев в
апр.1042: "Поводом к восстанию послужила попытка МихаилаV,
племянника недавно умершего МихаилаIV, сослать императрицу Зою, свою
названную мать. Против василевса поднялся почти весь город. Ни гибель
многих сотен восставших от руки воинов императорской гвардии и
дворцовой стражи, ни возвращение Зои не погасили возмущения горожан,
пока они не взяли дворец и не уничтожили налоговые списки, пока
МихаилV не бежал в Студийский монастырь и "законные императрицы" Зоя и
ее сестра Феодора, не были возвращены на престол. Михаила, схваченного
в Студии, ослепили" [Литаврин, 1974, с.113]. Славная Македонская
(армянская) династия, правившая Византией с IХ века, с кем связано
т.наз. «византийское возрождение», стоявшая в родстве с каганами (вел.князьями)
Руси, Болгарии и Венгрии, окончилась! Воцарился узурпатор КонстантинIХ
Мономах (тот самый, от которого идет, якобы, "шапка Мономаха").
Бунт сопровождался резней и
грабежом иноземцев, живших в греческой столице. Гаральд Гардрад –
норвежский королевич, начальник наемной императорской стражи, был
ограблен и заключен в тюрьму, откуда бежал. "…Убийство русского
посла ("знатного скифа") - легко могло стать "предлогом" войны; быть
может, и расформирование русско-варяжского корпуса, приведшее к
тайному бегству Гаральда Гардрада, и нарушение прав купечества и даже
разграбление пристани и складов русского монастыря на Афоне
предшествовали походу", - отмечает В.Т.Пашуто [1968, с.79].
Гаральд Сигурдович, по гипотезе Б.А.Рыбакова, был прототипом Соловья
Будимировича русских былин - зарабатывавшего в императорской гвардии
деньги и славу, нужные при сватовстве к скупому Киевскому князю. И
переворот 1042 г. - привел к нежданному его появлению в Киеве, где
Елизавете Ярославне родители подыскивали лучшую партию. Зачин былины о
Соловье, сохраненной сборником Кирши Данилова («Широта ль, широта
поднебесная…»), стал в ХII в. зачином «Слова о расслабленном»
еп.Кирилла Туровского, а в веке ХIХ - вошел в оперу о другом поэте и
мореплавателе, Садке Новгородском…
Враждебные акции греков – тогда
встретили ответ еще до начала межгосударственных военных действий.
Много русов служило в греческой полевой армии. Собрав
расквартированные на Сицилии войска, против выдвиженца бюрократов и
дворцовых евнухов Константина - выступил талантливый полководец,
популярный в войсках, стратиг Григорий Маниак. Он двинулся к столице,
и уже выиграл битву с приверженцами Мономаха, когда гибель от
случайной (по-видимому) стрелы прервала его победный марш на Босфор.
Война с Русью стала явью.
Киевская Летопись говорит об этом скупо: "В лето 6551. Посла
Ярослав сына своего Володимера на Греки, а воеводу с ним Вышату, отца
Янова. Поидоша в кораблях, и буря изби корабли русские, и княж
Володимеров корабль разби. И поидоша - хотя идти на Русь. И посла
царь, именем Мономах, по Русь олядии [корабли] 24. Владимер виде -
идут греки на них, и шед, оляди изби греческие, а воеводу Вышату яша
греки и русь многих, и приведе в Царьград, и русь ослепиша многих".
Уничтожив эскадру греков (других исправных судов в доках Царьграда не
оставалось), на уцелевших и трофейных кораблях престолонаследник
вернулся на Русь морем. Вышата возглавил 6 тыс. воинов, двинувшихся
сухим путем. Под Варной они были атакованы конницей Дунайской фемы
стратига Кекавмена, разбиты и пленены. По греческому обычаю, пленным в
Царьграде выжгли глаза и отсекли руки [Пашуто, 1968, с.80].
Д.и.н. Вера Брюсова задалась
естественным вопросом: "Насколько полны и верны сведения,
сообщаемые источниками о событиях тех лет? Летописная статья 1043 г.
до сих пор не являлась предметом специального исследования. Независимо
от того, записан ли рассказ со слов Яна Вышатича или самого Вышаты,
существенно одно - появление в летописи этой статьи можно связать с
намерением реабилитировать попавшего в плен Вышату, так как она
освещает не весь ход войны, а лишь один из ее эпизодов - поход 1043"
["Русско-Византийские отношения сер.XI в."\ "Вопросы Истории", №3,
1972]. Далее о войне летопись молчит, упоминая лишь о мире,
заключенном чрез три года. В записях статьи 1043 г. кодексов ХV века
сохранилось слово "паки" - свидетельство сокращения
изначального текста. Можно думать: война продолжалась без успеха для
греков. В 1037 году в Киеве, на месте, где побеждены были печенеги,
князем Ярославом закладывается величественный Софийский собор,
соперник Софии Константинопольской. В 1045 Владимиром Ярославичем -
Новгородским князем, т.е. престолонаследником Руси, так же
закладывается София Новгородская.
В 1046 Константин Мономах
заключает мир, приняв на себя возмещение ущерба и русским купцам, и
русскому монастырю на Афоне, и отпустив на родину пленных. Младший сын
Вел.князя Всеволод вступает в брак с дочерью императора. Это тоже
отразилось в архитектуре. Ярослав - ставит однотипные Софийские
соборы, соперники Софии Константинопольской, во всех трех стольных
градах русско-словенско-кривичанской федерации. Прямых аналогов в
синхронном византийском зодчестве два первых не имели [см. Раппопорт,
1986, с.с. 26-30]. Закладываемая ок. 1050 София Полоцкая - наименьшая,
построенная небрежней Киевской и Новгородской, однако, получает
элемент столичной византийской архитектуры - виму, членение апсидами
подкупольного пространства, прежде незнакомое Руси [там же, с.32].
Данные о финале
русско-византийской войны, повлекшем женитьбу на цесаревне княжича
Всеволода (по старшинству удаленного от Русского трона, но зато
способного двигать детей к трону Цареградскому) и странную смерть
героя этой войны - Владимира, существуют и текстуально, и в виде
свидетелей-артефактов. Но они почти неизвестны публике. Обобщены они
были Верой Брюсовой, историком и искусствоведом. Надпись Льва,
стратига Херсона, сообщает о возобновлении им врат претория и иных
городских ворот в 1059 году. Неужели с 988 года, от похода Владимира
Святославича, крепость оставалась безвратной..? На полях рукописи
Реймского собора, т.наз. Псалтыри Одальрика "…имеется приписка о
поездке Роже, епископа Шалонского, в Киев. Роже участвовал в
посольстве, направленном ГенрихомI, королем Франции, в связи с его
сватовством к Анне Ярославне (1048-1049 гг.). Прелат церкви Нотр-Дам
Одальрик просил епископа разузнать, где находится Херсонес и гробница
Климента. В записи говорится, что от царя той страны Ярослава епископ
узнал о Херсонесе и о церкви Климента. "Затем оный царь Георгий-раб
сообщил Каталаунскому епископу, что он сам туда отправился и привез
оттуда главы свв.Климента и Фива, ученика его, и положил в граде
Киеве, где они честнО почитаются. Эти главы он показал епископу".
Д.В.Айналов замечает: "Ярослав сам говорит о принесении им глав
Климента и Фива в Киев, и ясно, что самое содержание приписки должно
быть связано не с крещением Владимира в Корсуне и принесении им оттуда
мощей, а с деятельностью Ярослава" [Брюсова, с.57]. С
деятельностью школы (университета), учрежденной Ярославом, можно
связать и написание повестей о Клименте Римском, «шаблоном»
использовавших переведенное ранее житие Евстафия Плакиды. "Ряд
древнейших памятников, сохранившихся до наших дней в Софийском соборе
Новгорода, также, несомненно, византийского происхождения. Однако
появление их здесь не нашло до сих пор объяснения и представляется
загадочным. В самом деле, каким образом оказались на севере Руси
медные, так называемые Корсунские врата, украшающие вход в
Рождественский придел Софийского собора и орнаментованные мотивом
процветшего креста?" [там же]. Ученый отмечает, что "мотив
процветшего креста характерен для произведений искусства Херсонеса"
[там же, прим.33]. "Раскрытая из-под записей икона в местном ряду
Софийского собора "Петр и Павел" тоже является первоклассным
памятником византийской живописи XI в.. В иконостасе Новгородской
Софии с древнейших времен стоит икона Корсунской Богоматери. Греческий
подлинник послужил образцом для иконы т.наз. "Спас-Мануила", сохр. в
списке XIV в., с греческой надписью на Евангелии (при Грозном она
привезена в Успенский собор)" [там же, с.58]. "Круг памятников
иконописи из числа "корсунских древностей" не выводит нас за пределы
XI в."!
О средневековых источниках,
повествовавших об этом, упоминает германский посол: "Ссылаясь на
новгородские летописи, С.Герберштейн пишет о взятии Корсуня
новгородцами и сообщает, что они "привезли с собою медные врата
покоренного города и один большой колокол" [там же]. Это же пишет
дьякон Павел Алеппский, бывавший в Новгороде в 1653-1656 годах. Они
сохраняются в рукописных фондах новгородских летописей, и в остатке
известны дотеперь. "Книга о церквах Новгорода" бытует лишь в списках
ХVIII в. Но лишь она, сообщая о церковных реликвиях, в отличье от
летописей, правильно назвала имя той византийской царевны, матери
Владимира Мономаха, что была выдана за княжича Всеволода, Анастасии
[там же, с.60]. Это имя, кроме каталога храмов Новгорода в списках
Петровского времени, известно лишь синодику Выдубицкого монастыря,
родовой обители Всеволодовичей, и он не мог возникнуть позже 1240 года
(позже разорения татарами Киева).
Брюсова пишет: "Следует
пересмотреть установившуюся в литературе традицию связывать все
сказания о походах на Византию и на Херсонес с Владимиром
Святославичем или Владимиром Мономахом. Напомним, что Сказание о
Холопьей войне (в котором речь идет о взятии новгородцами Корсуня,
привозе корсунских трофеев, возмущении холопов) впервые было связано с
Корсунским походом Владимира Святославича А.И.Манкиевым, который отнес
все эти события к походу на Корсунь 989 года. М.Стрыйковский называет
князя просто "Владимир", Герберштейн говорит об "осаде Корсуня
новгородцами". Более вероятно, что описываемые в сказании события
относятся к 40-м годам XI в.. Неудача похода на Константинополь в 1043
послужила, по-видимому, причиной взрыва классовой борьбы. Не случайно
Ярослав в 1044 г. строит в Новгороде Детинец" [там же, с.58].
Причина складывания этой
"традиции" - опора историков, начиная с Н.М.Карамзина, на
провизантийскую "Повесть Временных лет". В ней разукрашена яркими
красками гибель русского войска у берегов Понта в 1043;
соответственно, о поражении греков, потере ими Корсуня, нет ни слова.
Однако именно на этих событиях зиждется рассказ художественного
произведения - знаменитого "Сказания о князьях Владимирских"
(сложенного в ХIV-ХV веке). Увы, оно узурпировало славу Владимира
Ярославича Новгородского в пользу Владимира Всеволодовича
Переяславского, основателя династии Мономаховичей, отцу которого добыл
невесту старший брат (возможно, события также отражались в былине о
женитьбе Владимир-князя и в средневековой повести "Сказание о Киевских
богатырях").
***
Внесенный в летопись княжеский
родословец определенно указывает, что Владимир Ярославич Новгородский
погребен был вместе со своей княгиней, в гробнице паперти церкви Софии
Новгородской [ПСРЛ, т. 7-й, с.232]. Цитируемая Ф.И.Буслаевым по списку
1700-х годов "Книга, глаголамая о Российских святых…", называет и имя
Новгородской княгини, супруги победителя греков и строителя Софийского
собора, - св.блгв.Анны [Буслаев, 1990, с.267]. Ее лик можно видеть на
иконах старшего извода иконографии Анны Новгородской, в княжеском
одеянии, приличествующем государыне-мирянке.
Но, начиная с Н.М.Карамзина - и
доныне, празднуя дни св.Анны Новгородской, чьи мощи остаются
нетленными, - ее, по неким причинам, "переименовывают" в княгиню
Ирину(Ингигерду) - мать Владимира Ярославича, Анну, якобы, в
монашестве, - "изъятую" так даже из столичной гробницы, где в Софии
Киевской, вместе с Ярославом Мудрым, погребена подлинная его супруга,
Ингигерда Шведская [Рохлин, 1965, с.261].
"Монашество" княгини Анны,
называемое т.наз. "православными календарями" - мифическое, ибо ее
мирской наряд, - как на иконах, так и в новгородской гробнице ее и
мужа, - очевиден. Но миф распространяется, наряду с календарями, и
изданиями, вполне академическими по своим требованиям, напр.
«Православной Энциклопедией», где справку о св.Анне писал д.и.н.
А.В.Назаренко. Как видно, княжеская чета, продолжившая политику деда -
Владимира Равноапостольного, стремясь перенести на Русь престол кесаря
Христианской Ойкумены, «византийским» нашим политикам – стала
нелюбезна настолько, что к новому веку - княгиня Новгорода оказалась
истертой из церковных анналов, абсолютно, даже как личность.
Об этой младой (30-35 лет)
княгине ровно НИЧЕГО не говорится в опубликованных летописях - так же,
как ничего не говориться в них о взятии, вослед славному своему деду,
Владимиром Ярославичем в 1044 году града Корсуня. Весьма вероятно, что
после акций 1037 - 1042 годов, вспомнив о древней, еще от князя
Бравлина идущей традиции – традиции новгородских походов на греков,
именно Анна подвигала к войне Владимира Ярославича и Ярослава
Владимировича (по объективным причинам утратившего с возрастом
воинственность) [см. там же]. Судя по странной* - очень ранней смерти
княгини, ее мужа и их первенца Ильи, по продолжившимся убийствам их
потомков: Ростислава Владимировича, Ивана Ростиславича и Ростислава
Ивановича, Олега Ярославича («Настасьича»), гнусному ослеплению
Василька Ростиславича, - правомерна гипотеза: именно Новгородские
государи были инициаторами походов на греков в 1040-х годах, и
претензии их - на Русское владычество над Ойкуменой - византийское
правительство запомнило.
И, т.обр., промыслительным
оказалось, что именно на день памяти Анны выпала дата, ныне связуемая
с идеями защиты Отечества: 10\23 февраля.
Страстно любившая мужа, судя по
тем уборам наряда ее (утраченного при варварской «реставрации» ХХ
века), чье тончайшее шитье различимо глазу, лишь взирающему вплотную,
лежащая в раке супруга, Новгородская княгиня имеет скорее
скандинавскую внешность. Наведывавшийся в Киев гость Соловей
Будимирович - Гаральд Сигурдович мог быть ее земляком или даже
родственником. И едва ли, византийское своё имя - она могла обрести от
рождения.
Скорей, имя Анны ей было
присвоено со вступлением в брак, при замужестве за Престолонаследником
(для женщин это было обычаем эпохи).
Отметим, князья-Ярославичи не
были потомками Анны Порфирогениты - их отца Владимир Святославич зачал
с Рогнедой Полоцкой (в монашестве Анастасией). И Анною невеста
Владимира Ярославича нарекалась не во славу бабки жениха. Напротив,
это было - как комплимент ей лично, как почтительное обращение: «Царица!».
Не сложно понять, какой титул виделся предназначенным княгине
Новгорода: титул Императрицы, владычицы Ойкумены.
Это было известно на Руси, даже
1,5 века спустя, это отношение можно понять, глядя на ретроспективное
обращение «Слова о полку Игореве» к умершему в 1187 г. Ярославу
Галицкому, лично слабому и бесцветному, но правнуку Владимира и Анны:
«Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем Златокованом Столе,
подпер горы Угорские своими железными полками, заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облакы, суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут, отворяя Киеву врата…». В этом
интереснейшем памятнике, при внимательном следовании автору, можно
увидеть и книжный язык воинских («трудных») повестей –
письменных источников того времени, утраченных далее, и язык княжеских
слав, певшихся Бояном – так же потерянных для потомков, но автором
воспроизводимых [см. Ржига, 1986], и собственные его мысли.
Но, однако, ныне, в 3-м
тысячелетии от Р.Х., под россказни о «православном возрождении» и
«патриотическом воспитании», византийскими нашими церковниками,
рясоносными и светскими (академическими), Новгородская княгиня Анна
оказалась лишена не только имени и биографии, но даже личности…
Р.Жданович
*Подобно домочадцам Ивана
Грозного (прим.авт.).
Лит-ра:
С.Н.Азбелев «Гостомысл»,
"Варяго-Русский вопрос в
историографии", М.,
2010;
В.Г.Брюсова
"Русско-Византийские отношения сер.XI в.", "Вопросы Истории", №3,
1972;
Ф.И.Буслаев «О литературе», М.,
1990;
Н.Н.Воронин "Андрей Боголюбский",
М., 2007;
С.Горюнков "Мертвая царевна и
спящий народ", СПб., 2005;
В.А.Истрин «1100 лет славянской
азбуки», М., 1988;
А.Ю.Карпов «Древнейшие русские
сочинения о св.Клименте Римском», «Очерки феодальной России», вып.
11-й, М.-СПб., 2007;
А.В.Карташев "История Русской
церкви", Минск, 2007, т. 1-й;
Г.Г.Литаврин "Как жили
византийцы", М., 1974;
В.В.Мавродин "Образование
Древнерусского государства", Л., 1945;
"Македония. Сборник документов
и материалов", София, 1980;
А.Л.Никитин "Основания русской
истории", М., 2001;
В.Т.Пашуто "Внешняя политика
Древней Руси", М., 1968;
М.Д.Приселков "Очерки по
церковно-политической…", М., 2003;
П.А.Раппопорт "Зодчество
Древней Руси", М., 1986;
В.Ржига «Композиция Слова о
полку Игореве», «Древнерусская литература в исследованиях», М., 1986;
Д.Г.Рохлин "Болезни древних
людей", М.-Л., 1965;
С.М.Соловьев «История России с
древнейших времен», М., 1960 и дал.;
А.С.Хорошев "Политическая
история русской канонизации", М., 1986.
|