ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

Тайны Новгородской Первой летописи и путь ее реставрации

Мотивом изложить настоящие наблюдения в статье, стала реклама трудов ак.А.Т.Фоменко (с его идеей «пересчитать» хронологию Средиземноморья, исчисляя историю Зап.Европы лишь от XVI , а Руси лишь от XVII века), которую я увидел в материалах Ю.А.Елхова, о котором была предыдущая статья. Причины цензорской правки древней истории были существенно иными, скрываемыми доныне, лишь по причинам т.наз. «политкорректности».

«Царь Батый окаянный нача воевати Резанскую землю, и поидоша ко граду Резани. И оступиша град, и начата битися неотступно пять дней. Батыево бо войско применяючи, а гражане неперемено бьяшеся. Многих гражан побиша, а иных уазвиша, а иные от великих тродов изнемогша. А в шестый день рано придоша погании ко граду, ови со огни, а иныя с топоры, иныя с токмачи и с ыными лествицами, и взяша град Резань месяца декабря в 21 день. И приидоша в церковь соборную, и княгиню Агрепену, матерь великаго князя, и снохи, и с протчими княгинями мечи иссекоша, а епископа и священическый чин огню предаща, во святей церкви пожгоша, а си инии мнози от оружиа падоша », - так рассказывает о падении Рязани Повесть о Николе Зарайском (цитирую румянцевско-академическую редакцию, с минимальной правкой стиля) [см. http://www.zrd.spb.ru/letter/2012/letter_0022.htm].

Хоронивший убитых, « князь Нигорь Нигоревич собирае трупие мертвых, и наиде тело матери своея - великия княгини Агрипены Ростиславны, и позна снохи своея. И призва попов, которых бог соблюде, и погребе матерь свою, и снохи своя, с плачем с великым, со псалмы и песньми, сам стоя, кричаше велми и рыдаше. И похраняше прочия трупия мертвых, и очисти град, и освяти. И собрашеся мало утешения. И плачася беепрестани, поминая матерь свою и братию свою, и род весь и все узорочье резанское, побитые погибе.

…Князь Нигорь Нигоревич поиде, где побиты братия ево от нечестиваго царя Батыя - великий князь Юрье Ингоревич Резанский, и брат его Глеб Инъгоревичь и брат ево Всеволод Ингоревичь и многия князи местные, и воеводы, и все воинство, и резвецы и удалцы, и все узорочие резанское. Лежаше на земли, на траве, и снегом и ледом померзоша, ни кем брегомы, от зверей телеса их снедаема, от множества птиц раздробляемы.

…Князь Иньгорь Ингоревич разбирав трупие мертвых, взыска тело братии своих: князя Георгия Нигоревича, Давида Ингоревича Муромского, князя Глеба Ингоревича Коломенскаго, многих бояр, и воевод, и ближних и знаемых, принесе их во град Резань, и храняше их честно, а иних ту на пустее месте собираше, и над гробы их пев.

…Похраниша их честно, и Нигорь Нигоревич и поиде ко граду Пронску, и собра разбиеннны увы брата своево, благовернаго и христолюбиваго князя Ольга Ингоревича. И несоша ево во град Резань, а честную ево главу сам князь великий Ингорь Ингоревич зо град понесе, и целова ю любезно, и положи его с великим князем Юрьем Нигоревичем во единой раце.
…А братью свою князя Давида Нигоревича, да князя Глеба Ингоревича положиша близ гроба их во единой раце
». Исследовав текст [см. там же], мы пришли к выводу, что речь здесь шла об Юрии Ингоревиче Рязанском, Олеге Юрьевиче Муромском, Юрии Давидовиче Муромском и Александре Кир-Михайловиче Пронском.

Новгородская летопись, известная нам по Синодальному кодексу, использовав рассказ очевидца (цитату Рязанской летописи), к сожалению, изложила события очень кратко: «… Татарове же взяша градъ мЂсяца декабря въ 21, а приступили въ 16 того же мЂсяца. Такоже избиша князя и княгыню, и мужи и жены и дЂти, черньца и черноризиць, иерЂя, овы огнемь, а инЂхъ мечемь, поругание черницамъ и попадьямъ и добрымъ женамъ и дЂвицамъ пред матерьми и сестрами; а епископа ублюде богъ: отъЂха проче во тъ годъ, егда рать оступи градъ. И кто, братье, о семь не поплачется, кто ся нас осталъ живыхъ, како они нужную и горкую смерть подъяша. Да и мы то видЂвше, устрашилися быхомъ и грЂхо/л.123./въ своихъ плакалися съ въздыханиемь день и нощь; мы же въздыхаемъ день и нощь, пекущеся о имЂнии и о ненависти братьи. Но на предлежащая възвратимся » (так обозначен ею конец цитаты).

Зная из рассказов Ипатьевской (подтвержденной археологическими материалами) и Софийской летописей, как татарами брались Киев и Владимир Залесский, мы можем восстановить последний день соборной церкви Старой Рязани. До падения города, когда защитники « от великих тродов изнемогша », ими внутри крепости был возведен из бревен и иных подручных материалов малый «городок» вкруг соборной церкви. Преодолев его укрепления и изрубив защитников, среди которых были княгини и княжеские внучата (их упоминает Эрмитажная летопись), они не смогли ворваться в затворенную соборную церковь, вынужденные ее брать, подтянув к ней пороки и поражая ее огнеметательным оружием. Монашествующие священники, лишенные права обнажать оружие, сгорели вместе с «погоревшим и почерневшим» храмом. С ним же сгорели и полевые укрепления «городка».

Валы городища Старой Рязани

 

 

 

Раскопки Борисоглебского собора на городище Старой Рязани, проведенные в 1830-х годах, как ни покажется это удивительным, подтвердили правоту до деталей той повести, что известна текстологам лишь в списках от ХVI века, писавшейся очевидцем похорон [см. В.П.Даркевич, Г.В.Борисевич «Древняя столица Рязанской земли», М., 1995]. Кроме того, что найденные археологами артефакты удостоверили родство рязанских князей с Киевом и Черниговом, путь под Суздаль Евпатия Коловрата, торговые связи Рязани и с Крымом, и с Прибалтикой, и даже с Испанией (реальность морской дороги Евстафия Корсунского!), они показали совпадения, просто невероятные. В захоронениях изрубленные тела городских ополченцев (женщины моложе 30 лет и мальчики уведены в татарские гаремы), в костях которых не редки были наконечники монгольских стрел и копий, слоями лежали в неестественных позах, которые тело принимает в состоянии трупного окоченения зимой, застыв так в декабре 1237 года. Внутри собора - были открыты несколько монашеских и княжеских гробниц. Две последних, срочно освобожденные от предыдущих погребений, были заняты изрубленными в куски - доведенным до ярости врагом - останками четырех «больших» князей и двенадцати княжичей, похороненных в боковой могильной пристройке к главному погребению.

Кто были те « многия князи местные », мы не знаем. Ф рагмент известий о героях «Повести о разорении Рязани» можно увидеть в Типографской летописи (летописи из библиотеки патриаршей типографии). Делово, лапидарно помянув князя и княгиню, летопись присовокупляет их детей, о которых ничего не говорят общеизвестные летописания: «тое же зимы царь Батый взя градъ Рязань и всю землю Рязанскую, месяца дек. въ 21-й день, а князя Юрьи Инъгваревича уби и кнеиню его и дети его, и поиде на Коломну» [ПСРЛ, т. 24-й, с.92]. Неопубликованная Эрмитажная летопись - список т.наз. «московского свода 1479 года» екатерининских времен [см. там же, т. 25-й, Предисловие 2004 г.] говорит: «И княгиня Юрьева, и с снохами, с внучаты и прочи княгини затворишася в церкви святыя Богородицы» [Клосс Избр.Труды, т. 2-й, 2001, с.441, см. прим.88]. Списку этому не присуща исправность, но легко заметить: он повторяет версию «Повести…», видящей князей погибшими вне Рязани, пространственно разделяя гибель княгини и князя Юрия: «и приидоша в церковь собръную пресвятыа Богородици, и вел.княгиню Агрепену, матерь вел.князя, и с снохами и с прочими княгинеми мечи иссекоша». Это следование летописца за повестью; в обратном случае - выводить Юрия Рязанского в поле повествователю пришлось бы поперек сообщений прочих хроник, созданных к ХVI веку, говоривших о князе, равно Юрьевой княгине.

Рассказываемое далее несколько удивит, ибо этот вопрос «политкорректно» не рассматривался вовсе. Историография наших летописей, на самом деле, является материалом, проходившим строгую внешне-политиканскую цензуру.

Темой цензурных искажений - являлась история установления татарско-византийской власти над русскими княжествами, установленной фактически после 1261 (год восстановления Константинопольской империи) – 1280 (смерть митр.Кирилла II, этнического русина, последнего суверенного русского иерарха) года. Не только, разумеется, история этого… Но здесь цензоры – князья и митрополиты, правившие по татарским ярлыкам, стали располагать военной силой, способной сломить сопротивление городского патрициата – воинских сил самих княжеств.

Потому, «своды» ХI – ХII веков, «реконструируемые» текстологами, на основании сохранившихся кодексов веков ХIV – XV, имеют очень мало общего с своими реальными прототипами - писавшимися вне воздействия этого гетерогенного фактора. Это можно увидеть, на очень простом примере. В Повесть о битве на Калке Новгородской I и Ипатьевской летописей (летописание 1234 и 1292 годов), текстуально очень близкую и как указывает ремарка в Ипатьевской [ПСРЛ, т. 2-й, с.778] - в хроникальные своды интерполированную, введена цитата из Слова Мефодия Патарского. Хронист о татарах риторично говорит, как об "языцех незнаемых". Это принимают за чистую монету. Но, прочтя писавшийся на Волыни - где ханские послы не восседали на княжеском месте, принимая поцелуи подошв обуви от князей-рабов, рассказ Ипатьевской летописи, мы увидим что, в действительности, о делах на Дальнем Востоке летописец знает очень хорошо. Он осведомлен о войне Улуса с Тангутской империей в 1220-х, о смерти предводителя монголов, наступившей в походе на Тангут. Зная о разбойничьем происхождении Тэмуджина, Чингиз-ханом лишь избранного, он противопоставляет ордынского атамана аристократам с ханскими титулами, не употребляя его имени с царским суффиксом [там же, с.745]. Это именно противопоставление плебею знати; далее, когда рассказывается об ордынском богопочитании, он его описывает детально и не без блеска, называя титул вождя: "…Обладаемы дьяволомъ, скверныя ихъ кудешьсныа бляденья! Чингиза, канова, мечтаныа скверная его [ханово скверное колдовство], кровопролитыя многиа, многиа его волъжбы. Приходящая <к ним> цесари, и князи, и вельможи - Солнцу и Луне [т.е. Небу, но не христианскому], и Земли-Дьяволу, и умершим въ Аде оцамъ ихъ, и дедомъ, и матерямъ - водяще, около куста, - поклонястися им. О, скверная прелесть их!" [там же, с.806]. Здесь довольно точно изложен малоазийский извод последних веков до н.э. древнеримского культа Митры – инкорпорировавший почитание Кибелы [Ф.Кюмон «Восточные религии в Римском язычестве», СПб., 2002, с.197-200], чуждое арийской религии, и занесенный ок. I века в Центр.Азию [см. Б.И.Кузнецов «Древний Иран и Тибет», СПб., 1998]. Описана ранняя редакция монгольского культа, где водят хороводы вкруг свщ.растений, иначе летописец-христианин не преминул бы обличить идолослужение (перенятое монголами из Китая), которого, однако, древнеиранские культы были чужды.

Как видим, о войне Чингисовой Орды с племенами Великой Степи - крайними из коих были половцы - ведшейся в 1200-х - 1220-х [Л.Н.Гумилев «Поиски вымышленного царства», М., 1970, гл.7-8], на Руси хорошо знали. Знали и сочувствовали соседям, жившим родовым строем и крестившимся в Православие, супротив ордынских банд (где кровавые жертвы Матери-Земле соседствовали с ересью Нестория).

Из этого можно понять, как дико прозвучали бы обличения половцев (народа северо-европеоидной расы, по своим соломенным – полотным волосам всего ближе напоминавшего литвин и латышей), как варваров и язычников [А.Л.Никитин "Лебеди" Великой степи", «Наука и Религия», №№ 9-12, 1988; антропологические материалы см.: «Древние культуры Бертекской долины», Новосибирск, 1994] , - вписанные в поздние летописи византийскими выходцами, такими как Пахомий Серб.

Но ничего близкого к случайным репликам Волынской летописи 1292 года (Ипатьевской) мы не прочитаем в «ранних» (XIII - XV в.в.), потому почитаемых «особо достоверными» - великорусских летописях. То как благоверные князья и блаженные греческные архиереи получали ярлыки на княжение и иммунитет (чем не современная картина?) - кланяясь идолищам работорговцев крышуемых адептами ереси Нестория, как те силком клали княжат на ложе с их матерями, «вводя» так во владение отцовским уделом (деталь, сообщаемая Плано де Карпини), не могло живописаться в официозных источниках: летописях и житиях.

Известия Ипатьевской летописи начинают воспроизводиться в великорусских манускриптах лишь в кон. XV века, после низвержения власти Орды. Потому неудивительно, что дошел лишь один древний список этой летописи (псковский, 1410-х годов), прочие, хотя передают более раннюю редакцию, списывались в XVI - XVIII веках. Слава Богу, что хоть он дошел!

И поэтому же, можно думать, почти не осталось летописных манускриптов XIII века, хотя ни Новгород, ни Смоленск, ни Псков, ни Вологда, ни Белоозеро татарами не разорялись (возможно, в 1237-1240 не был разорен и Ниж.Новгород, инициировав так легенду о Невидимом Китеже). Как говорилось, в Новгородскую I летопись (НПЛ) внесена та же повесть о битве на Калке ( 1224 г .), что и в Ипатьевскую. Но пояснений о татарах - в ней уже нет.

1-я часть Синодального - единственного списка старшего извода НПЛ была списана с первоисточника ок. 1250-х г.г. Хроника обрывается на лете 6743-м - на дате Великого Курултая, собравшегося в Монголии летом 1235 г., где принято было решение о войне против половецких союзников в Европе: Булгарии, Руси и Венгрии. Окончание летописи тогда - в эпоху подчинения владимирско-новгородских князей ханам - было изъято. Что говорилось в источнике рукописи НПЛ(С), как он повествовал о татарском нашествии, о поездках князей в Орду, мы не знаем!

Возобновлено было, после прекращения ок. 1250 г., летописание лишь спустя 3 поколения. 2-я часть НПЛ(С) рассказывает о событиях позже 1234 г . Но известий о Батыевой рати после разорения Торжка 05.03.1238 и ухода татар из границ Новгорода, летопись лишена. Реплика в ее рассказе о Коломенской битве: "москвичи же побегоша, ничегоже не видевше" [ПСРЛ, т. 3-й, с.75], - при оценке значения Москвы, в XIII и в XIV в., - говорит, что летопись была создана лишь в 2-й\4 XIV в. [А.Г.Кузьмин «Рязанское летописание», 1965, с.159]. Потому вместо канцелярской справки о Невской битве 1240 г. (неизвестной в зарубежных источниках), летопись говорит о ней - богатырским сказанием, явно устного происхождения. Рассказ о разорении Рязани 1237 г. цитирует слова свидетеля, чье Сказание бытовало в Муромо-Рязанской земле [см. там же]. А летописания за те годы - у хрониста XIV века не было!

Но совершенно неожиданно, мы находим некоторый «излишек» к известиям НПЛ(С), в летописях, писавшихся в Вел.княжестве Литовском.

Надо сказать, летописание это весьма провинциальное. И, допустим, язык «Летописца Великих князей Литовских» - местного раздела летописей, против языка общерусских разделов – копий летописей великорусских, оставляет жалкое впечатление. Не согласные с такой оценкой – могут сравнить стиль «старо-белорусских» (беру в кавычки ибо это определение литовского суржика, введенное большевиками для исторического обоснования разделения Русского народа, фиктивно, с живым белорусским наречием он никак не связан) переводных повестей о Бове и повести о Трыщане, не взирая на их итальянские источники, со стилем Казанского Летописца – великорусским стилем эпохи Василия Единодержца и Ивана Грозного.

Однако мы располагаем Белорусской летописью - Никифоровского и Супрасльского (2-я редакция), Слуцкого (3-я редакция) кодексов, двумя белорусскими списками Тверского сборника 1534 года, не сохранившегося в Великороссии. Летопись интересна тем, что содержит рассказ о солнечном затмении 1415 года.

Актриса Светлана Зеленковская в роли княгини Настасьи Слуцкой

 

 

 

В Белорусской летописи общерусская часть - очень близкая к Устюжской летописи (хранящей фрагменты Древнейшего свода) прерывается на 1074 г., на сообщении о смерти Феодосия Печерского. Этот раздел в Слуцкой летописи назван «Летописцем от великого князя Владимира Киевского» (970 - 1074). И, как я считаю, он - может быть отождествлен с той Печерской летописью 1074 года, которую пытался выделить - среди дошедших летописных редакций А.П.Шахматов, обратив внимание на текст в Новгородской I летописи Младшего извода (XV в.).

Текст этого Летописца Слуцкой летописи очень близок к тексту, стоящему в летописи Устюжской, он лишь больше сокращен и меньше поновлен лексически. Но неправильно мнение [А.И.Рогов «Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения», М. 1966], будто он сокращен с текста, стоящего в Повести Временных лет. «Летописец от Владимира Киевского» - лишен жидовской ереси (извлечений из Талмуда), которую содержит «Речь философа» пространной Корсунской легенды, стоящей в ПВЛ [http://www.zrd.spb.ru/letter/2012/letter_0005.htm, гл. 1-я], известной по летописям Лаврентьевской, Ипатьевской, Радзивилловской и т.д. Это - действительно была позиция Печерского монастыря - отпочковавшегося от монастыря Студийского и разделявшего монашескую фанаберию студитов, в конфликтах с князьями, но категорически противящегося ново-манихейским филохазарским ересям, экспортировавшимся на Русь из Царьграда.

Далее в Белорусской летописи незаполненная пауза 1074 – 1237. Мы знаем примеры таких летописей, недошедших дотеперь. Древний – пергаментный Раскольничий манускрипт, использованный В.Н.Татищевым, близкий к западнорусской Ипатьевской летописи, оканчивался словом «аминь!» на 1093 году.

Повести о Батыевой рати и о Невской битве в Белорусской летописи стоят, излагаемые по Софийской летописи, представляющей собой механическое соединение текста летописей Новгородской I и Лаврентьевской (возможно, Троицкой). И здесь, Белорусская летопись, цитируя новгородскую часть летописи Софийскую по неизвестному нам списку, добавляет некое избыточное чтение: «…а князя Юрия убиша и княжатъ 12[« bi »] ихъ и поидоша на Коломну ». Это чтение имеет место в Слуцком списке. В летописях Супрасльского и Никифоровского сборников фраза пишется иначе: «и князят всихъ» - писец 2-й редакции раскрыл буквенное обозначение числа, и ак.Шахматов в комментарии к изданию литовских летописей (ПСРЛ, т. 17-й, 1907) указывает на необходимость чтения «всих». Однако, мы позволим себе заключить, что справедливым было именно написание Слуцкого кодекса, не смотря на воспроизведение им 3-й редакции летописи.

НПЛ, Синодальный кодекс

 

 

 

Прежде всего, отметим, что Белорусская летопись исходно была именно Слуцкой летописью. Супрасльский кодекс, писавшийся для князя Одинцевича-Полоцкого в 1520 г., хотя содержит 2-ю редакцию, имеет такую же статью 1420 г., как и Слуцкий кодекс (копия, снятая в 1520-х для Елены-Изабеллы Радзивилл, жены князя Юрия Семеновича Слуцкого). (В Никифоровском кодексе здесь утрачен лист.)

Эта статья гласит: «…того же лета поиде митрополитъ ко Киеву, и в Слуцку крестил князя Семенъ Алексъндровичь[а]». Семен Александрович - был князем Киевским (ум. 1451), с его детьми старшая линия Олельковичей пресеклась, и как можно понять, летописание велось уже в Слуцке, где княжила младшая линия. Отметим и то, что Слуцкая летопись – это отдельная книга, тогда как в Никифоровском и Супрасльском кодексах летописи списаны в сборниках сложного состава. Варварский язык писцовой приписки, назвавшей владелицу Слуцкого кодекса, исключает авторство писца в создании редакции, и то, что копировавшаяся единовременно Супрасльская сохраняет 2-ю редакцию, показывает, что основная летописная работа велась в Слуцке. Мы вправе заключить, что «новое прочтение» фразы, назвавшее число княжичей, было исправлением ошибки списков 2-й редакции летописи, утраченной в оригинале, известных нам, а не ошибкой Слуцкой летописи. Примерное время правки определимо.

Общерусская часть Белорусской летописи снабжена великокняжеским родословцем Рюриковичей. Однако в древнейшем – Никифоровском списке он оканчивается на Владимире Ярославиче Новгородском, старшем из сыновей Ярослава Мудрого. Эта позиция не случайна, ее держался еще автор «Слова о полку Игореве» [см. http://www.zrd.spb.ru/letter/2012/letter_0008.htm], тем более, она была естественна для Михаила Олельковича Киевского - готовившегося тягаться с Владимирским и Московским князем за Новгородское княжение. Родословец Супрасльского списка доведен до сыновей Симеона Гордого (мужа Айгусты - Настасьи Гедиминовны), дальше помянув лишь старшего сына Ивана Васильевича - Ивана Молодого и Дмитрия Ивановича, погибшего в 1509 в тюрьме, не оставив наследников. Составлен в этом списке князя Одинцевича-Полоцкого родословец столь небрежно, что это показывает отношение потомка полоцких князей – наследников старшего сына св.Владимира, к потомкам Ярославичей. В Слуцком же списке - родословец полон (дополнен по источнику типа Симеоновской летописи, соотносимой с западно-русскими летопсаниями), и что главное, подчеркнуто уважителен к Московским князьям. Александр Ярославич зовется Храбрым. Наряду с его сыновьями назван брат Ярослав Ярославич, родоначальник Тверских князей, также носивший великокняжескую шапку, но его потомки – Михаил, Дмитрий, Александр Тверские, законно владевшие до 1327 года татарским ярлыком на Владимирское княжение, за что с ними, от самых 1300-х, сражались Даниил Александрович, Юрий, Афанасий и Иван Даниловичи, из списка исключены. Иван Калита именуется Добрым, искоренителем воров и разбойников (титулы, коих он лишен великорусскими летописцами). Дмитрий Иванович - Самодержцем. Так Слуцкие князья имели основание относиться к князьям Московским после 1500 года, когда в битве на Ведроши Литовская рать была разгромлена, в плен попал сам гетман Константин Острожский, и с падением Смоленска в 1515 г. - Великорусским полкам открывался путь для объединения всех русских земель вокруг Владимирского князя. После поражения под Оршей такие основания исчезли.

Можно дополнительно указать на надежность Слуцкого списка, как источника. В первые десятилетия XVI века, потеряв мужа, Слуцком правила княгиня Анастасия, урожденная Острожская [«История родов русскаго дворянства», СПб., 1886 (репринт, 1991), с.330]. Поясним, что распространенное в и-нет-источниках отождествление ее с Настасьей Михайловной Четвертинской-Мстиславской - ошибочно, по русским родословникам, та Настасья вышла замуж за князя Збаражского, потомка Корибута Гедиминовича [там же, с.с. 364, 369]. Ее брат отъехал в Великороссию, и их родословие в Москве знали хорошо.

Напротив, родословие Острожских - княживших на Волыни и хранивших Православие, возглавляя Русскую партию Литвы (это покажется удивительным современным западенцам, но это так), было неинтересно латинским историкам Польши и Литвы, потому оно изучено очень плохо [см. там же]. Судя по известным его фрагментам [там же, с.320] - Настасья Слуцкая м.б. двоюродной либо троюродной сестрой Константина Острожского.

Между тем, именно с Острожскими князьями связан интереснейший источник: Киевская краткая летопись (в советское время нареченная «Волынской»), - писанный по заказу (как можно это понять) К.И.Острожского и вложенный в Супрасльский монастырь. Это, насколько я знаю, ЕДИНСТВЕННАЯ русская летопись, сохранившая историю Киевской Руси, не внося в нее сочиненной в 1037 году византийским духовенством Корсунской легенды (другим таким источником остается «Память и похвала» Иакова Мниха, с включенным в нее древним летописным отрывком). В настоящее время ее легендарность не подлежит сомнению, ибо в научном обороте находится показание свидетеля, слышавшего собственный рассказ Владимира Святославича о его обращении «из Савла в Павла», миссионера и дипломата Брунона графа Кверфуртского. Он подтвердил правоту русского мниха Иакова и лживость Корсунской легенды, интерполированной греческими монахами в русскую летопись, вопреки ее собственной хронологии, отводящей Владимиру 28 полных лет жизни во крещении (правильная хронология еще сохраняется в Ростовском летописчике 1278 года, внесенном в наидревнейший летописный манускрипт – в кодекс Устюжской кормчей 1280 г ., опубликованном в 1-м томе ПСРЛ издания 1843 года с.с. 248-252).

Связанные с деятельностью Острожских летописные материалы - оказываются безусловно надежными! Обратив внимание на относительную ценность Новгородской летописи, открывшуюся при сравнении с Ипатьевской, мы здесь отмечаем дальнейшую плодотворность пути восстановления ее дотатарского облика, проступающего при объективном взгляде на такой источник как Литовские летописи (включая сюда и Тверской сборник, чьи великорусские списки не сохранились).

Р.Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.