ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

Великомученик или революционер?
Разгадка тайны Алексея Ганина и Сергея Есенина

И умру я не на постели, при нотариусе и враче,
а в какой-нибудь дикой щели, утонувший в густом плюще… (Николай Гумилев)

Следователь по особо важным делам МВД СССР Эдуард Хлысталов рассказал об этом письме, пришедшем из Рязани в 1970-х гг.: «…На втором снимке – поэт лежит в гробу. Рядом стоят его мать, сестры, жена Софья Толстая. Лица у всех напуганы. Позади первая жена – Зинаида Райх, в истерике уткнувшая лицо в грудь второму мужу, режиссеру Всеволоду Мейерхольду. И здесь, под увеличительным стеклом, все травмы явно видны на лице покойника. Значит, они действительно были, и это не дефект изготовления фотокарточек. Кто же причинил эти травмы? Почему никто никогда не писал о них? Почему в наших изданиях эти фотографии не публиковались? Аноним не сомневался, что я увижу на снимках признаки насильственной смерти и дам ход полученной информации, а он сам останется неизвестным. В стране хозяйничал КГБ, всякого «критика», сомневавшегося в «светлом будущем», отправляли в лагеря или спецпсихбольницы. Я показал фотографии друзьям, криминалистам, экспертам. Все сходились в одном: необходимо изучить материалы уголовного дела…» [Э.А.Хлысталов «13 уголовных дел Есенина», 2006, с. 10-11]. Родные, женщины, братья-писатели, хоронившие коллегу – все они прекрасно знали, видели своими глазами причину смерти поэта; фотограф Матвей Наппельбаум сохранил и издал на Западе незаретушированные оригиналы фотографий. Причина смерти однако - доныне, тотально подается в СМИ, как самоубийством (зри Вику), заверяемая высокопоставленными государственными экспертами и писательскими чиновниками [см. «Смерть Есенина. Документы…», 2003].

…Он, чье имя погребено - невзирая на реабилитанс 1966 г. - под спудом советской цензуры, - был похож на Сергея внешне, тоже невысокий голубоглазый блондин, коренастый, с широким носом и чувственными устами. Отметило его волевое сжатие губ и внимательный, сосредоточенный взгляд под низкими бровями, устремленный к неведомой нам цели… В жизни его - обычно вульгарно сливаемого, то с группой (ранне-)советских "деревенщиков", то с деревенствующим имажинистом, неизменно, последний будет играть роковую роль.

                        Увеличить картинку

                                                                              Увеличить картинку

Бороться с клеветой, транслируемой российским телевидением, трудно, особенно, когда клеветники работают всерьез, жертвуя фигурами ради победы на "великой шахматной доске", как в телесериале о Есенине, - когда признают очевидное (убийство Сергея), ради диффамации фигуры, куда более крупной, поэтому, облыгаемой много фундаментальней. Здесь: Алексея Алексеевича Ганина [род. 28.07.1893 - ? (смертный приговор подписан 30.03.1925)] - известного в основном специалистам, но доныне, посмертно ненавистного заправилам Раша-Сюдей. Вот, только, "беда в том, что мало общего у двух Сергеев, Есенина и Безрукова, к сожалению, разные у них не только носы, чтобы сыграть личность, нужен соответствующий масштаб личности актера" [Вячеслав Кочнов\ "Новый Петербургъ", 24.11.2005].

01.11.1924 г. Генрих Ягода подписывает ордера на арест: подарок ко дню рождения т-ща Лейбмана (07.11). Вместе с Ал.Ал.Ганиным были тогда арестованы и все крестьянские поэты, которых удалось захватить в Москве. Избегли смертной чаши Клюев - как ("красный") гомосексуалист оповещенный собратьями, Орешин, Клычков, Есенин, - как полагал Хлысталов, - кем-то неизвестным предупрежденные тогда, в 1924 г., и исчезнувшие на время из столицы. Опасные улики, находившиеся на руках у Есенина, были вовремя уничтожены в печке его 1-й женой Анной Изрядновой [сообщение Н.Н.Брауна].

Если поверить рассказу, сообщенному в 1950-х Б.Л.Пастернаком Ольге Ивинской [Ивинская "Годы с Пастернаком", 1992], предупредившим был тогда сам И.В.Сталин: в авг. 1924 включивший Есенина в группу известнейших (тиражных) московских поэтов, откомандированных переводить грузинские стихи. Это не невероятно. Вернувшись из Закавказья, 23.12.1925 - через день после дня рождения Сталина - в разговоре с Александром Тарасовым-Родионовым, Есенин за рюмкой хвалится знакомством с человеком, хранящим подлинник приветственной телеграммы, отправлявшейся из Ачинска в феврале 1917 г. ссыльным эсдеком Радомысльским (Каменевым) "гражданину" М.А.Романову ("братьями" планировавшемуся тогда в "преемники", как выражаются теперь…). Эта телеграмма оглашалась Сталиным в 1926 г. на 7-м пленуме Исполкома Коминтерна, сыграв роковую роль в карьере Зиновьева и Каменева.

Важно не то, блефовал ли здесь Сергей, а то, что убийцы в те дни безоговорочно поверили ему, встретив уже на подъезде к Ленинграду, схватив в поезде и повезя на Гороховую, кинувшись выколачивать неведомые нам показания [см. В.И.Кузнецов "Тайна гибели Есенина", 1998 (переиздания 2004 и 2006 гг.)], из вполне советского в те годы "скифа"-"византийца"-"деревенщика". А ЗакСФСР - была тогда отдельным государством, в Баку, в глазах Орджоникидзе и Кирова, ордера Мос-ГПУ не имели никакого авторитета…

Алексей Алексеевич Ганин, издававший свои сборники литографическим способом - собственноручно вырезая матрицы, указывая деревню Коншино местом выхода, а издателем виртуальную организацию "Глина", по праву должен считаться (обычно это приписывают "Самсебяиздату" И.Глазкова, 1946 год) родоначальником Русского Самиздата.

1.Романтик последнего века

Свидетельствует д.филол.н. Наталья Михайловна Солнцева: "Ганин - явление, поразительное настолько, насколько вообще может быть поразительна, странна, неожиданна философская лирика самого интеллектуального уровня и совершенного вкуса - в пору воцарения материализма, идеологической ортодоксальности и физической расправы за инакомыслие. Да он и обращался в своей поэзии к кругу избранному, кругу единоверцев, единомышленников:

Да светят крылья слов,
пусть речь моя бессвязна,
Но тот, кто знает связь метели и огня,
Я знаю, не уйдёт от светлого соблазна,
И мудрости венец оденет на меня…

Его философские миниатюры изысканны по глубине и отточенности мысли, рафинированы по форме
"!

В отличье от "крестьянских" поэтов - во многом, продуктов массовой культуры нач. ХХ века (типа Вики Цыгановой или Стаса Михайлова), шедших проторенным путем "народных" купчиков Кольцова и Никитина (если не Надсона…), - Ганин начинает сразу с усвоения символистской школы:

Мое жилище, Землю грешную, печальный и убогий край,
любовью светлой и нездешнею я полюбил, как прежний рай.
Одел поля пшеничным золотом, пчелиным медом напоил,
и все преграды лунным молотом <т.е. размолом, мукой> рассыпал в звончатую пыль

<...>

("Утро", 1915 г.)

- избежав её нелепостей (не чуждых и Блоку с Брюсовым), благодаря врожденному вкусу, придя в конце к акмеистической строгости образов, соединенной с пушкинской строгостью формы. В последней изданной книге, отвергая идеологические обвинения в мистицизме, автор определяет себя: "Я - романтик начала ХХ века".

Мнимая "национальность" ново-крестьянских писателей, механически воспроизводивших образы простонародного - полуманихейского русского христианства (наследия хазарского ига), к кон. ХХ века выродившегося в клоунаду ХХС, А.Ганиным была высоко надстроена изысканнейшей - даже не книжной, погребенной в византийской церковности, но академической - извлеченной из глубин словесной родовой памяти научными хитростями, национальной русской - "языческой" образностью.

В поэзии - он открывал путь, в живописи проторенный Николаем Рерихом и обустроенный Константином Васильевым.

Стандартные формулы биографических справок: "В Первую мировую войну был мобилизован и отправлен в Николаевский военный госпиталь в Петроград. Написал антивоенные стихотворения "Война" ("Ты подумай, как страшно теперь…") и "Далекий век, от колыбели…", которые были опубликованы после революции" [http ://zinin-miresenina.narod.ru /profile 5.html ] - лишены достоверности. Эти стихи, хотя не самые совершенные у Ганина:

Ты подумай, как страшно теперь…
Мы молиться и плакать устали.
Всюду грозные призраки встали
На путях Твоих в горнюю дверь
.

<...>

- тем не менее, слеплены из общих мест тогдашней литературы, для военфельдшера бывших осязательно-наглядными, и могли оказаться поняты, как политические, антивоенные, лишь в пораженческом угаре послефевральских лет. А мобилизовывали в Императорскую армию до 1915 г. в 22, на 21-м году жизни, окончивший гражданское учебное заведение, Ганин мог надеть форму только добровольцем. Это указывается редко [напр.: http://russianpoetry.ru/blogs/novokrestjanskie-krestjanskie-poyety-serebrjanogo-veka-rokovye-sudby/aleksei-aleksevich-ganin .html ]. Разумеется, после 1917 такие страницы автобиографии гражданами Советской России (в т.ч., напр., и Л.П.Берией) не афишировались.

Вопреки коллегам, бездумно приветствовавшим революционеров - с продразверсткой тех, осквернением святынь и раздачей Руси инородцам, лишь в 1920-х переменив отношение, - Ганин, подобно Несмелову, Краснову, Гумилеву - поэтам "дворянским" (де-юре Гумилев из поповского рода), открывается стихами нам, как антисоветчик, с самого 1917 года, не пытаясь заигрывать с компартией (как Клюев или Васильев). Вопреки всему тому, что сервильно пишется о нем литературоедами и пейсателями сейчас, в 2000-х, и писалось прежде.

В "Вечерней звезде" 11.03.1918 года, через 8 дней после Брестского мира, публикуется стихотворение Ганина "Гонимый совестью незримой…". Оно датируется в публикациях широко: "1917 - 1918 гг.". Но стихи, начинаясь - очень лично, подтверждаемые откомандированием Ганина (с неведомыми нам целями) в Вологду в конце 1916 года, не сопоставимы с событиями начала 1917 - начала 1918 годов, когда поэт был в Петрограде, требуя отодвинуть создание к зиме 1916\1917 (или к лету 1917) г.

Дворянский интеллигент Ивнев вспоминал: "Прошло всего несколько дней после февральского переворота. Кое-где еще летят грузовые автомобили, наполненные веселыми, розовыми, распевающими новые революционные песни солдатами с винтовками <в тыловых гарнизонах винтовки тогда были редкостью: одна на сотню "штыков". - Р.Жд.>. Вдруг вижу - прямо по улице идут четверо, взявшись за руки, точно цепью. Смотрю: Клюев, Клычков, Орешин и с ними Есенин. Все какие-то новые - широкогрудые, взлохмаченные, все в расстегнутых пальто. Накидываются на меня. Колют злыми словами. "Наше время пришло!" - шипит елейный Клюев" [цитирую по книге: Ст. и С. Куняевы "Есенин", 1999].

Первый в стране дезертир.

- по свидетельству Рюрика Ивнева, - "Есенин тоже старался от него не отстать, говорил какие-то бессмысленные колкости
". А в глазах "прыгают веселые бесенята"… Ганина, знакомца Есенина, в 1916 уехавшего в Вологду, но в феврале 1917 вновь оказывающегося в Пг., в писательской стрелковой цепи земляка-Клюева мы не находим! Хотя он-то, кончавший николаевские средние учебные заведения (где будущих офицеров запаса обучали этому), в отличье от "легальных дезертиров" Есенина и Клюева, с винтовкой обращаться умел!

Поприветствовав, как принято считать, революцию (поскольку печатался в 1917 в эсеровских изданиях), очень скоро - этим же летом - поэт разоблачает революционное действо.

Им - родившимся на рождество святителя Николы (29 июля: день его Зарайского образа), поэме "Сарай" было предпослано:

Посвящаю живым,
сущим в часе со мной,
за воротами "Завтра"
в ладонях времени
.

Здесь скрыто цитируется Повесть о Николе Зарайском (в свою очередь, оцерковленно процитировавшая Слово о полку Игореве), гениально уловив стиховую организацию древнерусского текста (задолго до исследований 1990-х гг. И.Лобаковой):

Лучше нам смертью живота купить,
Нежели во поганой воли быть
.

Употребление слова "час" в архаическом значении конкретного отрезка времени (вообще), противопоставляя обобщенному значению - современному (присутствующему уже в заглавии Повести Временных лет), позволяет полагать заимствования оттуда же:

И услыша великий князь Юрьи Ингорович убиение
возлюбленнаго сына своего
Блаженнаго князя Федора,
И нача плакатися,
и с великою княгинею,
И со прочими княгинеми,
И со братьею своею,
И плакашася весь град на мног час.

…Поиде же князь Ингвар Ингорович на реку на Воронеж,
Где убьен бысть князь Федор Юрьевич,
И взя честное тело его,
И плакася над ним на долг час
.

Тогда посылка эпиграфа очевидна: это призыв к мести, апелляция к помощи благоверных Бориса и Глеба (память 24 июля).

Такое же, архаичное словоупотребление "часа", уже как нумена не эпохи, но последнего мгновения жизни, прозвучит в песне тамбовских повстанцев - песне, певшейся в красной Москве 1923-1925 гг. их единомышленниками, крестьянскими писателями:

На заре вскаркнёт ворона:
Комиссар, взводи курок.
В час последний похоронят,
Укокошат под шумок
.

Лев, сын Ахматовой и Гумилева [см. "Этногенез и биосфера Земли", гл.6], - автор работы "Этнос и категория времени" - в детстве, прошедшем по соседству в Бежецке, видимо, узнал тогда поэму казненного вологодского поэта-подпольщика, причем не с голоса, а с эпиграфом: в чтении с публикации-источника, - литографически изданная в Коншине в 1920 г., она распространялась в крае!

А вот А.А.Проханов - не знал русской поэзии, даже в массовых советских переизданиях 1991 г. С.Куняева, когда выбирал инфернальное имя своему "российскому" органу.

"Поэма "Сарай" - это поэтический ответ Максиму Горькому, с его "Песнью о Буревестнике". Горький же подсказал Ганину мифологическую основу образа: Буревестник - "Черный демон бури" [Э.Б.Мекш "Пророческий "Сон" Алексея"\ "Наука и бизнес на Мурмане", N 1, 2007]. Также, это национальный ответ - революционерам, нарекающий дворец Антихриста, одновременно, эстетическим и этническим - золотоордынским, вражеским инородческим именем-определением, пишущимся с заглавной буквы.

В революционные дни начала ХХ века, равно как и теперь, идейно низвергая европейскую - национально-русскую (новгородско-петроградскую) государственность, для промывания мозгов образованной части общества - нуждавшейся в идеологическом базисе для самооправдания соучастию в "колорадских" преступлениях, применялся (еще до красной эмигрантской "перековки" Савицкого и Эфрона) евразийский политический троллинг, вот такого типа (по "Известиям" от 14.03.1918 г., после переезда Совнаркома): "Какова же задача Московской Руси? Это задача повторения того исторического дела, которое уже выполнила однажды Москва и которое ей придется повторить вновь: дело пробуждения национального чувства и собирания <точней было бы сказать - оккупации! - Р.Жд.> России"… И, отвечая красным политическим троллям 1917 года, "…историческая аналогия содержится и в названии поэмы <Алексея Ганина -> вызывающая в памяти читателя времена Золотой Орды, чьей столицею первоначально был Сарай-Берке (Новый Сарай), а затем - Сарай-Бату (Старый Сарай). Русские же столицу Золотой Орды просто называли Сараем и не без сарказма стали называть так хозяйственную постройку, потому что в переводе с татарского слово "сарай" означает "дворец" [там же]. Ганин ответил работникам бесовского генерального штаба уже том году!

"…В революционной круговерти Антихрист обольстил людей, подменив указатели, и "дорога в рай" оказывается дорогой в ад:

И мы спешим, и только шаг
За сотни дней в пути измерили.
Нам черный хаос свил в ушах
Гнездо свое, чтоб в рай поверили.
И вот, поверила Душа...

Образы данного пятистишия, а затем и номинация героя как "мастера-строителя", имеют в своей основе отсылку к популярной песне того времени Интернационал <А также и к обществу братьев-каменщиков, правителей лета 1917!> …Слова Ганина о "черном хаосе" соотносятся с призывом "…разрушим до основанья", а слова о "мастере-строителе" с революционной утопией: "Мы наш, мы новый мир построим…"

Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад
" [там же].

Это не после октября 1917, это после февраля 1917 года! Сарай - это "российская цивилизация", пляска мертвецов, продолжающаяся днесь!..

Датировку автором "Сарая" революционным 1917-м годом - мы будем помнить, пытаясь проникнуть в тайну странствий поэтов.

"…Пляска мертвецов в "сарае" показана Ганиным в традициях русских духовных стихов эсхатологического содержания. В разгар "дикой пляски" герой поэмы слышит, как говорит "золотой кумир": "К победному столу, кто званые…". И оказывается, что

Все званые, Сарай - весь мир,
Идут тела, гниеньем рваные,
Отпраздновать последний пир.

В данной строфе содержатся две цитаты, которые прочитываются Ганиным антитетично. Первая связана со словами Христа: "Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званых, а мало избранных" (Мф. 20;16). Вторая, о "последнем пире", аллюзивно связана со строкой Интернационала: "Это есть наш последний и решительный бой". И первая, и вторая цитаты имеют общую основу, Евангельский текст. Так, например, слова Христа "так будут последние первыми" находят свое продолжение в Интернационале: "…Кто был никем, тот станет всем". Итак, "кумир" зовет "званых"; их, действительно, много. Но "избранных" за пиршественным столом нет, а "в кумире дьявол обнаружился". Наталья Солнцева считает, что вся поэма Ганина написана ради этой строки. Возможно, так оно и было.

<...> Пир "званых" у Ганина -- пир вурдалаков и мертвецов, совершающих "кровавое причастие" ("Слышу: дети в рваных лапотках хрустят у Дьявола в зубах")
" [там же]. Действительно, ритуальное заклание младенцев является необходимым элементом полноценной черной мессы (сохранились протокольно-реалистические изображения ее, напр., с участием m -me Монтеспан, фаворитки короля Людовика). А Небо, противопоставленное Сараю, вздувается грозовой тучею - на иллюстрации автора расистски источая на землю символику СС, по леонтьевианскому слову поэта - "…беременное красотой": должной излиться на отпадший в безродно-классовую ересь Мир сокрушительным палящим разрядом.

Пожалуй, в нашу эпоху лабазнического "патриотизма", спросят, чего мог позабыть (кроме карих глаз Зиночки) поэт-родолюб, автор контрреволюционных проповедей, в петроградских изданиях социалистов-революционеров? Ответим на это контр-вопросом. Чем занимался летом 1918 г. в Москве демобилизованный царский унтер Георгий Константинович Жуков? Не знаете? В анкетах и мемуарах он тщательно обтекает сей отрезок своей жизни… Но задававшимся таким вопросом ответил царскосельский реставратор и краевед Федор Морозов-второй. В нач. 1930-х, при капитальном ремонте старого ленинградского дома, был обнаружен тайник революционных лет. И из потаенных документов открылось, что некогда кавалерийский унтер и радикальный революционный оборонец Егор Жуков (а не виртуальный матрос Андреев) - был эсеровским боевиком, участником июльского мятежа и убийства графа фон Мирбаха. (Карьера Г.К. как генерал-адъютанта, доверье к нему И.В.Сталина, тем и обусловилось, что не мог маршал сдаваться немцам, виновный пред ними в терроризме). Для него - в полковой школе хорошо усвоившего армейскую словесность, сменились главковерхи, но война с немцем отнюдь тогда, с подписанием похабного Брестского договора, не кончилась.

…Пронзительные стихи "В застенке", посвященные А.Г., были сложены Пименом Карповым - единственным ново-крестьянским поэтом, уцелевшим в советских репрессиях, знавшем об убитом в московском застенке гораздо больше, нежели это известно нам, не случайно вспомнив здесь о полярных глыбах, в 1926 году - когда, казалось бы, впору было оплакивать Сергея Есенина: 

Ты был прикован к приполярной глыбе,
Как Прометей, растоптанный в снегах.
Рванулся ты за грань и встретил гибель,
И рвал твоё живое сердце враг.

За то, что в сердце поднял ты, как знамя,
Божественный огонь - родной язык,
За то, что и в застенке это пламя
Пылало под придушенный твой крик,

От света замурованный дневного,
В когтях железных погибая сам,
Ты сознавал, что племени родного
Нельзя отдать на растерзанье псам.

И ты к себе на помощь звал Светила,
Чтоб звездами душителей убить,
Чтобы в России дьявольская сила
Мужицкую не доконала выть.

Нет, не напрасно ты огонь свой плавил,
Поэт-великомученик, твою
В застенке замурованную славу
Потомки воскресят в родном краю.

И пусть светильник твой погас под спудом,
Пусть вытравлена память о тебе,
Исчезнет Тьма, и в восхищенье будут
Века твоей завидовать судьбе
.

Карпов не сомневается: Ганин не жертва но борец, бесстрашный, неутомимый, видевший цель, - хотя, из биографий, публикуемых в РФ, это как-то незаметно. Вероятно, осведомлен он, сокрывшийся из публичной (литературной) жизни в 1920-х и пребывавший в советских катакомбах вплоть до начала 1960-х гг., был об учителе существенно лучше, нежели мы.

2.Секретное свадебное путешествие

"О Северной поездке Есенина известно чрезвычайно мало. Полагают, что маршрут молодых путешественников пролегал через Вологду, Архангельск, Умбу, Кандалакшу, Кереть, Кемь и Соловецкие острова…" - рассказывает Александр Потапов [«Главная тайна Есенина», 2015, с.32]. Едва ли не единственное свидетельство (подробное), как сложилась эта поездка, принадлежит Мине Свирской, лишь случаем не ставшей ее участницей: "Летом 17-го года вбежал в Общество Есенин: 'Мина, едемте с нами на Соловки! Мы с Алешей едем!' Это было очень неожиданно и в обстановке, в которой я жила, похоже на шутку. В Обществе работала старая эсерка Софья Карклеазовна Макаева, Женщина резкая, но относившаяся к нам - молодёжи - хорошо, любившая и подшутить над нами. И тут не упустила случая, чтобы не посмеяться над "фантастическими глупостями", которые во время подготовки к выборам в Учредительное собрание могут прийти в голову только бездельникам. Как и очень часто, мне нужно было на Галерную. Есенин пошёл со мной. Придя к Зинаиде, я ей тут же рассказала, что Сергей с Алёшей собрались ехать на Соловки и Сергей пришёл звать меня. Она вскочила, захлопала в ладоши: - Ох, как интересно! Я поеду. Сейчас пойду отпрашиваться к Серёженьке! Так мы называли за глаза Сергея Порфиръевича Постникова, секретаря газеты "Дело народа", непосредственного начальника Зинаиды. Она убежала, быстро вернулась очень довольная, завертелась по комнате, приговаривая: "Серёженька меня отпустил". Вдвоем они стали меня уговаривать ехать с ними. Возбуждение Зинаиды Николаевны, может быть, на какое-то мгновение передалось мне. Но я не могла себе представить, что имею право бросить работу в Обществе, которой в то время, в связи с выборами в Учредительное собрание, было много. Сергей и Зинаида начали обсуждать подробности поездки. Помню, что Сергей с Алёшей должны были выехать раньше, а Зинаида где-то к ним присоединится. Как оказалось, ни у Сергея, ни у Алёши почти не было денег. У Зинаиды была какая-то заветная сумма, которую она предложила на поездку…" ["Русское Зарубежье о Есенине", М., 1993, т. 1-й, с.146]. Мы так внимательно присматриваемся к поездке, ибо наблюдаем поразительную черту биографии ее участников (и причастников), можно сказать, необыкновенную в российской новейшей политической истории: все они гибли под пытками и в расстрельных камерах, но тщательно хранили ее тайну, не раскрывая обстоятельств, ни палачам, ни сторонним исследователям. Более всего, сообщили об этой поездке, собственно, стихи Есенина:

Небо ли такое белое
Или солью выцвела вода?
Ты поешь, и песня оголтелая
Бреговые вяжет повода.

Синим жерновом развеяны и смолоты
Водяные зерна на муку.
Голубой простор и золото
Опоясали твою тоску.

Не встревожен ласкою угрюмою
Загорелый взмах твоей руки.
Все равно - Архангельском иль Умбою
Проплывать тебе на Соловки.

Все равно под стоптанною палубой
Видишь ты погорбившийся скит.
Подпевает тебе жалоба
Об изгибах тамошних ракит.

Так и хочется под песню свеситься
Над водою, спихивая день…
Но спокойно светит вместо месяца
Отразившийся на облаке тюлень
.

Изданные в 1924 ["Поэты наших дней", М., 1924, с.30], эти стихи снабжены датой 1917 года. Мы будет относиться к ним, как к лирическому дневнику, а не как к пространству полета творческой фантазии, ибо есенинской поэзии - достоверность, конкретная реалистичность присуща [см. http://esenin.niv.ru/esenin/smert/tajna-angleter/angleter_1.htm ]. Умба - это село в Кандалакшской губе (тогда небольшое, разросшееся, когда в него согнали "коллективизированных" поморов). Добираться туда проще всего водой, ОТ Соловков. А вот решать, как плыть на Соловки, выбирая между Умбой и Архангельском, можно было лишь в Петрограде: туда ведут разные пути, ветки, связующей Мурманское и Архангельское направления, тогда еще не было. Как видно, Мурман, Кольский п-в был определен целью путешествия исходно, подобно Соловкам. И турпоездка намечалась рискованная: в Баренцевом и Белом морях работали немецкие подводные лодки - атакуя суда, ставя мины, обстреливая побережье. 26 октября 1916 г. (транспорт "Барон Дрейзен") и 18 января 1917 г. (ледокол "Семен Челюсткин") при разгрузке боеприпасов в Архангельском порту произошли в результате немецких диверсий мощнейшие взрывы и пожары распространившиеся на соседние суда, стоив тогда тысяч жертв в населенных пунктах низовий Северной Двины. В 1916 г. немцами был торпедирован крейсер "Гемпшир", которым в Россию шел британский морской министр лорд Г.-Г.Китченер, погибший в катастрофе со всем своим штабом.

Мысль о северной поездке принадлежала Алексею Ганину (в Вологде многажды встречавшему пассажиров, проезжавших с Архангельска, сейчас соблазнившему ею Сергея Есенина). Отплывали в белый полярный день, когда полуночное солнце остается у окоема ("голубой простор и золото…"), выглядывая ночь лишь в черных северных глубинах, свесившись над бортами, из Архангельска: низкий пологий берег, где можно проходить мимо скитов, взирая с палубы на них сверху, это там.

В прозаических автобиографиях и письмах С.А.Есенин тщательно скрывает эту поездку: "1917 г. произошла моя первая женитьба на З.Н.Райх. В 1918 году я с ней расстался, а после этого началась моя скитальческая жизнь, как и всех россиян за период 1918-1921 гг. За эти годы я был… на Мурманском побережье, в Архангельске и Соловках" (автобиография от 20.06.1924). О пребывании в окрестностях Вологды ни слова! Хотя, отплывая в Соловки Архангельском, там приходилось быть, волей-неволей!

Есенин скрывает это, подобно тому, как скрывал он после 1917 г. тесную свою юношескую дружбу с Леонидом Канигиссером, негде не обмолвившись о нем, хотя выдал себя, в "Анне Снегиной" спародировав Лёнины патриотические стихи ("На солнце сверкая штыками…"):

Свобода взметнулась неистово
И в розово-смрадном огне
Тогда над страною калифствовал
Керенский на белом коне


А ведь на Вологодчине венчался, единственный раз в жизни, и, действительно, памятовал об этом! Путешествие к Северному Ледовитому океану - в анкете оказалось не опущено, но передвинуто, на время, после разрыва с Зинаидой (не должной быть воспринятой, как возможная зацепка, «следопытом», идущим по пути путешественника).

Кроме стихов 1917 г., анкетные показания разрушаются многими свидетельствами. Столь же неосмотрительно, поэт датировал разрыв 1918 годом. 29.05.1918 в Орле, в доме жены, у Есениных появилась дочка, нареченная, надо полагать, в честь матери Сергея. Позже, 03.02.1920, уже в Москве, явится на свет второй ребенок - темноволосый Константин (имя тоже не случайное, в честь родины Сергея), копия Зины, о котором у Есенина возникли сомнения в своем отцовстве. Ясно, что расставшись, он бы повода для "сомнений" не имел, а имя стало б бессмысленным.

Он оставил об этом строки, ныне известные в "трансвестированной" версии певицы Анастасии Минцковской:

Вы помните, вы всё, конечно, помните,
Как я стоял, приблизившись к стене, -
взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое в лицо бросали мне


Младенец уже запомнил(!), видимо, одну из последних ссор Сергея с Зинаидой, спросив ее об этом, когда услышал стихотворение: "Мать улыбнулась. Вероятнее всего, характер разговора, его тональность были уже как-то традиционны при столкновении двух таких резких натур, какими были мои отец и мать"… Но согласимся, что сложно так запамятовать события, связанные с первой женитьбой. А память у Есенина была прекрасной! Но таился не только он один… Книга учета соловецких паломников, ведшаяся в 1917 г., сохранена архивными фондами. И в ней ТАКЖЕ НЕТ СВЕДЕНИЙ о визите в 1917 г. на Соловки Ганина А.А., Есенина С.А., Райх-Есениной З.Н. [Л.Карохин "Алексей Ганин - друг Сергея Есенина", 1999].

Татьяна Сергеевна Есенина воспроизводила материнский рассказ, слышанный ею около 1933 г.: "Уже на обратном пути <то есть, прямым путем ранее ехав на Мурман. - Р.Жд.>, в поезде, Сергей Александрович сделал матери предложение, сказав громким шепотом:

- Я хочу на вас жениться.

Ответ "Дайте мне подумать!" - его немного рассердил. Решено было венчаться немедленно. Все четверо сошли в Вологде
" ["Есенин и современность", М., 1975].

Мина Львовна Свирская рассказала иное: "Помню, что Сергей с Алешей д.б. выехать раньше, а Зинаида где-то к ним присоединиться… Больше ничего об их отъезде вспомнить не могу. Некоторое время спустя в Общество пришел Гаврила Андреевич Билима-Пастернак и рассказал, что ездил в Архангельскую область по выборам в Учредительное собрание и на пароходе в Белое море <тогда обратным с Мурмана!> встретил их троих. Сколько времени продолжалась их поездка, не помню. Но помню, что кто-то пришел и сказал, что был на Галерной, и что Зинаида Николаевна вернулась. Я тут же пошла туда. Она писала какую-то служебную бумагу, показала: "Сейчас допишу". Она дописала и повернула в мою сторону, указывая на свою подпись: Райх-Есенина, - "Знаешь, нас с Сергеем на Соловках попик обвенчал", - сказала она… Для нее было до некоторой степени неожиданностью, когда на пароходе Сергей сказал, что любит ее и жить без нее не может, что они должны обвенчаться. На Соловках они набрели на часовенку, в которой шла служба, и их там обвенчали. Ни Сергей, ни Алексей мне об этом ничего не рассказывали" [Свирская, с.147].

Идейная социалистка, активистка эсеровской партии, Мина провела более 20 лет в коммунистических лагерях, окончив дни в Израиле, куда эмигрировала в 1963. Ее мемуары о Есенине посмертно изданы в 1988 г. в Париже и независимы от нашей историографической традиции - сформированной органами госбезопасности, - чем необыкновенно ценны, хотя, порой, содержат ошибки памяти (напр., соотнесение "Русалки" с поездкой в июне 1917 в Павловск) [там же, с.145].

Современники пишут, отношения Зины и Сергея, даже в 3-й месяц знакомства, оставались вежливо-официальными; они были на "вы", симпатизировал он свежей и шустрой 17-летней Мине, более пригодной на роль "еврейской жены" для "деревенского самородка".

А за Зиной в "Деле народа" ухаживал Ганин, считавшийся ее женихом да и бывший более естественной парой роковой немецкой брюнетке из Одессы, учившейся на Высших женских курсах: скаут, военфельдшер со средним гимназическим и средним специальным образованием, с классически-ясным тютчевским слогом, потомок петровского матроса и выданной за него, распоряжением Царя, пленной шведской девицы Ханны.

Т.С.Есенина свидетельствует: "Случайные эпизоды, о которых упоминала мать, ничего не говорили о сближении с отцом".

Кроме того факта, что от М.Л.Свирской скрыли важное и Есенин (считавшийся ее женихом), и Ганин (считавшийся женихом Райх), её мемуары сохранили и 2-й рассказ самой Зины, выдав лукавство той, называвшей разные места сочетания. Не называть, находясь на нелегальном положении, правильных адресов - это было одним из правил народовольческой и эсеровской конспирации.

Уже 3-ю версию З.Н.Райх назовет непосредственному начальнику, секретарю газеты С.П.Постникову, в небольшом спектакле сместив и место, и время венчания - на позднейшее: "Однажды моя секретарша не пришла на службу. Пропадала она три дня, а потом явилась и на наши расспросы радостно сообщила, что ездила с Сережей в Шлиссельбург венчаться". Согласно Мине, о турпоездке на Север он был предупрежден!

Можно усомниться и в акцентах рассказа. Сергей был в гражданском браке ("блудном сожительстве") с Анной Изрядновой, у него родился первенец Юрий, получивший фамилию и отчество отца, до конца преданный ему, отдавший жизнь в 1937 году, свидетельствуя, что отец был убит большевиками, смерть не была суицидной [http://esenin.niv.ru/esenin/people/georgij-esenin.htm ]. Не было у Есенина тех лет религиозности (которую пытается вменить ему С.Куняев), как не было у хорошенькой Зиночки (выгнанной из киевских Курсов за простоту нравов) ханжеской тяги к ветхозаветной "законности" отношений!

Новоявленный муж тоже, кстати, скрывал место и обстоятельства женитьбы: "Мы ехали в поезде в Петербург, по дороге где-то вышли и повенчались на каком-то полустанке", - так представит он их ок. 1919 г. Катерине Эйгенс (25 страничек ее рукописи воспоминаний о Есенине опубликованы лишь недавно) [http://eseniada.narod.ru/iges-o-esenine.html ]. Чтец Владимир Чернявский (+ 1948) оставил иные воспоминания есенинских рассказов: "Сергею доставляло большое удовольствие повторять рассказ о своем сватовстве, связанным с поездкой на пароходе, о том, как он "окрутился" на лоне северного пейзажа" ["Жизнь Есенина", 1988, с.127] – т.е. при нём он излагал версию, ранее уже оглашенную Зиной.

Станислав Куняев записал воспоминания сестры Алексея, Елены, о поездке петроградцев в деревню Коншино: "Помню, как Есенин и Райх, и с братом, приехали к нам. Она в Вологде работала у Клыпина, был такой краевед с частным издательством. Райх секретарем у него была… Приехали, когда рожь клонилась, стучатся в наш дом: "Хозяйка, нельзя ли переночевать?" А мать в ответ: "Сейчас скажу отцу, он пустит!" Брат рассмеялся - она его и признала. Вошли… Утром, я помню, жду не дождусь, когда проснутся. Как раз они на праздник попали после Петрова дня - на престольный праздник нашей деревни… Помню Райх: в белой блестящей кофте, в черной широкой шуршащей юбке. Веселая… А Есенин хорошо играл на хромке - подарил ее Федору, хромка с зелеными мехами. Долго лежала, потом пропала. Федор на ней играл и частушки сочинял:

Эх, вы, сени, мои сени,
Не сплясать ли трепака?
Может быть, Сергей Есенин
Даст нам кружку молока…

<аллюзия на строку: "И на песни мои прольется молоко твоих рыжих коров">

Ну, сразу смех: озорные девчата окружили Есенина, потребовали по кружке молока, и поэт, движением руки, отправил насмешниц к хозяйке дома, к нашей матери. А еще Федор исполнил и такую частушку:

Ах, вы, сени, мои сени,
Были сени - теперь нет.
Был Сергей Есенин стельным -
Отелился или нет?

…После Соловков брат опять заехал к нам в домотканой рубахе (сшил в Вологде)
" [http://www.booksite.ru/lichnosty /index .php?action=getwork&id=336&pid=178?=workabout ].

В куплете мы слышим злой ответ древнему, как Русь, шабесгойскому хазарско-манихейскому похабству [см.: Р.Жданович "Древности руссов", М., "Алгоритм", 2013, гл.2, гл-ка 2-я и дал.] - в "Инонии" бездумно повторявшемуся тогда Есениным, жидовскому выпаду против догмата о Троице в "Преображении" ("Господи, отелись…"), датированному в публикации лишь концом 1917. Знали есенинские стихи в доме Ганиных хорошо, знали еще не опубликованными! И, как видно, в отличие от столичной интеллигенции, не испытывали пиетета к деревенскому альфонсу, политическому и сексуальному.

Рассказ разошелся с рассказами Зинаиды, кроме того, что открыл совершенно неизвестную страницу ее анкеты: она, оказывается (если, конечно, верить Елене), также служила в Вологде [о Клыпине см.:http://www.vologdamuseum.ru/content?id =729], что успешно скрыла впоследствии. Ганин тоже конспирировал это, кустарно выпуская свои сборники, избегая пользоваться местной типографией, не прибегая к блату Клыпина… Как барышня из Бендер, отправившаяся продолжать образование в Петрограде, могла оказаться в Вологде? Вологда лежала на пути между Рыбинском и Архангельском - замерзающим, но, ввиду сложности подъездов к Александровску (Северодвинск) и Романову (Мурманск), - дорога докуда лишь клалась в 1915-1916 гг. ("под каждой шпалой лежит пленный прусский гренадер…" – говорили…), - важнейшим грузовым портом Европейской России. В Рыбинске разместились главные склады военных материалов Русской армии, в июле 1918 г. он станет главным центром антибольшевицкого восстания (менее известным, ввиду секретности сказанного; не будь мятеж очень быстро подавлен, не уведи тогда Савинков повстанцев в Ярославль, избранный политическим центром восстания, большевики были бы свергнуты). Рабочих мест для интеллигентных девиц, порожденных войной (на коммутаторе, на первичной цензуре (поиск по ключевым словам), на пишущей машинке и телеграфном аппарате и т.п…), сулящих вузовскую льготу, в этих местах было едва ли не более, нежели в старых административных центрах Петрограде и Москве.

Что важно, передавая подробности поездки, рассказ точно датирован: гости ехали "как рожь клонилась", после Петрова поста, ко дню Кирика и Улиты 15(28).07, престольному празднику венчальной церкви (семье Ганина чем-то известной и прежде). Северными крестьянами такие праздники очень чтились, даже в сер. ХХ в.. Коншиным поездка не исчерпывалась, ибо, справляя свадьбу, там провели всего три дня, занимаясь некими своими делами, затянувшимися далеко сверх нужного для справления мальчишника, в Вологде.

И вряд ли Елена Алексеевна здесь путала, потому что, годом ранее, Есенин с Ганиным также ездили в Вологду в эти дни, лишь чуть позже (опоздание засекается в памяти, атрибутируя эпизод, не спутывая уже его с соседним): "Благодаря покровительству полковника Ломана, военная служба не была для новобранца <Есенина> тяжким бременем. …17 июля уехал на несколько дней в Вологду с Алексеем Ганиным, с которым познакомился в Царском Селе" ["Есенин", с.95]. 15.07.1916 г. было пятницей. По-настоящему трудившийся за операционным столом, в отличие от "ботаника" Есенина, Ганин в дни, когда в лесах под Ковелем тонул в крови "Брусиловский прорыв", смог получить краткосрочный отпуск лишь в выходные. По версии Библиографического справочника "С.А.Есенин и его окружение", в Вологду Ганин ездил в июле 1916 г., дабы помочь другу с изданием антивоенной поэмы "Галки" (чья рукопись пропала), не пропущенной в Петрограде [http://zinin-miresenina.narod.ru/profile5.html ]. Позволим усомниться, в том, что цензурные дела могли быть преодолимы в 1916 г. за несколько дней, тем более, у Есенина, именно в Царском Селе пребывавшего в сильно привилегированном, "блатном" положении. Но связь с провинциальным издательством в этой версии вновь выплывает! По свидетельству Клыпина, поэты явились у него 18 июля 1916 г.

Зато, чуднЫм становится есенинский стих "все равно, Архангельском иль Умбою проплывать тебе на Соловки ". Как это, "все равно", если в Архангельск попадаешь через Вологду?? А, тайно вожделея к Зине, и самому Сергею (если обращение к себе) не было б равно, он бы предпочитал Умбу, подальше от родины Ганина.

Через 15 лет после гибели Алексея, и ровно в 22-ю годовщину того приезда на Вологодчину, в ночь на 15.07, его спутница будет зверски убита «неизвестными» - проникшими в элитную квартиру Мейерхольда (арестован 20.06.39) через балкон, оглушив домработницу Чарнецкую и нанеся скрученной хозяйке 17 ран финками, не обращая внимания на ее крики. Константин Сергеевич - по его рассказу в письме к Матвею Давидовичу Ройзману - покинул квартиру 13.07.1939 г., он выезжает на Рязань, на родину отца, прибывая туда тоже на 15.07 ["Есенин", с.638]… А ведь, на новый стиль, это был день рождения - его матери (03.07.1894 Ст.ст.). Sic !

Расхождения стилей 15.07.1917 и 15.07.1939, на самом деле, не было. Тихонианский собор 1918 г. (стихи А.Ахматовой "Когда в тоске самоубийства народ гостей немецких ждал\ и дух суровый византийства от Русской церкви отлетал…" - это как раз о нём!) перевел календарь РПЦ на нов.стиль, перескочив 13 дней, подобно календарю ленинской государственности РСФСР (современное старостильничество МП это мимикрия 1940-х гг.: плагиат с ИПЦ - ИПХ). И день Кирика и Улиты в 1930-х гг. падал в сергиянской (и евлогиянской, облюбованной в Зарубежье декадентскими философами и поэтами) церкви на 15.07 гражданского календаря.

Не добив Чарнецкую и так и не прикончив Зинаиду, буквально изрешеченную финками но умершую лишь через 2 часа, уже в «Скорой», - так, что всё это больше смахивает на пристрастный пыточный допрос без протокола – именуемый чекистами «моментом истины», однако, сорвавшийся, т.к. жертва стала кричать и звать на помощь, - покинув дом по парадной лестнице и уехав на черном автомобиле(!), налетчики исчезнут в неизвестности. В июле 1941 года - когда тюрьмы чистили от ставших опасными во время войны "врагов народа" (к слову) - с обвинением в этом налете, будут казнены сразу три группы московских уголовников (даже если Чарнецкая была наводчицей, - лучше кого-либо знавших, что после ареста хозяина по 58-й статье, ценностей в доме не оставляют!).

Итак, дочь германского выкреста, в России поменявшего протестантизм на православие, и беспоместной русской дворянки, скрывала Зинаида Августовна Райх свои поездки на родину Ал.Ал.Ганина недаром, отнюдь недаром! И, хотя Алексей никого не выдал на допросах в 1924 г. (чекисты не узнали о тайнике под домом в Коншино, где хранился его архив, сгоревший много позднее), от всевидящего ока к 1939 они не укрылись, оказавшись вменены и ей, даже спустя 22 года…

Не с этими ли поездками связано было в далеком 1925 г. убийство Сергея Есенина - уже автора тогда "Стансов" (не говоря о прочей "советской" похабщине), безусловно доказанное к настоящему времени?

Визуальное изучение опубликованных фотоснимков (фотограф Матвей Наппельбаум) и зарисовок (художник Василий Сварог) тела Есенина [по книге: В.Кузнецов 'Есенин. Тайна смерти (казнь после убийства)', издания 2004 и 2006 гг.; рисунок Сварога см.: 2004, вклейка, перед стр. 193] показывает различимые простым глазом тяжкие травмы, наносившиеся ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО:

Отек левой скуловой кости, глазница запала, левый глаз вытек;

Травма носового хряща, нанесенная незадолго до смерти и окоченения; Диагональный пролом межбровья, нанесенный твердым прямоугольным предметом (предположительно рукоятка пистолета) ударом слева;

Касательное пулевое отверстие под правой скулой (рисунок; на ретушированном снимке нет);

Пулевое отверстие в правом нижнем краю межбровного пролома, близкое к нормали. Выстрел из оружия малой мощности и калибра - используемого палачами


Поскольку покойным В.И.Кузнецовым был опубликован рассказ б\чекиста Леонтьева (в передаче свидетеля – военного строителя Титаренко), по его собственным словам, произведшего смертельный выстрел в приведенного в 'Англетер', оказывавшего активное сопротивление попыткам Блюмкина и Леонтьева себя 'опустить' (по утверждению Леонова - кастрировать; сам по себе, эпизод подтверждается расстегнутыми штанами на снимках) Есенина, фиксируем следующее.

Смертельный ('контрольный') выстрел был произведен - уже после нанесения удара в межбровье, и спустя некоторое время после ударов в лицо (на скуле успел образоваться отек). Потому, более правдоподобным выглядит, что 3-дневный допрос Есенина (24 - 27 декабря), шедший без эксцессов (желудок трупа содержал до 300 г пищи 6-часового срока, включая вино), но выдаваемый его набухшими веками на снимках, перешел в попытку 'опустить' допрашиваемого. Оказывавший сопротивление (по рассказу, схватив тяжелый канделябр) был ранен выстрелом слева (касательное ранение) и жестоко избит, после чего, добит ударом рукоятки пистолета в лоб. Затем, умиравшему было стянуто горло (по данным медэкспертизы, язык прокушен, как при удушье, при отсутствии странгуляционной борозды и перелома гортани), и произведен 'контрольный' выстрел - сделанный в область переносицы (нормальное ранение). Выстрелы и удар пистолетом наносились противником, находившимся слева, контролировавшим правую (писавшую?) руку арестованного.

…В наше время стали известны метрические записи (Госархив Вологодской обл., Ф.496, оп.38, д.186, л.164), отысканные ленинградским краеведом Н.Н.Парфеновым: "30 июля 1917 года в Кирико-Иулитовской Толстиковской церкви Вологодского уезда сочетались первым браком крестьянский сын Сергей Александрович Есенин и девица Зинаида Николаевна Райх. Ему - 22 года. Она на год старше. Таинство совершили священник Виктор Пентов с псаломщиком Алексеем Кратировым. Одним из поручителей был русский поэт Алексей Алексеевич Ганин". Ганин вместе с купеческим сыном Дм.Дм.Девятковым был поручителем со стороны невесты, а поручителями со стороны жениха стали местные крестьяне Павел Павлович Хитров и Сергей Михайлович Бараев…". Не сохранись этих записей - историки доныне перебирали бы молчаливые архивы Соловков, гадая о причинах отсутствия записей о женитьбе Есенина и Райх! А Бараев – не простой «местный крестьянин». Среди потомков Филиппа Васильевича Быстрова - сотрудника С.М.Бараева, редактора вологодской газеты "Вольный голос Севера", бытует семейное предание, что венец над головой Сергея, вместо уставшего шефа, держал тогда именно Быстров [http://www.proza.ru /2014/08/12/1980].

  1980
(мемориальная доска на месте снесенной Кирико-Улитинской церкви)

Путешественники закончили свои дела в Вологде (угостив в ресторане Машу Ганину), не забыли отметить дни рождения Алексея и даже Самого Николы-Угодника, покровителя рисковых морских путешественников; венчание шло торжественное, вряд ли спонтанное: в воскресение, с совместным причастием брачащихся. Творилось таинство в день св.Иоанна-Воина (он же день св.Валентина по восточным святцам), перед заговеньем на Успенский пост.

Времени на круиз по Беломорью - МЕЖДУ отъездом из Петрограда в Вологду и "внезапным" венчанием бывшей и приятеля - у путешественников не оставалось.

Сойдя в Вологде, наведавшись в Коншино, управившись с делами, молодые хорошо попраздновали в вологодской гостинице "Пассаж", повернули к Кубенскому озеру (село Толстиково), завершили формальную часть, и уже оттуда, как планировали, поехали вчетвером с неведомой нам целью по обителям Русского Севера. Это немаловажно, ибо "некоторые исследователи полагают, что Есенин и Райх поженились в шутку, просто надо было найти какой-либо предлог для того, чтобы запросить денег у родителей Зиночки на обратный путь до Москвы, свои-то денежки незадачливые путешественники уже потратили…" ["Главная тайна Есенина", с.42].

  131
(Спасо-Прилуцкий монастырь)

Ст.Куняев рассказывает так: "В июне 1916 г. болезнь избавила поэта от казармы. Он вернулся в Вологду. На следующий год в гости нагрянули Сергей Есенин с Зинаидой Райх. Поездка на Соловецкие о-ва завершилась для них 4 августа венчанием в Кирико-Улитовской церкви. Алексей был поручителем невесты. Затем они отправились в свадебное путешествие в Коншино - родную деревню Ганина". Дата неточная. Использованная Куняевым справка, хранимая в ИМЛИ (копия с копии), искажая дату бракосочетания - повторенная им, добавляет загадок к этой странице биографии Есениных, маскировавшейся кем-то уже давно. Рассказ же о болезни, избавившей поэта от казармы, неприменим к Алексею Ганину - никак. Обладая двойным средним образованием, окончив медицинское училище, он служил не в "казарме", а в военном госпитале, и путь оттуда ему был лишь в школу прапорщиков, куда толкали в т.г. и с 2-классным начальным образованием, но удерживали в тылу медработников - еще более дефицитных. Сослуживцы всегда отзывались о нем, как об очень хорошем, грамотном, предприимчивом медике. И поясним здесь, к слову, что анекдоты, сочинявшиеся про дореволюционных фельдшеров дореволюционной люмпен-интеллигенцией с дипломами медфаков (типа таганрогского купчика Чехова или киевского кутейника Булгакова), не имели ничего общего с реальными русскими фельдшерами, мастерами очень высокого класса, отличными от своих привилегированных коллег лишь отсутствием университетских значков (дававших дворянские права).

Ганин - в отличье от соратников по литературному цеху - был бесспорным специалистом, очень хорошо образованным! Марья Кондакова (урожд.Ганина) вспоминала о нем: "Дом у нас был с мезонином. В мезонине было много полок с книгами. Брат спал на полу. И Есенин, когда к нему приезжал, спал на полу. В июле 1917 г. я уехала в Вологду готовиться к экзаменам". Там, в Вологде, к ней заглядывал брат, вместе с Есениным, - "оба были в одинаковых костюмах", - пригласив ее отобедать в столовой гостиницы "Пассаж" [http://www.booksite.ru /lichnosty /index .php?action=getwork&id=336&pid=178?=workabout ].

  Ганин Алексей Алексеевич
(А.А.Ганин, работа художника А.А.Сергиенко)

Странная штатская жизнь в начале 1917 г., как и "болезнь", позволившая, якобы (формально), уволиться в военное время, не помешают Ганину служить по специальности на родине, нелегким трудом земского медика, а в июне 1918 г. вступить военфельдшером на службу в РККА (Северный фронт, Пинежский участок). И род его занятий (подлинных) в 1916-1917 оказывается для нас едва ли не важнейшей загадкой, как и то, почему Есенин и Райх (и сотрудник ИМЛИ некогда получавший копию в вологодском ЗАГС) шифровали свои поездки в Вологду, еще в те дни, когда Ганин служил в РККА?

То, как рискованно, на грани фола он "проверял" друзей, на предмет связей тех с политической полицией, выдают эпизоды, вроде бы "шутливые": '…сидели Алексей Ганин, Есенин, Иван Приблудный и еще кто-то из общих знакомых. Ганин на салфетке стал писать в шутку членов будущего правительства, считая, что большевики долго не продержутся. Министром просвещения он записал Есенина. Есенин побледнел, потребовал зачеркнуть его фамилию, говоря, что такими шутками не время заниматься. Ганин тут же заменил фамилию Есенина на восемнадцатилетнего Ивана Приблудного. Видимо, кто-то из присутствующих за столом донес об этом случае в ГПУ' [http://esenin.niv.ru/esenin/smert/tajna-angleter/angleter _1.htm ]. Сейчас известно, что сексотом уже не первый год был Иван Приблудный.

Что имеем право мы предположить, в пределах изложения ФАКТОВ? Вопреки семейной – вполне еврейской традиции (традиции олигархии Бендер, после 1917 числившей себя «рабочими и крестьянами»), Зинаида была чужда социал-демократического движения (сообщества политических дегенератов начала ХХ в.), сделавшись активисткой социал-революционной партии, организовав и возглавив целое «Общество распространения эсеровской литературы». Она прекращает членство в спиридоновской партии (согласно Куняеву, по требованию мужа; блаженны верующие…), устраиваясь на службу в Наркомпрод в нач. 1918 года. Есенин, как мы помним, был близким знакомым Леонида Канигиссера, о коем замолчал после 1917 г..  

  260
(Итоги выборов в Учредительное собрание)

Вологда вообще была «лабазническим», контрреволюционным - антибольшевицким городом, одним из важнейших эсеровских центров, в ее типографии издавался «Голос свободного Севера» - третья по значению в России эсеровская газета, здесь трудились в 1917 г. Питирим Сорокин и Сергей Маслов. В 1-й\2 1918 г. возглавлявший эсеровскую организацию Маслов – несогласный с пробольшевицкой линией Марии Спиридоновой, вместе с революционными оборонцами Николаем Чайковским, первым русским национал-социалистом, и ренегатом юдо-большевизма (в нач. 1900-х автором афоризма о необходимости еврейского погрома в РСДРП) Григорием Алексинским - подготовит и осуществит свержение большевицкой власти на Беломорье. Деяние - советскими источниками подававшееся как «интервенция» (реально союзных войск, жульнически объединяемых с германским воинством финнов, прибыло мало, большинство их составляли чешские, сербские и др.славянские формирования)… Естественно, вступив в бой с креатурами Вены и Берлина (питавшимися деньгами Н-Йорка), вооружившими многотысячные - идеально организованные отряды немецких военнопленных, восставшие попытались опереться на военных противников Германии, недавних союзников Российского государства!

В большевицкую армию, противостоявшую контрреволюционерам, добровольцем тогда вступит демобилизованный поэт-антисоветчик, медицинский спец Алексей Ганин… Подполье на Северном фронте красных – это не вымысел, и не догадка. Один из руководителей Крестьянской партии, в 1927 г. нелегально посещавший СССР, напечатавшийся под псевдонимом Лозинский, сообщил, как среди его контактов обнаружился: «…«Старый друг еще довоенного времени. <Лев Николаевич Ростов>, лет 45, бывший полковник ген. Штаба. Служил начальником штаба разных красных армий на северном фронте, вел подпольную работу в красной армии, лично хорошо знаком с Тухачевским, человек смелый, энергичный, хороший специалист генштаба; в конспиративной работе спокоен и осторожен; заклятый враг большевиков, по своим взглядам – демократ; но в случае войны допускает диктатуру военную. <...> Энергично работает по распространению литературы в Красной Армии». Лев Ростов – фигура не выдуманная. До 1930 года он служил в штабе Ленинградского округа. Видимо, стал жертвой сталинской операции «Весна» по уничтожению дореволюционных кадров. Во время нее в 1930 году было расстреляно 90 % старого офицерства, служившего в Красной Армии» [http://www.svoboda.org/content/transcript/371933.html].

После поражения в Гражданской войне, на базе сохранившегося эсеровского подполья и сотрудников Тимирязевской академии, в 1920 г. Сергеем Масловым была в Мосвке (! – а отнюдь не в эмиграции) образована Трудовая Крестьянская партия («Крестьянская Россия»). Именно по ее делам - будут в 1930 году арестованы Николай Кондратьев и Александр Чаянов, а в 1939 г. Николай Вавилов. После арестов ВЧК осенью 1910 и весной 1921 гг. (расколоть арестованного не удавалось, а свидетельств обвинения не было), Маслов переходит польскую границу. «По рекомендации Милюкова Сергея Маслова 20 февраля 1922 года принимает президент Чехословакии Томаш Масарик. От властей Чехословакии Сергей Маслов получил дотацию для издания сборников «Крестьянская Россия». В их редколлегию наряду с Масловым, Бемом и Аргуновым вошел в качестве интеллектуальной «звезды» прибывший в это же время в Прагу социолог профессор Питирим Сорокин. Редакторы обещают платить гонорар, и в сборниках начинает участвовать вся пражская интеллектуальная элита:  профессора историк Александр Кизеветтер, юристы Николай Тимашев, Сергей Завадский, Константин Кочаровский, экономисты Дмитрий Иванцов, Станислав Прокопович, Борис Бруцкус, Станислав Иванович. Сам Сергей Маслов печатает труды «Россия и возрождении крестьянства» и «Восходящая сила» проводя сравнительный анализ аграрных реформ 1918-20 годов в 13 странах Европы. Сергей Маслов считал, что при всех режимах большинство населения России было дискриминировано, и речь идет о восстановлении справедливости: «Россия искони и до сегодняшнего дня крестьянская по составу своего населения и по объективному значению крестьянства никогда до сих пор не была крестьянской по тем мотивам   и силам, которые руководили ея государственной властью. Государственная власть всегда оставалась анти-крестьянской и потому в значительной части своей деятельности анти-государственной. Значение крестьянства далеко расходилось с его положением.  С эти старым, всегда болезненным и с 1917 года ставшим роковым для России противоречием должно быть покончено. Таково основное политическое дело, которое история возлагает на плечи поколений России, общественно уже живущих и действующих и только вступают в жизнь для действия»» [там же].

Михаил Соколов говорит: «Гибель Сергея Маслова пока остается загадкой. В имеющихся в моем распоряжении официальных ответах ФСБ и Генпрокуратуры утверждается, что документов о репрессиях в отношении Сергея Семеновича  Маслова «на территории Российской федерации не имеется». В допросах членов ТКП, арестованных в Праге в 1945 году, нет ссылок на какие-либо показания С.С.Маслова, и лишь однажды один из задержанных указывает, как на общеизвестное, на арест лидера партии советскими органами госбезопасности. Аресты всех активистов «Крестьянской России» в Праге уничтожили не только организацию, но и память о ней. Из лагерей в Чехословакию вернулись единицы – такие как Николай Быстров, живший в Праге и работавший переводчиком. Уцелел живший в Югославии один из лидеров молодежного крыла «Крестьянской России» Георгий (Егор) Малахов. После высылки из Югославии в СССР в 1958 году Малахов  был определен на жительство в город Канск Красноярского края. Георгий Александрович скончался в Канске в 2005 году возрасте почти что ста лет. Его многотомные мемуары находятся на хранении в библиотеке-архиве «Русское Зарубежье…» [там же].

Членов ТКПР, людей высочайшей идейной мотивации, выделяет, объединяя с участниками ганинских групп, поразительная стойкость на пыточных чекистских допросах, так, что особых – демонстративных политических процессов ТКПР даже не проводилось. В отличье от Шахтинского и процесса «Промпартии», крестьянских подпольщиков - не удавалось сломать, «подготовив» для антифашистского «суда».

Эти обстоятельства должно иметь в виду, дабы не оскорблять памяти людей, погибших как бойцы, возводя на них кличку «жертв», нуждающихся в «реабилитации», от лица ВРАГА.

3.И никто не минует тот путь…

В 1923 г., в столовой на Мясницкой, Ганиным, Есениным, Клычковым и Орешиным отмечалось пятилетие Всероссийского союза поэтов. Встречный чекист в кожаной тужурке обозвал их антисемитами, дебоширами, пьяницами и русскими хамами. Никакой пьянки не было: родовой генетической чертой Ганиных является непереносимость алкоголя.

Сергеем Есениным - не знавшим навыка подпольной работы, не понимавшим того, в ЧЬЕЙ СТРАНЕ он живет теперь, после 1917, поддавшись на эту провокацию, - хам был, взаимообразно, причем биологически точно, назван "жидовской мордой".

Будь морда иной, последствий это бы, возможно, не имело. Но "пострадал" Марк Роткин, и Сергея с друзьями немедленно задерживают, увозя в милицию. "Русские мужики - хамы!" - бросил Роткин вслед. О происшествии не замедлили оповестить редакции московских газет. Тотчас, дождавшись отмашки, началась травля "русских фашистов". Первым откликнулся некто Сосновский, по определению Есенина "картофельный журналистик" (ныне Сергей сказал бы, что колорадский!): "Лично меня саморазоблачение наших поэтических "попутчиков" очень мало поразило. Я думаю, что если поскрести ещё кое-кого из "попутчиков", то под советской шкурой обнаружится далеко не советское естество…"

Вскоре состоялся "суд"; пока "товарищеский". Братья-писатели вынесли "антисемитам" порицание. До следующего суда, выписывавшего приговор Ганину, оставался год.

Как это и полагалось, биндюжники, сменившие пулемет на пишущую машинку, торили дорогу биндюжникам в кожанках, из здания на Лубянке. Пропагандистская кампания - была преддверием ареста и политической расправы. И, получив предупреждение, Есенин, Клюев, Клычков, Орешин исчезают из столичной жизни. Ганин - бывший главным объектом охоты революционных карателей, прикрывая друзей, остается в Москве. Накануне ареста он появляется у Ольги Николаевны Вышеславцевой, прощаясь: "Ну, охота за мной хорошая идет, други! Пожалуй, что мы не увидимся больше!"…

"При аресте у поэта были обнаружены тезисы "Мир и свободный труд - народам", которые, по сути дела, являлись манифестом народного сопротивления большевистской диктатуре, хотя сам арестованный заявил, что тезисы представляют собой наброски к роману. Делом Ганина занялся обер-палач ЧК Яков Агранов, который "вскрыл" целую антисоветскую группу, получившую в ОГПУ название "Орден русских фашистов". В эту группу, кроме Ганина, входили поэты Петр Чекрыгин, Владимир Галанов, Григорий Никитин, поэт и художник Виктор Дворяшин, литератор Александрович-Потеряхин и другие - в общей сложности 14 человек. Алексей Ганин был объявлен руководителем группы и 30 марта 1925 года расстрелян вместе с шестерыми товарищами. Семеро избежавших смерти были сосланы в Соловки, туда, где - вот зловещее совпадение! - несколько лет назад Ганин побывал вместе с Есениным и Райх", - пишет А.Н.Потапов [с.50]. Здесь надо помнить, что "фашизм" это термин коминтерновской пропаганды, лишенный объективного содержания, начавший обкатываться именно в те годы. Если б испанские фалангисты одержали победу раньше Муссолини, празднуя 09.05, мы доныне бы говорили, не о "немецком фашизме", а о "немецком фалангизме". А секретная жизнь Алексея шла уже в 1916, задолго до "фашизмов". Должно говорить о боевой организации Трудовой Крестьянской партии России, готовившей уничтожение заправил Коминтерна, в те месяцы съехавшихся в золотоордынскую столицу Москву.

В путинской пропаганде культивируются мифы, о "цивилизованности", якобы, следственных органов 1920-х годов, о реальности тех "контрреволюционных" дел, что были созданы оными. Ложь! Лживость свидетельствуют пятна крови, которыми залиты листы "тезисов", выдавая пытки, коим подвергали простонародных интеллектуалов захватившие в России власть интернационалисты. Из 14 человек, схваченных чекистами, шестеро погибли под пытками [сообщение Н.Н.Брауна], двое сошли с ума, оставшиеся были в таком состоянии, что предъявить их гласному "суду" не имелось возможности.

Сохранился протокол допроса, снабженный датой 17.11.1924. "Валяя ваньку", терзаемый теломеханиками ОГПУ, Ганин не называет никого, кроме заведомо недоступных революционным катам: иностранки Дункан и находящегося в соседнем государстве (ЗакСФСР), под покровительством Кирова и Орджоникидзе, Есенина, и неинтересных следствию - расшифрованных чекистские агентов Марцелла Рабиновича, Сергея Коненкова и Галины Бениславской: "Я приехал сюда, в Москву, как в центр научной и литературной работы. Но приезд мой оказался роковым. Я оказался в крайне отчаянном положении: без работы, без комнаты, без денег. И так продолжалось до ареста. Питался я большей частью в кафе Союза поэтов "Домино". Позднее - "Альказар" и "Стойло Пегаса", ночевал, где застанет ночь. Таким образом, моя "конспиративность" есть не более как хроническое безденежье и отсутствие комнаты. <...> Вечера до глубокой ночи проводил в кафе, пивных, а ночевать уходил к моему бывшему другу поэту Есенину, в дом "Правды" по Брюсовскому переулку, где познакомился с его тогдашней женой Галей. <...> В доме "Правды" после процесса ("Дело четырех поэтов") ночевать было нельзя. <...> В это же время, а может быть несколько раньше, меня познакомил Есенин с Айседорой Дункан, как со своей бывшей женой… из всех знакомств у Айседоры, у меня осталось одно, скульптор Конёнков, у которого я был однажды с Есениным и Рабиновичем. Осматривали мастерскую Конёнкова, эту необычную сокровищницу, разговоры исключительно были о скульптуре. <...> В день ареста я …уходил покупать пальто на Смоленский рынок, т.к. накануне получил семьдесят рублей в "Хлебопродукте" (жалованье).

С наступлением зимы, в тот момент, когда мне казалось, что еще на неопределенное время остаюсь без крова и без всякой возможности жить и работать, мне встретился Вяземский <в книгах В.И.Кузнецова ошибочно числится 'князем Волконским'>, и я рискнул, тем более, он сам легко согласился. Сознаюсь, у меня в душе вскипало не раз возмущенье и острая боль против некоторых сторон современной жизни. Особенно в те моменты, когда я, в тягчайшее время борьбы трудящихся за свое освобождение, переносивший с народом, как его составная, органическая часть, те бесчисленные лишения - голод, холод и проч., в настоящий момент нахожусь еще в худшем положении, тогда, в эти моменты, глядя на тех непманов и карьеристов, которые не знают, как и куда измотать свои червонцы, не возмущаться не мог. А в литературе? Вот я, с детства воспринявший жизнь трудового народа, вынесший путешествия на крышах вагонов, евший 1\8 хлеба, по мере своих сил и способностей помогавший в борьбе в тяжелое время 1919-1920 годов, не имею теперь стола, где мог бы писать, тогда как такие, как граф А.Толстой, я говорю это не из желания злобы, а просто указываю как на факт, просидевшие тяжелое время за границей, имеют и постоянный ночлег и своей халтурой зарабатывают сотни червонцев. Я халтурить не мог, а серьезные вещи, да еще о таком времени, как наше, конечно требуют десятка лет работы с наблюдениями. Тут вы спрашиваете и о фашизме, и о Национальном комитете, и о заговоре к вооруженному восстанию, захвату власти, и о терроре, и просто об агитации. Объединяя случайный материал, повторяя собранный мной, из официальных изданий, из случайных фраз и белогвардейских листовок для моей работы, "Тезисы", я полагал, что не делаю особых преступлений. В этих "Тезисах" я не выразил никакой государственной тайны, потому, что никакой тайны я не знаю. Это то, что изо дня в день обсуждается и официальной прессой, и то, что повторяет и образованная, и необразованная чернь России и Европы. <...> О существовании национального комитета, о существовании типографского шрифта или оружия или взрывчатых веществ я не знаю. И никто мне об этом не говорил. Что касается лично меня, то в этом направлении я не предпринял ни одного делово-конкретного и вообще никакого шага. <...> Примите мое раскаяние и, если можно, оставьте мне жизнь
" ["Наш Современник", N 4, 1992].

Имея медицинские познания и богатый опыт наблюдений над тяжелоранеными людьми, Алексей инсценирует сумасшествие - по настоящему (в отличие от киношных тюремных инсценировок Тер-Петросяна и прочих красных террористов, рекламировавшихся советским кинематографом), определенный медиками как психически невменяемый. Но, невзирая на это, смертный приговор был вынесен и утвержден. Крещеный во им.св.Алексия-мученика (09 августа), Алексей Алексеевич Ганин будет 30 марта 1925 года секретно осужден по "делу "Ордена русских фашистов" – под которым должно понимать боевую, террористическую ячейку «Крестьянской России», тройкой, в составе В.Менжинского, Г.Бокия и Я.Петерса, сформированной по предложению председателя ВЦИК СССР Абеля Енукидзе.

"Приговорён" к исключительной мере наказания. Алексей Ганин дострелян в здании Бутырской тюрьмы [свидетельство Питера Свирь, 4-юродного племянника поэта], после пыток, которыми руководил начальник 7-го отдела ОГПУ Абрам Славотинский. Дата гибели и место захоронения остаются неизвестны…

И снова горящие звуки
Я брошу на бездны морей.
И в камень от боли и муки
Моя превратится свирель.

Луна упадет, разобьётся.
Смешаются дни и года,
И тихо на море качнётся
Туманом седым борода.

Под небо мой радужный пояс
Взовьется с полярных снегов,
И снова, от холода кроясь,
Я лягу у диких холмов.

Шумя, протечёт по порогам
Последним потоком слеза,
Корнями врастут мои ноги,
Покроются мхами глаза.

Не вспенится звёздное эхо
Над мёртвою зыбью пустынь,
И вечно без песен и смеха,
Я буду один и один.

   (Алексей Ганин "Русалка", Печенга, август 1917 года)

Роман Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.