ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

Пропавшая грамота. Подлог гр-на Шостаковича Д.Д.
Из книги «Сокровенный град и град Диавола» (рукопись)

<…Шло последнее в истории восстание против «пшеклентых москалей» - за Велику-Польшу «…от можа до можа», от Ревеля до Одессы («исконно-польских городов», - как объясняли публике предки Суркова) [см. http://maxpark.com/community/1851/content/2223389]. И секретные пакеты, где называлась цель плавания и маршрут, были вскрыты только в море, а командующий контр-адмирал С.Лесовский, сойдя с борта учебного корабля, был принят на флагманский фрегат «Александр Невский» с посыльного вельбота в открытом море.

«Несмотря на тайное сочувствие в молодых сердцах некоторых из нас, т.е. членов гардемаринской каюты, родственной национальности, притесняемой ее родной сестрой – Россией, волей-неволей, по приказанию начальства, нам надо было отправиться служить верой и правдой последней» [«Летопись моей музыкальной жизни», М., 1932, с.46], - пишет мемуарист. Как это далеко от психологии кадровых наемников, воинства, созданного Л.Д.Троцким, готовых за долларовую «неучтенку» утюжить танками безоружных граждан, вчера - великороссов в Москве, завтра – украинцев на площадях Киева!.. «Неподалеку от американского берега мы пересекли теплое течение - Гольфстрим. …В октябре, не помню, какого числа, показался американский берег» [там же, с.48]. Союзника приняли порты дружественных Русскому народу – белых, индустриальных штатов Сев.-Американского государства.

150 лет назад, на борту крейсера «Алмаз» творилось священнодействие. Мужественными ритмами полонеза - сообразно правилам древней батальной музЫки налагаемыми на казачью мелодию «Вниз по матушке по Волге» (подлинной песни о Стеньке Разине, еще не «обструганной» концертной обработкой Ф.И.Шаляпина), переходя в скерцо «Татарский полон», историческую балладу с хороводным ритмом (вопреки шаблонам предписывавшим симфонически варьировать менуэт), кристаллизовался опус №1 ми-минор композитора-дилетанта и кадрового моряка Николеньки - 1-я русская симфония.

Предки моряка – потомки младшего сына Жигмонда Корсака, выехавшие в Великороссию из Зап.Руси в свите Софьи Витовтовны, исчисляли свой арийский род от малоазийских потомков самого Геракла, возвышаясь знатностью над потомками Августа и Нерона (Рюриковичами и Гедиминовичами). С прародительских высот, провинциальный шовинизм полуобразованных московских помещиков - ныне, в ХХI веке, из «славянофилов» переквалифицировавшихся в «русских писателей», - обрамляемый в ханжеские церковные облачения - не мог у литовского дворянина, хранителя родовых преданий Славянского мира едва не от самой гомеровской эпохи, вызывать ничего, кроме брезгливой усмешки. …Античные генеалогии аристократов ХVI века не были лишь продуктом местнических измышлений [см. Л.Гиндин, В.Цымбурский "Гомер и история Восточного Средиземноморья 2-го тыс. до н.э.", 1996], как провозглашают историки днесь. Латышское племя Корсь известно от эпохи Августа и Диона Хризостома [см. Кобычев «В поисках прародины славян», 1973, с.22, прим.]. Таврический град Корсунь - современный Севастополь – лежащий против «…куръ [куреней?] Тмуторокани» («Слово о полку Игореве»), откликается на имя земли Куршского полуострова (Кур-земе), на берегах Варяжского моря. И это не простое созвучие. Упорно, во многих произведениях - дополняя литературные источники - композитор рисовал этот внешне невероятный путь: от берегов Тмутаракани, мимо «славного Веденца» (Венеции) с «чудной церковью» св.Марка и о.Буяна (Руяна\Рюген) со священным дубом и городом Леденцом (Арконой), в славное Русское царство - в Новгород Великий. Из беллетристов, создателей первоисточников, оный показали только священники рода Корсунских - создатели «Повестей о Николе Зарайском», в 1222-1225 г. перенесшие образ Николы Угодника из Таврии в Рязанскую землю. О них известно, как о поселившихся, и вплоть до ХХ в. хоронивших сродников на Корсаковской горе под Зарайском (хотя источники не фиксируют связей Корсаковых с Зарайским уездом).

Археология ХХ века подтвердила существование пути. В Рязанской земле эпохи Киевской Руси обращались изделия, ввезенные как из Вост.Причерноморья, так и из далекой Испании; испанский воровской жаргон до эпохи Ф.И.Буслаева хранил древние русизмы, в частности «навьо» (мертвец). Но предания потаенной истории Руси, связывавшие потомков Венцеслава Жигмондовича Корсака и потомков попа Евстафия, с гибелью старших представителей родов, казненных в 1930-х годах, оборвав родовую память, погибли без возврата.

С ними - в лапах борцов с шовинизмом погибли и древние манускрипты, о которых не склонна распространяться политкорректная археография и музыковедение.

В оперу "Садко" внедрен № концертного характера (против правил «Могучей кучки», реабилитацией чьих трудов занимался автор в 1890-х): рассказы иноземных гостей. В конце последней песни насмешка над публикой, падкой на бездумно-виртуозную итальянскую оперу, выложена прямо: рассказ венецианского гостя Корсаков снабдил «хвостом». В чем заключалась насмешка в первой, объясняется не сразу. Рассказ, воспроизводивший космогонические представления древних германцев, облечен в формулировки, звучавшие в "Сказании о Казанском царстве" - в главе, где казанцы, отвергнув предложение Ивана Грозного о капитуляции, похваляются непобедимостью: "…Не убоимся, храбрыя казанцы, страха и прещения московскаго царя, и многия его силы руския, аки моря, биющагося о камень волнами, и аки великаго леса, шумяща напрасно. Имуще град наш - тверд и велик, ему же стены высоки, и врата железна, и люди в нем удалы вельми, и запас мног и доволен стати, на 10 лет во прекормление нам! И да не будем <мы> отметникы добрыя веры нашея сарацынскыя! Не пощадим пролити крови своея, да ведомы не будем во плен, работати иноверным, на чюжу землю, християном, по роду меншим нас и украдшим благословение!" [ПСРЛ, т. 19-й, с.147]. После похвальбы, стены града были взорваны миной (глава «О страхе огня, и о разрушении стен, и о погибели казанцев») [там же, с.151], и дальше, автором констатировалась тщета казанской похвальбы [там же, с.с. 153-157].

Старшая редакция (в классификации Г.Н.Моисеевой), содержащая эти речи, к ХХ веку еще не была издана! Эта «крамольная» редакция (в двух основных и компилятивном виде), чуждая идей «толерантности» и славившая благоверного царя Ивана Васильевича, сохранилась лишь в 8 списках. Переписка Н.А.Римского-Корсакова - не говорит о знакомстве его с Буслаевым, Перетцем, Срезневским-младшим, чьи коллекции содержали их, он не жил в Саратове, не рылся в библиотеках Соловецкого м-ря, Казанской и Московской Дух.академий, владевших экземплярами. Неизвестный список мог принадлежать лишь 1-му гл.редактору ПСРЛ, руководителю Археографической комиссии Якову Ивановичу Бередникову (1793-1854) - другу семьи Римских-Корсаковых, постоянно проживавшему в Тихвине.

Известно, что в кон. 1840-х - нач. 1850-х гг. академик Бередников закупал в книжных лавках Петербурга учебные книги по заказу соседа, занимаясь с Никой грамотой и чистописанием. Отсюда можно сгадать и о возрасте списка, должного быть списанным уже гражданским шрифтом ХVIII века. Редакция первых 50 глав «Сказания о Казанском царстве» близка в старших и в младших видах полного состава, – а последние к тому времени были изданы и хорошо известны, не вызывая научного интереса. И, видимо, уже ближе к 1854 г., ученый-археограф приобрел поздний и хорошо знакомый в тексте 1-й\2 – не показавшийся интересным манускрипт, предоставив соседу для обучения младшего сына. Предположительно - о чем ниже, - список мог иметь раскольничье происхождение, что объясняет молчание о нем - в эпоху наиболее жестоких гонений на русских раскольников: в «просвещенной» России 1830-х – 1870-х гг. Так же предположительно, датой основания Казани в нем назывался 1176 год, подобно тому, как это имеет место в старейшем списке Перетца…

Со смертью отца и продажей отцовского дома, рукопись д.б., вместе с матерью Воина и Николая Андреевичей, переехать в С-Петербург, далее наследуясь младшим сыном (в 1880-х цитирующим ее лишь по памяти, а в 1897 уже по тексту).

Музыковеды уверяют, будто архив композитора перешел в архивные учреждения без ощутимых потерь. Но список старшей редакции «Казанской истории» из оного неизвестен. Он борцами с «русским фашизмом» был, по-видимому, уничтожен.

Это не единственное указание на утраты ХХ века, привнесенные борцами с контрреволюцией. Евгений Светланов и Иоаким Шароев, постановщики «Псковитянки» (БТ, 1999 г.), напоминают: «По мнению некоторых музыковедов, лейтмотив Ивана Грозного в опере – это подлинная музыка самого царя Ивана. Как известно, между казнями и войнами царь успевал писать музыку, и музыка эта в крюковой записи дошла до нас». Но с указанием на авторство русского царя доныне дошли лишь три опуса; в позапрошлом веке их было больше, и в т.ч., в Тихвинском Успенском м-ре, где Николай услышал в детстве мелодию, превращенную в лейтмотив Ивана Васильевича.

Ненависть к музыкальному историографу Руси - в русскоязычном «нашем» государстве обретает комичные черты. Изобретатель «интердевочки» Владимир Иосифович Кунин подрядился даже (был подряжен?) писать «биографию» Корсакова серии ЖЗЛ, как кажется, лишь ради неприличных (не имевших никаких документальных оснований!) намеков, вкупе с непременным утверждением что 1-я русская симфония принадлежит, таки, не Римскому-Корсакову, а А.Г.Рубинштейну… То, сколь часто можно услышать «симфонии» Рубинштейна - в остальном композитора-классика (профессионализм виден в звучащих операх и романсах), на фоне созданного соперником, показывает сполна, что это были за «русские симфонии». А сионизация культурной жизни, творящаяся в 2000-х – 2010-х гг., привела лишь к тому, что перестали и исполняться произведения русского композитора, на фоне которых, пока не забытых, показывать изделия соперника хозяева жизни опасаются.

Режиссер Антон Гопко пишет: «Р.-Корсакова всё время норовят в чём-нибудь обвинить. О том как глупо его обвиняют в том, что он отредактировал оперы Мусоргского <намек на Бориса Покровского и Мстислава Ростроповича, после захвата власти в стране Ельциным, поставивших «Хованщину» в компотной редакторской фальсификации Шостаковича. - Р.Жд.> — это вместо того, чтобы сказать спасибо — я уже писал. Недавно я узнал, что в советские годы даже существовал негласный запрет на упоминание того факта, что многие сцены «Князя Игоря» <3-4 акты> написаны Р.-Корсаковым. Почему, спрашивается? Один приятель-музыкант заявил мне как-то: Знаешь, у меня такое впечатление, будто ко всей русской опере была приложена одна большая грязная лапа! Это он о Р.-Корсакове, если кто вдруг не понял…» [http://ezhe.ru/ib/issue1254.html]. Сам композитор, которого и век назад обвиняли в «фальсификации «Бориса» - тогдашние покровские и шостаковичи, отвечал твердо: не вы, господа пустоплясы, а я был другом покойного! Когда вы поносили его, я писал за одним столом с ним, проигрывая №№ на одном ф-но. И не вам теперь рассуждать, какими были задуманы драмы Модеста!

Доделкою «Князя Игоря» наследство в опусах, авторизуемых иными фамилиями, не исчерпывается. Потомок Корсаковых – соучастников Хованщины, которых после 1682 г. ненадолго перестают именовать «Римскими» (расправы же избежавших лишь по родству с Милославскими, родней царевны Софьи), Николай Андреевич - справедливо полагал себя имущим власть над «народной драмой». Модест, прослушивавший редактуру друга в последний год своей жизни, визировал труды, и это доказуемо проступившими источниками.

Завершение II и V актов и оркестровка «Хованщины», автором «много по-сокращенной, …чтобы привести разрозненный и многосложный сценарий к какому-либо удовлетворительному результату, …так, например, исчезла совершенно сцена в немецкой слободе, многое же было сшито на живую нитку» [«Летопись…», с.176], Мусоргским написаны не были. Но не только оркестр, но и «Реквием Марфы», завершаемый предсмертными певческими репликами раскольников и мощными звуками Преображенского марша (у Шостаковича, которому гибнущие приходились гоями, здесь безвкусно повторяется тема увертюры), отсутствует в авторском клавире [Г.Хубов «Мусоргский», 1969, с.628]! Хотя он, нехарактерный почерку Модеста, достоверно существовал при его жизни, исполняемый под ф-но Д.М.Леоновой, а в оркестре - 08.04.1880 Римским-Корсаковым в присутствии автора [М.П.Мусоргский «Письма и документы», 1932, с. 409-412], подобно «Пляске персидок», «много исправленной в гармонии и голосоведении» [«Летопись…», с.174].

Почему отсутствует? Потому что писался Н.А.Римским-Корсаковым: близкий его стилю – блестяще выражаемому татарской темой в 1-й симфонии и «Сече на Керженце», логически вытекавший из описательного 2-го монолога Досифея «Погибло дело наше…» - о коем известно, как о вставке, внесенной в далеко не оконченный авторский текст [Хубов, с.627].

Рабочий – отнюдь не итоговый хар-р рукописи, выдаваемой Шостаковичем & Co за «оригинальную творческую концепцию народной музыкальной драмы» [там же, с.589] Модеста, открывается разночтениями клавира с авторским прозаическим списком либретто [М.П.Мусоргский «Литературное наследие», 1972, с. 130\149] - снятым для исторических консультаций А.А.Голенищева-Кутузова [там же, с.32]. Список 1880 г., найденный в 1946 г. в собрании Голенищева в ГИМ, подтверждает сообщение Корсакова [«Летопись…», с.176] об авторских сокращениях – «возвращенных» в карикатурную редакцию Шостаковича, в частности, сцены в немецкой слободе [Мусоргский, 1972, с. 149-150].

«Сказание о Казанском царстве» - было необыкновенно популярным памятником народной литературы (известно св. 300 списков, уступая лишь житию Сергия Радонежского, написанному 1,5 веками ранее), особенно старообрядческой! И Римский-Корсаков положился - в отличие от Модеста, в своей grand-opera довольно откровенно копировавшего «Сицилийскую вечерю» столь неодобряемого кучкистами Верди - на вышеуказанный источник: «Сказание…» старшей редакции, дописывая, под наблюдением соратника, неподъемный тому V акт.

Редактор выбросил из финала незавершенной оперы символистскую сцену «любовного отпевания», измышлявшуюся Мусоргским и Стасовым, о которой доныне жалеют отечественные декаденты. Зато, - убежденный реалист, - он вкладывал в уста раскольников величественные обороты исторической повести о гибели Казани (о которой сказанием сообщалось, как о татарском Священном граде, противополагаемом Китежу – Городцу Волжскому, возникшему в русской литературе в том же 1176 г., что и, по «Сказанию…», змеиный град Казань).

Именно в этой (от 68-й главы) части «Сказания…» - его автор, отступая от обычной своей повествовательной, насмешливой и витиеватой манеры, достигает высочайшей патетики. Здесь - в рассказе о взятии града - жены и девицы татарские, пред подрывом мины, подведенной под стены служилыми немцами из «новых полков» Ивана Васильевича, провидя падение крепости, прощаются со своей землей и своими подружиями [ПСРЛ, т. 19, с.144]. Казанцы, при этом, вновь отвергают предложение капитуляции, однако, казанский царь, в отличье от подданных, также провидит наступающую гибель Града [там же, с.151] (подобно Досифею).

Может возникнуть вопрос, как Мусоргский - потомок Смоленских князей (т.е. родственник кн.Мышецкого [см. П.Н.Петров, 1886, т. 1-й, с.286] и кн.Сицкой!) и Римский-Корсаков (родственник кн.Голицына и кн.Хованских), певцы подлинной Руси Ушедшей (не фиглярской «Руси» П.Корина!), повествуя о погибели староверов, могли цитировать сказание о погублении «злых татаровей»? Могли, уже поскольку изображение староверов в недописанной «Хованщине» - чьим единственным положительным <сквозным: выходящим в начале I, конце II, середине III, начале IV, виртуально – итоге V акта> героем является Шакловитый, 1-й русский ницшеанец, - предельно чуждо идеализации. Видеть памятник им - в оной «народной драме», представляемой не как политический триллер, а как сексуально-религиозная драма, присуще лишь советской (и постсоветской) интеллигенции, по меткому определению Юрия Полякова, посещаемой богоискательскими идеями в гинекологических креслах. Клич «посрамихом, пререкохом…» (обороты псалма №136) - звучащий раскольничьим лейтмотивом, - не был абстрактным для интеллигенции 1880-х, образованные люди т.в. - не были оторваны от русской культуры и легко узнавали здесь отсылку к «Истории города Глупова» (где «Посрамихом!» было кличем опальных петровских стрельцов)… Напротив, писанный воином, памятник светской литературы – «Казанская история» рисует побежденных теми же эпическими красками что и победителей, снисходя к ним там, где не видит надобности щадить самолюбие победителя (рассказ о грабеже), - и ее цитаты, для знакомых с русской литературой, никак не могли полагаться унизительными.

Цитируется по электронной публикации сайта «Восточная библиотека»:

…О зажженіи въ ровехъ зелія, и о веселіи Казанцовъ, и о молбе, и о жертве ихъ. Глава 78.

Наказа же крепко всемъ княземъ и воеводамъ и полконачалникомъ, да готови будутъ все часа того къ приступу, егда возгласятъ ратныя трубы, и пешцы и конники въ пансыряхъ и въ доспесехъ одеянии, и да брежетъ и учитъ киждо ихъ полка своего, и принужаетъ къ брани крепко и мужественно и неподвижно стояти. И объехавъ все полки своя и, яко отъ Бога извеіценіе пріемъ, и повелеваетъ хитрецомъ подъ крепкими стенами во рвехъ глубокихъ зажигати свирепое зеліе огненное; самъ же въ станъ свои пріехавъ и паки на молитву къ Богу обратися со слезами; стояше, весь вооруженъ въ златыя браня, въ рекомы калантырь, и готовъ на подвигь, и ожидая милости Божія, поющимъ у него безпрестани свещенникомъ и дьякономъ молебны. Казанцы же видевше изо стрелницъ и со стенъ града своего, яко отступиша отъ града тмочисленная воя Руская-бе же Казанцовъ на стенахъ града 20.000, иже брань творяху, пременяющеся, съ вои Рускими-и сказаша царю своему отступленiе Московского царя, и заповеда царь молбы творити, аки не хотя, новому сеиту Казанскому, и моламъ и азифомъ и дербышомъ, по всему граду Казанію людемъ всемъ, мужемъ и женамъ со младенцы ихъ; и жертву приносити скверному Махметю, яко избавльшему градъ ихъ отъ таковыя несказанныя силы Рускія. Царь же и велможи Казанскія жребца и юнца тучныя приводяше закалаху на жертву, простая же чадь, убозіи людіе, овца и куры и птица приносяши закалаху, и радоватися и веселитися почаша, лики творяше, и прелесныя песни поюще, плещуще руками, и скачущи, и пляшуще, играющи въ гусли своя, и въ прегудница ударяющи, и грохотаніе велико творяще, и поносы и смехъ и укоризны велики дающи Рускимъ людемъ воемъ, и погаными свиноядцы называюще ихъ. Царь Казанскіи веселъ бысть и невеселъ, чуяша бо сердце его, и по сномъ разсужаше себе, и по всему познаваше взяту быти граду. Мняху бо поганни Казанцы, яко царь великіи безделенъ вспять возвратися, яко и преже сего за два лета приходилъ бе къ нимъ и не отъ истины, и не тако силно и грозно нарядяся, но яко пострашая имъ, и претя, и грозя, да престанутъ отъ злобы своея, да живутъ въ сумежницахъ по суседству, не обидяща его и отоиде прочь и не учинивъ имъ конечныя победы; не ведеху бо, безумніи, скончанія своего, что имъ уже приспе во дне горкіи часъ, и приближися къ вечеру день конечныя погибели ихъ.

О страсе огня, и о разрушени стенъ, и погибели Казанцовъ. Глава 79.

И егда зажжено бысть огненное зелье въ ровехъ, свещеннику же чтущи на молебне святое евангеліе и конецъ того возгласившу: "и будеть едино стадо и единъ пастырь", - и аки друга верна съ темъ во едино дело согласистася, - въ тои часъ абіе возгреме земля, яко вели громъ, и потрясеся место все, идеже стояша градъ, и позыбахуся стены градныя, и вмале весь градъ не паде отъ основанія. И вышедъ исподъ градныхъ пещеръ, и соидесь во едино место, и возвысися пламень огня до облакъ, шумящъ, и клокочющи, аки некія великія реки силныи, прахъ, яко и Рускимъ воемъ инемъ смятися отъ страха и далечь отъ града бежати, и прорва крепкія стены градныя, прясло едино, а въ другомъ же месте, отъ Булака саженеи зъ десятокъ, и таиникъ подня, и понесе на высоту великое древіе, на высоту съ людми, яко сено и прахъ ветромъ, и относя чрезъ воя Рускія, и меташе въ лесе и на поле далече, за 10 верстъ и 20 верстъ, идеже несть Рускихъ людеи и Божіимъ бреженіемъ не уби древемъ темъ великимъ ни единого же Русина. Бывши же на стенахъ погани, поносы и укоризни дающе Рускимъ воемъ, и вси безъ вести погибоша; овіе древіимъ и дымомъ подави, овехъ же огнь пояде, а иже внутрь во граде Казанцы, мужи и жены, отъ страха силного грянутія омертвеша, и падоша ницы на землю, чающе подъ собою земли погрязнути, или яко Содомскіи огнь съ небеси сошедше попалити ихъ; и быша аки мышцы <т.е. мыши> безгласни, другъ на друга зряще, яко изумленны, и ничто же другъ ко другу своему провещати могуще, и долго лежавше и очнеша отъ страха того, и смутишася, и подвизашася яко пьяни. И вся хитрость ихъ и разное уменіе ихъ поглощено бысть Христовою благодатію, и обратися имъ вместо смеха плачъ, и въ веселію место жалость, и въ гуслеи место и прегудница и плясанія другъ друга…

Р.Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.