ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

«И несть болши сея любви ничтоже…». Пропавшая грамота – 2

(продолжение статьи «…Подлог Шостаковича»\ http://www.zrd.spb.ru/letter/2015/letter_0002.htm)

Комментарий Т.А.Волковой и И.А.Евсеевой заявляет об этом походе следующее: «И на другое лето… посла… казанския земли воевати… князя Симеона Микулинского… и князя Василея Оболенскаго Сребренаго… - Поход князей Микулинского и Серебряного-Оболенского на Казань относится к 1545 г., т.е. еще ко времени 2-го правления Сапа-Гирея в Казани, до кратковременного царствования и бегства из Казани Шах-Али» [«Памятники лит-ры Древ.Руси», 1985, с.615]. Это вранье - как нельзя лучше характеризует большевицкую (= постбольшевицкую – «российскую») «науку». В реальности летнего похода в 1548 г. легкой рати из состава передового полка под командованием С.И.Микулинского, при номинальном главнокомандующем хане Шигалее (типа президента ДНР Захарченка), убедиться было элементарно просто, заглянув хотя б в Летописец начала Царства (ЛНЦ) [ПСРЛ, т. 20-й, с. 473-474; т. 13-й, 1-й полутом, с. 156-157, 2-й полутом, с.458]. Официозы подтверждает частный источник – родовое предание Корсаковых-Римских, определявшее четверых братьев, сыновей Михаила Корсакова, погибшими в этом походе (здесь командующим называется номинальный начальник Шигалей).

«…И бысть тогда въ Казаніи царь единъ, въ лета 7054 го, не яко царь, но яко пленникъ изыманъ, крепко брегомъ; и спущаху его изъ града гуляти никамо же. И виде себе отъ Казанцовъ въ неизбытную беду велику, тужаше и плакаше, и втаи Бога небеснаго модяше, по вере своеи, и Рускихъ святыхъ на помощь призывающе, и мысляше, како свободитися отъ напрасныя тоя смерти, во царскія место власти смиряшеся предъ ними, повиновашеся, ни въ чемъ же прековаше имъ, и славныя пиры на нихъ творяше по вся дни, дарове имъ подаваше, не хотя же царства, токмо отъ горкія напрасныя смерти избыти. Они же царскую честь и дары ни во что же вменяше, и сосуды его, раставленныя предъ нимъ, златыя и сребряныя, на столе, разграбляюща, сердце его раздражающе, зліи, дань то изрече имъ-они же, въскочше, ту скоро разсекоша мечи, аки сыроядцы звери аки овча или козла разторгутъ. Но царская смерть не бываетъ безъ ведома Божія, ни проста человека, ни коегождо. И вложи Богъ милосердіе, верного его ради страданія за христьяны, въ сердце болшаго князя Чюре Наровича, властеля Казанского-власть надо всеми Казанцы-и пожеле о немъ сердцемъ и душею своею, и припаде ко царю верною правдою нелестною, добру помощь ему дая советомъ своимъ, и печаль отъ него отревая, и время подобно избежанію его сказуя, избавляя царя отъ неповинныя смерти; обличаетъ же и сказуетъ ему велможъ Московскихъ, по именомъ, доброхотающихъ ему, и къ Казани вести о зле и о добре подающихъ имъ, дары отъ нихъ велики взимаше; вдасть ему грамоты и веры для за печатми. Казанцы же неотложно того дни, сего дни хотяше царя убити, но побеждаше ихъ смиреніе его, и маня имъ Чюра, царя убити, день ото дни отлогаше. Во единъ же день празника некоего Срацынского обычаи же Казанцы имеютъ празновати и веселятися дома, испивати въ корчемницахъ многихъ. Въ тои же день созва царь на обедъ свои всехъ Казанскихъ велможъ, и властелеи, и судьи, и всехъ ратныхъ людеи, и купцовъ великихъ, до обычныхъ людеи и до простыхъ, учережаше ихъ самъ въ полатахъ своихъ царскихъ, всему народу градцкому повеле брашно, пития, вина и медъ на возехъ возити, великiя сосуды мерныя, наливати, неисчерплему быти постявлять на цареве дворе, и на площади, во всемъ граде, и по улицамъ, и на роспутія, идеже збираются людіе и куплю деютъ, и нищимъ давати невозбранно пити до воля ихъ всехъ, велможамъ же- великія дары имъ подаааше. Уланове же, князи и велможи, и мурзы все упившеся до пьяна: кождо ихъ, где заваляшеся, спаху,-и вси царя похваляху, убози и нищіи Бога о немъ моляху, и все до мертва пьяни спяще, до болыпихъ и худыихъ. И домыслися царь сего, - токмо бы тогда всехъ, царю, побилъ! - или бы царя кто вразумилъ, - токмо болшихъ велможъ Казанскихъ 20 убилъ и болшихъ велможъ 8 пьяныхъ съ собою ухватя и умча; они же проспашася, все въ чепяхъ и въ оковахъ, ведомыя, на пути, они же плакахуся совета своего мыслія. Царю же изготовившуся и воеводе его, нощи того дня приспевшу, во граде же всемъ людемъ, малу и велику, пьяномъ, Чюра же проводи царя исъ Казани до Волги и спусти его убежати, и норови ему, и рече Чюра: "азъ вместо тебя умру въ Казани и моя буди глава въ твоея место главы; ты же мною да избавленъ буди и не забуди мене, егда будеши преже мене на Москве, предъ самодержцомъ станеши: воспомяни мя ему о себъ•". И исповедавъ Чюра всю свою мысль царю: "яко да и азъ буду за тобою готовъ бежати исъ Казани, къ Москве же, на имя самодержцово; аще не убегну, то убьенъ буду отъ Казанцовъ про испущеніе твое". И советъ ему давъ Чюра, да ждетъ его царь на некоемъ месте знаеме, день ему нарече: "да зъ женами своими и зъ детми, и съ рабынями, и со всемъ именіемъ своимъ, немедля ни мало да побегну азъ къ украинамъ Рускимъ". Разгневася князь Чюра на Казанцовъ, о царе Шигалее, что лесть сотвориша, не по совету его: взяша бо царя на вере и ропте велице, и восхотеша его убити, аки некоего злодея и худа человека, Бога не убояшася; брань бо конечную и кровопролитіе зачаша съ Московскимъ самодержцомъ, на отомщеніе себе и чадомъ своимъ. Се бо царь испущенъ Чюрою княземъ-ина реку Богомъ-и воевода его, со всеми отроки, князь Дмитреи, небрегомъ, за царемъ же, побежа къ Василю граду къ Рускимъ украинамъ, въ борзоходныхъ струзехъ, токмо душами своими, яко новорожденны, чтобы едины главы своя унести отъ напрасныя смерти, всю казну свою пометавъ въ Казани, златую и сребряную, и оружную, и ризную, урвася аки зверь отъ тенята, яко птица отъ кругла на воздухъ полете. Фторое избы Казанцовъ. Отъ страха смертного царь жи забы пождати друга своего верного. Чюру Нарыковича, на месте уреченномъ, избавльшаго отъ смерти. Во утріи же день пріехаша нецы Казанцы, князи и мурзы, надзрети царя и вшедше царевъ дворъ: аки пусть стоящъ, ни входящихъ, ни изходящихъ не бе, ни стражеи, ни брежателеи, ни слугъ царевыхъ, стоящихъ его; и поискавше царя въ ложницахъ его не обретоша ни въ единои храмине и видеша токмо стоятелеи царевыхъ и лежаща и сеченыхъ. Они же рече: "охъ, охъ, увы, яко прелщени есмя; всякъ посмеется намъ; ведомо бо Казанцомъ убежаніе царево". И гнашася за нимъ, ведуще, яко не согнати его, и между собою которовахуся и пряся между собою, ово на того, ово на иного, и многихъ избиша между собою неповинныхъ. Гневахуся вси на Чюру, яко унимаше ихъ убити царя, и роптаху, и зубы скрежчюше.-Они же почиташе Чюру за храбрость его и за высокоуміе его во всемъ граде.-Чюра же, по времени собрався зъ женами своими изъ детми-съ нимъ же бе 500 служащихъ рабъ его, во оружіяхъ одеянны; всехъ ратникъ съ нимъ 1.000, и присталыхъ къ нему-со всемъ богатествомъ князеи, зъ женами и зъ детми, аки въ села своя поеха проклажатися исъ Казани, и побежа къ Москве, спустя по царе 10 днеи, и догнавъ места реченного и не обрете царя, ждущаго его. И горко ему бысть въ тои часъ. А Казанцы же уведавъ бежаніе Чюры, и гнавше за нимъ, и догнавша. Онъ же, обострожася въ месте крепце, чаяся отбитися отъ нихъ; и бившеся съ ними долго. И убиша храброго своего воеводу Чюру Нарыковича и с сыномъ его, и со всеми отроки его, яко предлагатаи есть Казани, доброхота царева; токмо жены его живы съ рабынями ея въ Казань возратишася. И несть болши сея любви ничтоже, аще кто за друга душу свою положить или за господина.

О третеемъ взятіи Казани царя Сапкирея на царство, и о скорои его смерти въ Казани, и о царицахъ его, и о Казани велможъ Московскихъ, и о послани воеводъ Московскихъ въ Казань.

Посланіе царя Сапкирея. По избежаніи царя Шигалея исъ Казани, Казанцы же придоша за Яикъ и придоша ко царю Сапкирею, молиша его, да идетъ въ Казань царемъ третее, ничего же бояся; онъ же радъ бысть и поиде съ ними въ Казань на царство. И встретиша его зъ дары царскими, и умиришася съ ними, и царствова два лета, изверже окоянную свою душу вонъ отъ себе. Оле судебъ Божіихъ! Его же мечь и копье не уби, - а многажды на рати смертныя раны возложаху нань,-тои же піянъ, руце свои и лице и нози умывал, напрасно запенся ногама своима, и ударися во умывалны темецъ главою своею, и заразися весь о землю, и вся составы тела его разлабеша, не успевшимъ предстоящихъ ему ухватити. И оттого умре того же дни; рече сіе, яко кровь христьянская уби мя. И всехъ летъ царства на Казани 32 лета. Умирая же приказа царство меншеи царице своеи Нагаинине, сынъ бо ему отъ нея родися: тремъ же роздели именіе свое, равно, царское и отпустить повеле во отечество свое: болшая поиди въ Сиберь, ко отцу своему Сиберскому царю: другая же въ Асторохань, ко царю своему отцу; 3 же въ Крымъ, къ братеи своеи, княземъ Ширинскимъ; 4 же бе Руская пленница, дщерь некоего славного князя, та по возвращени царя изъ Нагаи умре въ Казани. И по смерти цареве воста брань велика въ Казани, в велможахъ его крамола и губителство зло: не хотятъ бо Казанцы менши болшихъ слушати и покарятися имъ, коимъ царство приказано бысть брещи; вси бо творяхуся велики, властвовати въ Казани хотяху, за сіе другъ друга убиваше, иніи же убежаху исъ Казани къ Москве, на имя царево самодержцово, служити ему. Онъ же небоязненно пріимаше и подавъ имъ потребная нескудно, они же призываху племя свое къ Москве. И выехаша Казанцовъ до 10.000 на Русь. Божіе слово збысться, во Евангеліи: аще кое царство востанетъ на ся само, то вскоре разится и попираемо будетъ люте отъ языкъ. Царю же, Шигалеи исъ Казани на Коломну прибежавъ, аки ястребъ борзо прелете-ту бо стояше все лето-царь же Шигалеи Московскому царю втаине возвестивъ вся на Казанцовъ, о себе, какъ хотяше убіенъ быти отъ Казанцовъ, и какъ Чюра его упусти исъ Казани, и показавъ грамоты ихъ за печатми ихъ. Онъ же возъяряся велми и рыкнувъ, аки левъ, въ правду сицовыхъ обысковъ и опытавъ, христьянсти губителеи, бесерменъскихъ поноровниковъ, и повеле 3 боляръ своихъ, полатныхъ болшихъ велможъ, лесть творяще, главнеи казни предати, четвертыи же техъ боляринъ, зелемъ опився, умре. 8 боляръ техъ, ведаючи дело сіе, а повинныя тіи же, бежаніемъ скончашася, смертныя казни избыша, и дождашася времени, инеми обослашася. Царь же князь великіи за сію измену Казанцовъ посла Казанскія земля воевати все улусы дву своихъ воеводъ преславныхъ, а третьяго началного воеводу, храброго князя Семіона Микулинского, памяти незабытного, да князя Василя Оболенского Сребряного и съ нимъ налехко рать многу, копеиника и тулоносцы, огненныя стрелцы. Отпущающи и рече имъ царское слово свое, съ любовію: "весте, о силніи мои воеводы, каковъ пламень горитъ въ сердцы моемъ отъ Казани? Не угаснетъ никогда же. Воспомяните же, когда благо пріяли есте отъ отца моего, отъ мене же еще мало, се ныне предлежитъ вамъ время показати ко мне служба своя нелестно: аще ми послужите и печаль мою утешите, то многимъ благимъ, паче первого, друзи мои бысте". И отпущаетъ ихъ Волгою въ лодіяхъ, и заповеда имъ не преступати хъ Казани, самъ бо, помышляше итти изготовлен, егда ему время будетъ. Похвалю же мало словомъ храброго воеводу, всеми любимаго князя Семіона. Таковъ бе обычаемъ и умомъ: веселъ всегда, и светелъ, и радостенъ очима, и тихъ, и кротокъ, и силенъ въ мужестве, и славенъ въ бедахъ, и въ скорбехъ терпеливъ, и наученъ копьемъ метати, укрыватися отъ стрелянія мечемъ, сечь и на обе руки стреляти въ примету, не грешити. Тои же воевода, князь Семіонъ, зъ другимъ реченнымъ воеводою уязвляются сердцемъ и вооружаются крепце со многими храбрыми вои, и шедъ повоеваша многія Казанскія области, кровью наполниша Черемискія поля и земли варварскими побитыми мертвецы, а Казань градъ мимо идоша, неподалече, токмо силу свою показаша Казанцомъ не приступающи ко граду. А велми бы мошно тогда невеликимъ трудомъ взяти Казань; пришли бо воеводы неведомы въ землю Казанскую, а во граде бе мало людеи: все велможи разъехашася по селомъ гуляти зъ женами и зъ детми, и царя во граде не бе. Обретоша его со птицами ловящь и со псы, впросте, въ мале дружине; а побита Казанцовъ 3.000, бывшихъ съ нимъ, шатры и казну его всю, бывшую ту, разграбиша, бывшего хлебокормлю яша жива, и самого же царя мало жива не яша: мало живъ во градъ утекъ, 5 или 10 юношъ съ нимъ, и градъ осади. И увиде бо царь-воеводы пришли въ Казань, въ 3 день собра царь Казанцовъ 20.000, посла за ними на похвале ста тысячими Руси не боятися и переняти у нихъ дороги, и догнати ихъ, и побити, и повоевати Рускія пределы. Воеводы же почаяше за собою погоню и ставше негде въ крепкихъ местехъ, утаившеся; Казанцы же 3 дни гнашася за ними, и утомишася сами и кони ихъ, и падоша опочивати замертва, чающе у нихъ ущедшихъ воеводъ Воеводы же, отшедша отъ места своего, и поидоша молкомъ, гребуще къ месту тому, идеже Казанцы отъ труда испочиваютъ, и послаша некоихъ подзрити имъ: видеша ихъ крепко спящихъ всехъ и оружія своя поснемшихъ, и стражеи не имущихъ, и стада конская далече отъ нихъ пасомы, не боящимся никого же, занеже въ своеи земли. И отогнаша преже кони ихъ и, вседше на коня и вструбиша въ трубы и въ сурны, нападоша на нихъ въ полудне, вару сущу и зною велику, и побиша 17.000, а 2.000 взяша въ пленъ, а съ тысящу уязвенныхъ убегоша въ лесы. И съ великимъ полономъ Казанскимъ воеводы пришедше къ Москве, здравы все, ни мало ихъ не паде. И радъ бысть о семъ велми царь, великіи князь, и велелепно издари воеводъ своихъ, и вся воя издоволи, ходившія съ ними, и надъ пленомъ Казанскимъ великими своими царскими дарованми, яко забыта имъ вся труды своя, еже ходяще пріяша нужнымъ путемъ. И се збысться начальная победа, первая, самодержца нашего надъ злою Казанью…
" - так повествует «Сказание о Казанском царстве».

По мнению историков, поход спутан с походом 1545 г. – еще при 2-м правлении хана Сапа-Гирея [ПСРЛ, т. 20-й, с.465]. Глядя в ЛНЦ, мы увидим, что был и еще поход князей Микулинского и Серебряного – против турок и крымских татар Магмет-Гирея, в бою под Зарайском в 1541 г. [там же, т. 20-й, с.458], равно способный оказаться «спутанным»!

«Игнатий (в миру, видимо, Илья Александрович) многие годы подвизался на военной службе. Выслужив при Государевом дворе чин стольника, он в начале 1660-х годов удалился от мира в маленькую Крестомаровскую пустошь Нижегородского уезда, братия коей предавалась литературным трудам и пыталась возродить традиции нестяжательства» [А.П.Богданов «Первый…»\ Игнатий Римский-Корсаков «Генеалогиа», 1994, с.11]. В 1676 г. он откомандирован уставщиком в Соловецкий монастырь [там же, с.12] – тогда, 22 янв. 1676 года изменою взятый царскими ратями, когда стало «…море белое краснО от Заката» (торжество победы, впрочем, не успело достичь царя Алексея «Тишайшего», умершего неделю спустя). На малоизвестного в церковных кругах инока-дворянина было возложено восстановление отношений с мятежным монашеством Новгородской земли.

Синодик главной церкви Русской митрополии сообщил о битве с Магмет-Гиреем на Оке в 1521: «…на той же брани храбрствовавшим и пострадавшим за святыя церкви и за православную веру Ивану Андреевичу Шереметеву, Григорию да Федору Давыдовым детям Лихарева, Василию, Иосифу, Иакову, Афанасию Михайловым детям Корсакова и всем, иже им купно поспособствовавшим противу безбожнаго царя Магмет-Кирея Крымскаго, на Оке побьенным, вечная память». Его Игнатий знал и, называя среди источников «Генеалогии явленной от сотворения мира фамилии …Корсаков-Римских» Успенский синодик, сообщил о славной гибели их – царским повелением внесенных в поминальник кафедрального собора Руси. Игнатием, однако, она описывается совершенно иначе: «В лета 7056 царь и великий князь Иван Васильевич всея России посылал ратию царя Шигалея Шибанскаго под Казань. И в той посылке побиты под Казанью Григорей Васильевич Шереметев да четыре брата: Иосиф, Василей, Иаков, Афанасий Михайловичи Корсаковы на одном бою. И по указу великаго государя все четыре брата на Москве в Болшом соборе Успения пресвятыя Богородицы в Летописном Синодике записаны ради вечнаго их поминовения».

Источник митрополита Тобольского независим от «Казанской истории» - он не называет начальником похода князя Семена, командовавшего передовым полком, числя во главе Шигалея, номинального командира (по «Сказанию…», только что бежавшего от пленивших его подданых). Отсутствует и текстуальная зависимость «Генеалогии…» от Синодика – ими названы разные Шереметевы. ЛНЦ сообщает о том, что с сеунчом о победе к царю Ивану посылался Никита Васильевич Шереметев, брат Григория Васильевича, действительно, погибшего в бою под Казанью [ПСРЛ, т. 13-й, 1-й полутом, с.156, 2-й полутом, с.458], удостоверяя «Генеалогию…».

И логика подсказывает что здесь должно не отрицать сообщение оной - составленной родственником павших, а числить неточной запись Синодика, вставившей имена братьев не в ту статью. Именно так объяснима ссылка на источник – названный Игнатием, притом, что описывается это им иначе, именно как уточнение известий, служа комментарием к источнику.

О походе 1548 г. современный историк говорит: «Русская армия дважды предпринимала наступление на Казань в 1548 – 1550 гг., но не добилась успеха. В первый раз она застряла под Нижним Новгородом, не сумев переправиться за Волгу из-за раннего таяния льда. Иван Васильевич вернулся из этого похода «со многими слезами» [Скрынников «Иван Грозный», 1980, с.45]. Мудрено ли, что успешный поход воевод не получил подробного освещения, а редакторы Синодика не утруждали себя в точности передачи данных? Однако, Никоновская летопись и Царственная Книга (правленая лично Иваном Грозным), гласит: "…И стоялъ царь и великий князь на о-ва Роботке три дни, ожидая путнаго шествия, и никакоже путь не обретеся. Царь и великий князь отпусти хъ Казани болярина своего и воеводу князя Дмитрия Федоровича Бельского и иныхъ своихъ воеводъ многихъ со многими людми и велелъ имъ, снявся съ Шигалеемъ-царемъ, итти т Казани, а самъ царь - великий князь возвратися къ Новугороду-Нижнему со многими слезами, что не сподобилъ Богъ его къ путному шествию, и прииде въ Ниж.Новгородъ февраля 10, а на Москву царь и вел.князь прииде месяца марта 7 день. Воеводы же царя и вел.князя соидошася со царемъ Шигалеемъ на усть-Цывели на Зборной неделе, в пятницу, февраля 18, и приидоша х городу х Казани. И царь Казанский со многими людми встретилъ царя Шигалея и воеводъ вел.князя на Арскомъ поле, и въ передовомъ полку былъ тогда князь Семенъ Микулиньской съ товарищы, и передовымъ полкомъ напустилъ, и казаньскихъ людей многихъ побилъ, а самого царя въ городъ втопташа, и стояша около граде Казани семь денъ, воюя. А на томъ бою изымали Азика-багатыря и иныхъ многихъ. И возвратишася отъ Казани царя вел.князя воеводы, дал Богъ, все здравы. И прислаша отъ себя ко царю и вел.князю съ тою вестию Ивана Михайлова сына Юрьева да Миуиту Шереметева марта 11. А подъ Казанию отъ дворянъ царя и вел.князя убиша Григория Васильева сына Шереметева" [ПСРЛ, т. 13-й, 1-й полутом, с.156, 2-й полутом, с.458]. В Львовской летописи ЛНЦ передается сокращенно, и сведений о гибели Г.В.Шереметева нет, так, мы лишний раз подтверждаем, что Львовская летопись редактировалась автором «Сказания о Казанском царстве» - выбиравшим материал сокращенно, распределяя выписки между двумя разными сочинениями.

В свете цитировавшихся известий «Генеалогии…» понятно, почему, назвав детей павших под Казанью дворян, Игнатий под колонтитулом «О жалованных грамотах» спешит сообщить, что: «После Василия Михайловича осталися дети: Лука, Симеон (бездетен). В лета 7035, и 7036, и 7037 князь великий Василий Иванович всея России пожаловал Луку и Симеона Васильевичев Коръсаковых половиною Великаго Новгорода доходами и Устюгом <по родословцу – Устюжны. – Р.Жд.>. И жалованные грамоты за красными печатями им даны.

В лето 7062 царь и вел.князь Иван Васильевич всея России пожаловал Луку Васильевича Коръсакова Выгом-озером. И жалованная грамота за ево государьскою печатью ему, Луке, дана
».

Дарственные грамоты, называемые «Генеалогией…», в изрядно прореженных русских архивах не сохранились [Богданов, с.182], что не мудрено, учитывая дело 1715 года. Но Игнатий вставляет упоминание о них в перечень предков, надо полагать, видимо, связывая их с фактом гибели братьев-Михайловичей Корсаковых в сражениях с агарянами под Казанью.

Названо это было - источником, писавшимся в 1670-х годах [водяные знаки: там же, с.148, прим.9], до появления на Выговской пустоши староверов. Там, на речке Выга, в 1694 г. «совокупишася в сие общежительство богоизбранные мужи: Даниил Викулов – златое правило Христовой кротости, Петр Прокофьев – устава церковного бодрое око, Андрей Денисов – мудрости драгоценное сокровище, Симеон Денисов – сладковещательная ластовица и немолчная богословия уста и прочие дивные мужи, светильники истины и благочестия и честной добродетели хранилища» [В.Филиппов «История Выгорецкой старообрядческой пустыни», 1862]. Андрей и Семен Денисовы – по титулу князья Мышецкие стали прототипами Досифея в «Хованщине», что автором было упомянуто в тексте [Мусоргский, 1972, с.136], выглядящем как вставка (притом, что, называемую в переписке со Стасовым фамилию и титул Марфы, Мусоргский отнюдь в оперном тексте не раскрывал)…

Практический вывод, наступающий отсюда, определяет что работу над «Хованиной» Мусоргский начинал в 1872 г., следуя родовым материалам – недоступным библиотекарю Публичной библиотеки В.Стасову («Генеалогия…» хранилась в коллекции князя А.Б.Лобанова-Ростовского), предоставленным соратником, рисовавшейся тем схемой, и завершение (редакция), выполненное Римским-Корсаковым, соответствовало замыслу, вырабатывавшемуся кучкистами в доме на Пантелеймоновской ул. Вступление к пятому акту, по определению Мусоргского, воспроизводит «шум леса то усиливающийся, то утихающий, как морской прибой» (письмо Стасову от 06.08.1873) – вновь цитируя 75-ю главу «Сказания о Казанском царстве», чья цитата прозвучит еще в труде обладателя потаённого сборника, в песне Варяжского гостя [см. http://www.zrd.spb.ru/letter/2015/letter_0002.htm].

Р.Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.