Как-то раз меня поставили в наряд дневальным по парку. Дежурным по
парку был назначен мой друг - Лёня Казакевичус. После того как
стемнело, мы включили в парке освещение. Затем походили по вверенной
нам территории. Периодически, как бы невзначай, мелькали в калитке,
выходящей на окна дежурного по части, чтобы он видел, что мы несём
службу и не спим.
- Гоша, - тряхнул меня за плечо Лёня. - Как же ночью быть? Мы совсем с
голоду помрём! Давай что-нибудь придумаем.
- У тебя деньги есть? - спросил я его, впрочем, уже зная ответ.
- Откуда... - развёл друг руками.
Я молча достал из кармана НЗ - рубль. Казакевичус завопил от радости и
избытка чувств начал обниматься. Потом тут же обрисовал обстановку:
- Давай, я пока покараулю, а ты - в магазин!
Также молча я двинулся к забору. Лёню посылать смысла не было: каждый
раз при попытке самовольно добраться до магазина, его ловили патрули.
Меня же - тьфу-тьфу-тьфу - ни разу!
Вообще, о ефрейторе Казакевичусе стоит рассказать подробнее. Родом он
из Литовской ССР. Мать и отец - простые работяги. Семья многодетная. У
Лёни с детства были проблемы с почками, и в военкомате ему выписали
«белый билет». Но в год его призыва, как говорил сам Казакевичус, по
плану катастрофически не хватало новобранцев, и военком обманным путём
уговорил Лёню сходить в армию, пообещав ему «тёплое местечко».
В свои двадцать четыре года, характер и мышление Казакевичуса не
отличались от качеств подростка. Но этот коренастый «подросток»
никогда не давал себя в обиду.
Пользуясь его отличным умением владеть мастерком, вышестоящее
начальство частенько использовало Лёню на ремонтах личных квартир и
дачах. Казакевичус также вкалывал на старших офицеров штаба нашей
Пятой Воздушной Армии. Сутками напролёт Лёня со своими земляками
пропадал на выездах. О финансовой благодарности «работодателей» не
стоило и мечтать, если уж даже обеды работягам возили в бачках из
солдатской столовой.
Правда, при очередной знаменательной дате и последующей раздаче лычек,
Казакевичусу было присвоено звание ефрейтор. И, хотя, он шумно
возмущался, типа, оно ему не надо, вечером, высунув от усердия язык,
Лёня отчаянно припаивал утюгом к погонам «позорные» лычки.
Самая характеризующая черта Казакевичуса - постоянное чувство голода!
Мой товарищ всегда хотел есть! В столовой садиться с ним рядом было
опасно. Если зазеваешься, он мог умыкнуть мясо из твоей тарелки прямо
руками. У неосторожного бойца, державшего в руках печенье, конфету или
сухарь, при приближении Лёни, «вкусности» моментально исчезали в
желудке ефрейтора. И ещё: во время приёма пищи мой друг не пережёвывал
тщательно еду, а просто глотал. Как утка.
«Запомни, Гоша, - учил он меня за столом. - Когда долго жуёшь, ты
скоро есть не захочешь. А когда глотаешь, чувство голода не проходит.
И тогда пузо можно ещё чем-нибудь набить!» В ответ я отодвигал свой
поднос с «ещё чем-нибудь» от приятеля подальше и периферийным зрением
зорко наблюдал за его движениями. Лёня же рассовывал хлеб по карманам
и, между делом, объяснял сидящим напротив узбекам о вреде варёного
сала (во втором блюде) для мусульман. Джигиты согласно кивали, но
подносы придвигали поближе к себе.
Помню, как-то пошли мы с Казакевичусом в увольнение. Сначала гуляли,
ели мороженое, пирожки, пили квас, морс. Потом на оставшийся рубль
(мой) решили пойти в кино. Подходим к кинотеатру «Аркадия», а рядом с
ним стоит пожилой грузин в кепи-«аэродроме» и продаёт вареную
кукурузу. Пятьдесят копеек за початок. Аромат -
сногсшибательно-непередаваемый! Лёня остановился возле продавца. Кадык
у него нервно заходил.
- Слушай, Гоша, - сказал друг. - А может, ну его, это кино? Что мы, в
части телевизор не посмотрим?
- Лёня, времени ещё полно! - возмутился я. - Да и фильм посмотреть
охота.
- Так, отдавай мне мои пятьдесят копеек (это с моего же рубля!) и иди
в своё кино один!
- Эй, сынки! - обратился к нам грузин. - Идите, идите в кино. А вот
вам от меня!
Продавец вынул из своего мешка два громадных початка и вручил нам,
каждому по одному.
- Ешьте, сынки, на здоровье!
- Спасибо!
- Спасибо!
Лёня бросился обнимать доброго человека. Затем мы двинулись к кассе
кинотеатра. Ещё до фильма мой товарищ «заточил» полтора початка.
Да-да, в какой-то момент я неосторожно опустил руку с кукурузой!
Естественно, Казакевичус решил, что я насытился.
В части, когда Лёня подходил к кому-нибудь из солдат, у него вместо
«привет» и «как дела», неизменно звучало: «Есть, что пожрать?»
Некоторые приколисты частенько опережали Казакевичуса и первыми
задавали ему его же коронный вопрос. В этом случае мой друг всегда
оскорблялся и после долго не разговаривал с «обидчиками».
Продолжу повествование. Я двинулся к бетонному забору с колючей
проволокой. Там, в одном месте, известному узкому кругу лиц, приличный
кусок «колючки» просто отодвигался на шарнирах в сторону, позволяя
беспрепятственно покидать родную часть.
В продуктовом магазине на Проспекте Патриса Лумумбы, уже знакомая
продавщица выдала мне булку хлеба и металлическую консервную банку
тушёной капусты с рисом и мясом. Были тогда такие, весом по четыреста
грамм. Хорошая тётка, та продавец. Один раз от зашедшего патруля
спрятала меня в подсобке. А когда в магазине кончалась колбаса по два
двадцать, для меня всегда находился килограммчик. Уж очень вид мой был
худосочный!
Вернулся я в парк. Поднялись с Лёней в дежурку, обычный кунг с ПАРМа
(передвижной авторемонтной мастерской) на сваях. Свет включать не
стали, типа, по территории ходим. Да и освещённый плац хорошо видно:
вдруг кто в нашу сторону пойдёт. Неосторожно выложенная мной на стол
сдача исчезла в карманах друга.
- Гоша, ложек нет?
- Нет, я же не знал, что мы есть ночью будем. Давай свой ножик.
Казакевичус достал свой любимый перочинный нож. От частой точки его
жало стало шириной всего около семи миллиметров, а в длину около пяти
сантиметров. В полумраке будки, лишь лампа у ворот бросала в маленькие
окошки тусклый свет, я нарезал всю буханку, открыл консервную банку и
пригласил Лёню к столу. Товарищ забрал у меня свой нож и, за неимением
ложки, принялся им плашмя черпать капусту с рисом.
Ели молча, лишь чирканье металла об металл и чавканье товарища
нарушали тишину. В банку лезли строго по очереди. Раз я - два раза
Лёня, раз я - два раза Лёня. Ножом есть ему было явно неудобно. Да и
сколько он мог зацепить узким лезвием? Вот и компенсировал двойным
черпанием.
Когда подозрительно быстро жало ножа заскрежетало по дну
четырёхсотграммовой банки, Казакевичус почувствовал неладное. Он
вскочил и щёлкнул выключателем. Будка сотряслась от потока ругательств
на русском и литовском языках. Это Лёня увидел предмет, каким я
употреблял пищу. За неимением ложки мне пришлось вырезать полностью
крышку на банке. Слегка завернув краешки, я изготовил не ложку, а
что-то похожее на половник. Естественно, большая часть содержимого
банки уже отправлялась не в желудок товарища, а в мой.
- Гоша! Я от тебя этого не ожидал! – обиженно рявкнул «недоедающий».
- Лёня, - сыто погладил я пузо. - Я сам от себя не ожидал.
Казакевичус выхватил моё орудие труда и, забрав банку, принялся
доедать капусту с рисом. Но там уже почти ничего не осталось.
Управившись с последними крохами, Леня сгрёб со стола весь хлеб и
рассовал его по карманам шинели. После этого он выключил свет и лёг на
свой топчан. До утра он лежал на нём и даже не выходил в парк.
После этого случая Казакевичус долго не разговаривал со мной, почти
три недели! Но спустя этот срок, он, как ни в чём не бывало, подошёл
ко мне:
- Гоша, есть что пожрать?
Эдуард Галеев.
Прислано в редакцию автором.
|